Ирина Туманова - Приоткрытое окно

Сначала я так и думала, просто мне казалось – это я, реальная! А это он – неожиданно возникший, самый желаемый и нежный, загадочный, еще не понятый, но уже с появлением первых стихов уходящий… Это как магия: есть любовь, причиняющая нестерпимую боль, но нет стихов. Появляются стихи, уходит боль, ты исчезаешь в ином пространстве страниц…

Ты и я – это гораздо больше, чем просто мы… Возможно, это те двое, что идут навстречу, обнявшись, по другой стороне улицы, и их путь так не похож на наш. Они пройдут мимо, не разжимая рук. Возможно, это старик и старушка. Не обращая внимания на московскую грязь, выползают на солнышко посидеть плечо к плечу все на те же Чистые или Патриаршие пруды и улыбаются своими морщинистыми лицами всем влюбленным на свете. Или это те, не чужие мне, дети, которым давно уже кажется, что про любовь уж им-то известно все, и лучше, чем мне. Эти дети уверены: они взрослее взрослых и мудрее мудрых. В силу каких-то законов получилось, что моя любовь и мой «ты» оказались близкими и понятными разным людям вокруг.

Джейн лежала на горячем песке, легкая набегающая волна ласкала нереальной теплотой. Вокруг ни души… Глаза закрывались от палящего солнца, но от чрезмерного любопытства иногда подсматривали за течением жизни вокруг. Цветные рыбки пытаются откусить палец, так щекотно. Маленький прозрачный крабик (морской паучок), подумав, что он один на берегу, отважно вышел на охоту, короткими перебежками продвигается от кромки воды в сторону тропических зарослей.

Неожиданно вдалеке показалась пара. Один глаз Джейн плотно притворно закрылся, второй, наоборот, усилил контроль за ситуацией. Красивые люди! Он – хрупкий, высокий, мускулистый, загорелый. Хорошо сложен, мужская сила в плечах и уверенность в походке, светлые, достаточно длинные вьющиеся волосы. Как маленькую птичку, держал он в своей огромной руке ее ладошку. Именно держал, чтобы она не упорхнула, прижимал руку с ладошкой к своему горячему телу. Свободными руками они размахивали и шли нога в ногу очень быстро, молча, но со светящимися глазами и улыбкой. Она – загорелая хрупкая травинка. Прошли мимо. Правый глаз Джейн быстро закрылся, чтобы не смущать чужую любовь. Он был очень молод, красив. Женщина источала здоровье и силу, лишь лицо предательски выдавало возраст. Она не прятала глубоких морщин, смело и мудро смотрела снизу вверх на своего спутника. Нет, он никогда не оставит свою подругу. Только однажды она упорхнет от него маленькой птичкой-душой на остров, на котором они сегодня так счастливы вместе. Джейн поймала себя на мысли, что уже не закрывает глаза, а смотрит пристально вдаль на убегающее за горизонт солнце. Жизнь прекрасна. Чужая любовь – это неизведанная сказка. И как по-разному она приходит и уходит.

Весь следующий месяц был расписан буквально по минутам. Псков, неделя в Риме с мужем, съемки в Ялте, открытие второго арт-салона. Вчера вечером Ника вдруг вспомнила, что полгода назад звонили старые друзья и, будучи навеселе, радостно кричали про какую-то встречу летом. Ника разумно протестовала: «Нет, нет. Совсем не могу! Точно – нет!» Внезапно кто-то хитро крикнул в трубку: «Да, кстати, будет Кирилл. Представляешь, сколько лет прошло, а мы его все-таки нашли. Соберется человек двадцать, не меньше», – продолжил другой голос, не преминув, как водится по пьяному делу, значительно преувеличить. «Кстати, запиши его телефон. Ха-ха… Да он сам тебе его сейчас продиктует. Ну, чего ты там не можешь, понятно, ты ведь у нас деловая…» Щелчок в трубке, чужой, но приятный голос. Вот сейчас перед ней лежит клочок бумаги с его телефоном. Господи, он тогда, кажется, учился в седьмом классе. Ника машинально убрала бумажку в ящик рабочего стола.

