Александр Иличевский - Справа налево

В Гегарде после службы из церкви живописно выносят большие корзины с хлебом: этот хлеб предназначен для обряда «матах»; теперь его полагается раздать бедным. Дословно «матах» означает «подносить соль», и главный смысл этого обряда – дар Богу через сотворение милостыни бедным, пожертвование. Пожертвованы могут быть мясо животного, которое должно быть особью мужского пола (ягненок, бычок, голубь или петух), хлеб и соль. Традиционен и символический матах, когда в небо выпускается голубь.

Восхождение на Арарат – обязательный пункт развития самосознания. Обзаводятся нехитрым снаряжением, собираются в паломнические группы и возвращаются с фотографиями, сделанными на вершине великой горы: люди в альпинистских очках стоят в снегу на коленях и молятся.

Некогда студент МФТИ, а ныне священник отец Месроп (Матевос) Арамян говорит, что Арагац – женственная гора: она вся сочится водой и плодоносит – пастбищами, садами, бахчами, а Арарат – гора мужская: сухая, сдержанная, пустынная и суровая… В последнее время Арарат посещают всё больше паломников.

По дороге в Амбердский замок, выстроенный еще в VII веке и служивший военным оплотом княжеской династии Багратуни, останавливаемся, чтобы побеседовать со старушкой. В белоснежных кофточке и платке, с посохом в руках и котомкой за спиною она стоит на склоне по пояс в травах. Зоя-джан прекрасно говорит по-русски, она долго жила в Иркутске. Сейчас время сбора зверобоя и кипрея, пучки которых торчат у нее из котомки. Окрест кипят-гудят пчёлы, и храм цветущего куста шиповника на обочине дороги раскланивается с нами под ветром.

В горах ветрено, и обжигает солнце. Трав множество, самые пахучие – полынь с маслянистыми семенами и мелкая пижма. Дорога из Араратской долины на Арагац карабкается по языкам лавы. Несколько километров едем по мощному оползню, который вкрадчивым своим течением, преодолевая в год по метру, сдирает асфальт, разламывает толстенные подпорные стены и прорезает овраги, из которых еще надо уметь вырулить. После обсерватории, где экскурсовод с большей охотой рассказывал о целебных свойствах тутовки (рецепт для нормализации пищеварения и нервной деятельности: двадцать грамм утром натощак), нежели о проблемах астрофизики, дорога упорно взлетает петлями вверх, оставляя позади ярусы предгорий. Постепенно становится не по себе от исподволь набранной высоты, ибо земля закругляется под колесами, – почвы всё меньше, неба больше.

Перед нами Татев – первый университетский центр Армении, куда мы прибыли на фуникулере, тянущемся пять километров над Воротанским ущельем на самолетной высоте. У входа в этот монастырь IX века сидит беременная женщина в розовом платье и шляпке и что-то увлеченно разбирает вилкой в судке, установленном на ее великолепном животе. Неподалеку работницы моют шерсть в воде из источника (к роднику в древности всегда привязывалось любое строительство) и раскладывают на просушку. Оглядываясь вокруг, снова и снова вбирая в грудь воздух, понимаешь, что лучшее место для съемок экранизации «Игры в бисер» Германа Гессе вряд ли еще отыщется.

Мы снова перелетаем на фуникулере через километровую пропасть и теперь петлями спускаемся в нее по отличной дороге столь стремительно, что, как в самолете, закладывает уши. В глубине ущелья гремит река, впившаяся в выглаженные паводком камни так глубоко, что со скальной перемычки, называемой Чертовым мостом, только слышно, но не видно поток.

Шнорхакалутюн – «спасибо», и трудность проговаривания такого количества шероховатых, как туф, слогов уже говорит о весомости благодарения. Более короткая форма повсеместно звучит как «мерси» (например, можно обменяться «мерси» с продавцом, покупая бутылку гранатового вина на базарчике в Гегарде) и не имеет никакого отношения ни к Шарлю Азнавуру, ни к заимствованию из русского, образца XIX века. Немногие знают, что изначально эта форма благодарности в Армении звучала «Мерси, Наполеон» и имелся в виду совсем не Наполеон I, а сын Наполеона Жозефа и Клотильды Савойской. В 1886 году, после изгнания французским парламентом Бурбонов, Орлеанов, Бонапартов, он нашел прибежище в России, в 44‑м Нижегородском драгунском полку. Следующей ступенью его карьеры стало назначение командующим Кавказской кавалерийской дивизией и затем военным губернатором Эривани, которая тогда была совсем не мононациональным городом и во времена Османской империи чудом осталась за армянами. В 1905 году революционное народное недовольство с помощью погромов и резни было стравлено в трещины национальных напряжений. Тогда Луи Наполеон военной силой воспрепятствовал резне во вверенном ему городе и заодно в Кутаиси (см. мемуары итальянского путешественника и дипломата Луиджи Виллари). С тех пор армяне, уже позабыв о первопричине, не устают повторять: «Мерси» – подразумевая «Мерси, Наполеон», – и путешественники с удовольствием присоединяются к их благодарности.

Перевал у молоканского села Семеновка – по дороге из Дилижана на Севан. Сейчас он спрямлен двухкилометровым тоннелем, пронизывающим горную гряду, и село приходит в упадок, жители разъезжаются: бессмысленно обитать у пересохшей реки и заброшенной дороги. Здесь в окрестных горах служил в Александропольском лесничестве отец Маяковского, и переезд семьи в Грузию почти совпал с рождением поэта, так что армяне вполне имеют право на гипотезу, что автор «Облака в штанах» был зачат над Севаном.

И вот еще парочка неизбежных межкультурных анекдотов. Один из вице-губернаторов Эривани Никифор Блаватский составлял неравный брак с юной Еленой, по мужу – Блаватской, которая оставила воспоминания о своих путешествиях с курдскими нукерами – телохранителями супруга – по Араратской долине, где ее впервые посетили мистические видения.

После поездки в Армению Мандельштам стал звать Ахматову Ануш. Это не только распространенное женское армянское имя. Есть еще и присказка, употребляемая после выпитого тоста, – вроде нашего междометия, извлекаемого носом над ломтем ржаного хлеба: «А-нуш», что значит по совокупности: «чтобы не сильно [запьянеть]», «чтоб легко пошла», а дословно: «сладкого тебе».

Средневековый храм Гегард. Вечерний ветер спускается в Араратскую долину. Шумят и клонятся сосны, туи. Ветер шумно рассекается их остистыми кронами.

В армянских церквях нередко можно встретить надгробия княжеских захоронений. На детских безымянных надгробиях нет надписей и только вырезан человеческий силуэт. Надгробными плитами народных героев и воинов может быть замощена дорога к храму. Наступая на могилу, путник оказывает милость душе погребенного, ибо армяне не верят в людскую безгрешность, и попрание праха помогает отмолить упокоенную душу.