Григорий Ельцов - Антипостмодерн, или Путь к славе одного писателя

Пушкина и Лермонтова Соловьёв перестал любить, хотя раньше он относился к ним с большим уважением. Только когда он разговаривал с кем-нибудь, кто не разбирался в литературе, Пушкин и Лермонтов приходили Соловьёву на помощь, и он начинал говорить о них даже с восторгом. Но как только находились люди, разбирающиеся в творчестве Пушкина или Лермонтова, Соловьёв сразу же переставал восхищаться этими двумя поэтами.

Соловьёв стал жить мечтами и ожиданиями. Он не сомневался, что когда-нибудь он отправится в свой собственный полёт, иначе же не может быть, не будет же он вечно жить в этом привычном скучном мире. Перед ним когда-нибудь откроется мир больших возможностей, надо только подождать.

Между тем в компании стали появляться девочки и, соответственно, увеличилась необходимость производить впечатление. До этого Соловьёв в основном производил впечатление в компании тем, что был таким же, как все. Соловьёву эта роль, конечно же, не нравилась, но он боялся, что стоит ему только начать выпячивать свою индивидуальность, как к нему начнут относиться так же, как к Синицыну. Только перед Растворцевым и Синицыным Соловьёв не боялся выпячивать свою индивидуальность. Другим же Соловьёв считал нужным только иногда говорить что-нибудь о книгах, о стихосложении, да и вообще любил Соловьёв иногда напомнить своим друзьям, что он хоть и не сильно отличается от всех, но всё же сделан из другого теста. Он знал, что это может пригодиться: опыт общения с деревенскими ребятами и игры с ними во всякие казаки-разбойники были свежи в памяти Соловьёва.

Но вот как быть с девочками, Соловьёв вообще не понимал. В школе он старался избегать общения с ними; он не считал, что кто-то может им заинтересоваться, да и не так уж сильно он хотел, чтобы им кто-то заинтересовался. Но в одну девочку он всё-таки влюбился без ума. Это была Маша Прохорова, занимавшаяся волейболом. Маша была выше Соловьёва почти на голову, и уже одно это здорово уменьшало шансы Соловьёва на взаимность. Но даже если бы Соловьёв был выше, вряд ли бы Маша Прохорова обратила на него когда-нибудь внимание. По крайней мере, так считал сам Соловьёв. Но он не сильно огорчался по этому поводу; он надеялся только на будущее. В будущем всё должно будет измениться. Не вечно же он будет находиться в тени более высоких ребят. А пока он выбрал конформистскую модель поведения в женском обществе, то есть он вёл себя с девчонками так же, как все другие ребята, – грубо, пошло и цинично. Хотя не таким он был на самом деле! Ему просто пришлось играть по правилам других людей, так как играть по своим правилам он ещё не был готов. Но воображение подсказывало ему, что потом всё будет по-другому. Правда, оно ничего не говорило ему про Машу Прохорову, как будто не было места возлюбленной Соловьёва в будущем. Впрочем, в будущем Соловьёва, которое рисовало ему воображение, не было места никому, кто знал его нынешним, то есть неполноценным.

К Маше Прохоровой Соловьёв вообще боялся подходить.

Каково же было удивление Соловьёва, когда он узнал от Растворцева, который в свою очередь узнал от одной девчонки, что в него влюбилась Настя Орлова! Соловьёву было, конечно, приятно узнать такую новость, но нельзя сказать, что он так уж сильно обрадовался. Настя Орлова хоть и не была страшной, но с Машей Прохоровой сравниться по красоте не могла. Эта новость придала Соловьёву уверенности. Он помнил, как недавно, шутя, боролся с Настей, которая, вероятно, ожидала того, что Соловьёв её прижмёт к себе, но Соловьёв этого не сделал, а вместо этого ослабил хватку и вообще повернулся спиной к Насте, чувствуя на себе её взгляд. А когда Соловьёв повернулся, он увидел странный блеск в глазах Насти. Соловьёв не сомневался, что именно этот эпизод привёл к тому, что Настя Орлова в него влюбилась. Ему доставляло удовольствие сознание того, что он вёл себя с ней грубо, может, не так грубо, как мог бы повести кто-нибудь другой на его месте, но всё же он с ней боролся, а не разговаривал о книжках. Теперь Соловьёв даже почувствовал на какое-то время своё сходство с другими людьми; чувство неполноценности как будто покинуло на время его. Он такой же, как все! Значит, он может писать простые стихи, как Пушкин или Лермонтов, даже несмотря на то, что эти стихи будут намного хуже! Теперь он может читать любимые приключенческие романы, а не только серьёзную литературу!

Но свобода Соловьёва от жизненных целей длилась недолго. Настя Орлова была хорошей подругой Маши Прохоровой, поэтому Соловьёв не сомневался, что его возлюбленная знает о том, что он любим. И это позволило Соловьёву быть увереннее с Машей. Теперь он не боялся с ней заговаривать, не боялся ей говорить какие-нибудь пошлости и глупости. Но Маша оставалась равнодушной к вниманию Соловьёва. Казалось, её даже удивляло, как её подруга могла влюбиться в Соловьёва.

А вот с Настей Орловой Соловьёв, напротив, боялся заговаривать. Не нравилась она ему, и всё тут. Не нравилась, возможно, именно потому, что была влюблена в него. Соловьёву спустя какое-то время даже стало доставлять удовольствие причинять Насте душевную боль; всем своим видом он стал показывать, что такой парень, как он, никогда в жизни не обратит внимания на такую девчонку, как она. И поэтому он стал хвастать своими литературными знаниями, поэтому стал рассказывать в компании о том, какие книжки ему нравятся. Пускай Настя понимает, что Соловьёв сделан из другого теста и что она ему не пара.

Вскоре Соловьёв обнаружил, что Настя будто охладела к нему. Об этом говорило хотя бы то, что она стала весёлой, много разговаривала с другими ребятами и с Машей Прохоровой, хотя в последнее время с Машей Настя почему-то совсем не разговаривала. И тут Соловьёв начал ревновать, задаваться различными вопросами. Может, он зря пытался своими речами отдалить от себя Настю? Может, не такая уж она и плохая девчонка? Его бесило то, что Настя, казалось, вообще начала удивляться тому, что умудрилась влюбиться в Соловьёва. И как Соловьёву хотелось вернуть её любовь! Но сделать это было невозможно. Из этого случая Соловьёв вынес кое-какой урок – он стал понимать, что его индивидуальность не интересна девушкам, но отказываться от этой индивидуальности он не собирался. Напротив, он стал считать себя особенным. Все эти настьки прохоровы – пустышки; конечно же, где-то есть люди, которые должны оценить его по достоинству. Пока таких людей он не знал, но он не сомневался, что, чтобы обратить на себя их внимание, необходимо действовать.

В старших классах перед Соловьёвым, так же как и перед всеми его одноклассниками, встали вопросы: в какой институт поступать, какую специальность выбрать, стоит ли вообще учиться дальше? Многие одноклассники Соловьёва записывались на различные курсы, а вот Соловьёв никак не мог определиться. Ему хотелось изучать и литературу, и биологию, и даже экономику, потому что большинство его одноклассников хотели стать именно экономистами и заразили своей идеей даже Соловьёва, никогда не страдавшего стадным чувством. Однако вскоре Соловьёв полностью отбросил мысль об изучении экономики. Конечно же, никакой он не экономист, решил Соловьёв.