Она и не собиралась на встречу старых друзей. Прошел месяц, два месяца… В конце четвертого, кажется, это был май, Ника набрала номер и тому, чужому, приятному голосу, сказала: «Привет! Я решила, что приеду, только прилечу не из Москвы, а из Рима утром, да пока точно не знаю, какой рейс». Их разъединили. Никаких звонков на эту тему больше не было. Пронеслась весна в делах, путешествиях, с семьей. В силу каких-то непонятных обстоятельств она летит… Рейс никому не сообщала, ни с кем не говорила . Пусть ее не ждут те самые двадцать человек. Когда-то такие близкие, почти родные, одноклассники… Она думала: «Подъеду, встану напротив кафе. Если никого не узнаю, тихонечко уйду…»

Объявили посадку. В этом городе она раньше не была. «Ничего, ерунда, возьму такси, доеду до отеля, отдохну, потом на встречу», – подумала Ника. Толпа таксистов буквально вырывала чемодан из ее рук. Она старалась не смотреть им в глаза, неслась по этому воющему коридору. Удивляясь себе, почему-то уверенно заявляла, что ее встречают. Сколько рейсов из Рима сегодня? Сколько часов ему нужно, чтобы добраться до аэропорта? И помнит ли он вообще, что она звонила, или принял этот звонок за старую школьную шутку? Глупости, его нет в толпе, так и должно было быть.

Через секунду их глаза встретились. Он держал в руках полевые цветы и улыбался. Колоски, васильки, маки, ромашки… Она засунула нос в самую середину букета и, зажмурившись, вдохнула поле. Спасибо! От него пахло свежестью. Улыбка, белая рубаха, джинсы, не лысый, не толстый, не старый, смуглый от солнца. Стало волнительно и звеняще тихо. Как тишина пронзительно звучит! Это память, память в тишине кричит:

Она уже плыла за ним в толпе, не думая больше ни о чем. Как в детстве, он держал ее за руку. Она не стала тянуть его в такси. И, словно сговорившись, они пошли к рейсовому автобусу. Кирилл своей мужественностью словно оберегал ее от толпы и мелких неурядиц. Отель у нее был самый дорогой, в центре города. На темы цен, привычек, образа жизни они не собирались говорить. Почему-то было хорошо молчать вместе. Завтра их пути разбегутся, может – на годы, может – навсегда. Этот день сегодня должен быть бесконечным и чистым. На нее нахлынули чувства, в подобной форме их давно не наблюдалось. Такого количества солнца и тепла не бывает в одном дне. Она чувствовала себя девочкой. Хотелось целоваться, гулять, взявшись за руки или зацепившись за ремни джинсовых брюк. Причем, не сговариваясь, они сразу это и сделали. Поцелуи те же, походка та же, глаза те же, талии – не толще… Он сильно вырос, вокруг глаз – веселые мелкие морщинки. Время остановилось. И они затаились в предвкушении чего-то нового. Ника знала: когда отдаешь свою душу во власть эмоциям, то сила эмоций не несет за собой разрушения, а способна творить только Благо: создавать полотна картин, стихи, музыку. Все это она ощущала сегодня в себе. А он царил везде. Его руки, глаза, голос, обволакивающий, как паутина, тянули в мир приключений. И при этом он не совершил ничего постыдного или вольного, что приятно радовало Нику. Мальчик из 7-го Б стал мудрым, спокойным, очень волевым мужчиной. Он не сказал: «Наверное, я мешаю, располагайся, я буду ждать в вестибюле». Кирилл сказал: «Я вижу, ты ко мне еще не привыкла, буду ждать внизу». От этой фразы ее ноги вдруг стали ватными, подумала: «Нахал или я дура. Пятизвездочный отель, никого, завтра уезжать. Кирилл такой большой, любящий… Казалось бы, лови момент. Интересно, как можно через столько лет так убедительно, в течение часа, изобразить любящего. Нет, тут нет игры! Удивительная штука – жизнь! Наше прошлое за плечами. У меня хорошая привычная жизнь, дети, любимый муж. Про него – сегодняшнего я пока вообще ничего не знаю». Мысли стали обрывочными, противоречивыми, в висках застучало… «Ушел! Шквал, Рим, самолет, аэропорт, букет, теплый город, отель. Я здесь одна, а он там, в вестибюле. Пойду в душ, вода освежит голову. Принесли вазу для букета… Ника сидела на стуле в махровом халате, с мокрой умной, но сомневающейся головой, смотрела сквозь цветы: «Ну не умею я так: в омут с головой, спустя двести лет, а завтра уезжать». Кирилл напомнил ей доброго волшебника из сказки. И тогда, когда они ехали в автобусе, не замечая никого вокруг, и после, когда он, не напрягаясь, нес большой чемодан с нарядами от кутюр по огромной улице. Остановившись перед отелем, Кирилл тихо сказал: «Ты пойми, мы не взрослые, все только начинается». Как он наивен, может, он художник? Ника вдруг поняла, что странное сочетание его мужества, красоты, надежности и запредельной наивности опускает ее на землю. Она решила, что когда-нибудь потом все будет еще прекраснее, если это «все» не случится сегодня.