Ольга Фост - Доля мастера

Ротик её сложился в очаровательный розовый бутон, и она выжидающе посмотрела на мужчину, по извечной женской хитрости якобы отдавая инициативу ему. Что было совершенно точно понято и принято. Щёлкнули каблуки, склонилась голова, качнулись белокурые пряди:

– Дониэль Тинген к вашим услугам, мадемуазель!

Мадемуазель снисходительно улыбнулась этой старомодной провинциальной церемонности – кроме самоходных экипажей и обязательного вечернего освещения улиц фонарями на частых высоких столбах, из мировых столиц навеяло попутными ветрами простоту нравов и пренебрежение такими мелочами, как этикет. И если люди в летах ещё что-то там соблюдали, то современная молодёжь уяснила быстро: все люди – братья-сёстры, или, по крайней мере, возможные любовники – ну а заживо похоронившие себя знахарки и иже с ними пусть отдыхают в сторонке.

И маменькина наука не прошла даром: понравившегося мужчину надо проверять на боеспособность с места в карьер. Юная красавица долго посмотрела Дону в глаза. Медленно и пристрастно огладила взглядом от лица вниз… по раскрытому вороту, неуклюже надетому фартуку и мыскам добротных туфель.

По-прежнему неторопливый, взор поднялся до гладко выбритого подбородка и остановился на твёрдых и плотно сжатых сейчас губах, не замечая полыхающих румянцем щёк.

Лицедействовать, впрочем, умеет каждый, а вот чувством такта одарены далеко не все – но девица прекратила паузу вовремя:

– А у меня три имени.

От звука её певучего, с лёгким вызовом голоса Дона окатило томительно сладкой волной, захотелось ощутить его пальцами, языком, губами, раствориться в этом голосе всем существом.

Юная же хулиганка продолжала:

– Для мальчишек я Аннет, – сочные губы изогнулись в привередливой улыбке, а тонкий стан – в изысканной позе, скопированной из столичного журнала «Придворная модница». Она чуть склонила головку набок и стрельнула глазами в свою осчастливленную этим фактом жертву:

– Дома и для друзей я – Тони.

Дон, который за свою кочевую жизнь выучил немало наречий, в этот момент совсем некстати вспомнил выражение «упасть в любовь» – и представился ему бесконечный полёт в эту пропасть… дыхание перехватило.

– А для интересных мужчин, – тут красавица взглянула на Дона в несомненном раздумье, подходит ли ему это определение, и повторила снова, на сей раз подчеркнув интонацией главное, – а для интересных мужчин я – Нинон.

И замолчала, уже нескрываемо наслаждаясь замешательством человека старше себя… а вот опытнее ли – это ещё вопрос. Но молчал и он, и только смотрел так, словно всё уже для себя решил. Девица не выдержала и отправилась в дальнейшее наступление:

– Так как бы ты хотел звать меня?

– Антонина! – голос вошедшей в комнату Динь звенел от возмущения. Склянки и флаконы в небольшой корзинке, которую знахарка держала в руках, звенели столь же сердито.

Поименованная Антонина заговорщицки улыбнулась Дону и грациозно обернулась к подруге:

– Здравствуй, Ди. Какой у тебя в доме симпатичный кавалер нашёлся. Что же ты его от нас прятала, молчунья?

Кто бы другой в этой ситуации обиделся: ведь знает же, знает эта красотка, чем платят знахари за свой дар. Но Динь во всех и каждом видела того ребёнка, которым человек когда-то был и в глубине души остаётся до самой смерти. Именно с ними, с этими малышами, и общалась знахарка… Дети, шебутные, капризные, милые вы все дети…

Посему, чтобы там ни измышляли столичные модники и подражающие им провинциальные дивы, а этикет – вещь чрезвычайно удобная, и вряд ли когда-нибудь придёт время списывать вежливость в утиль.

Да, требования хорошего тона нас безусловно ограничивают – но может, оно и к лучшему?

– Антонина, позволь представить тебе друга нашей семьи, Дониэля Тингена – Дон, я счастлива познакомить тебя с моей подругой, Антониной Лармур.

Но только Дон собрался опять поклоняться и щёлкать каблуками, как взбалмошная Аннет, а может, Тони, но гораздо более вероятно, что Нинон, весело расхохоталась, захлопала в ладоши и возгласила на южный манер и слегка грассируя:

– Bravissimo!

Атмосфера окончательно утратила скованность – Дон изобразил голосом и губами нечто бравурное, хохочущая Тони подразнила взглядом Динь. Рассмеялась и та, и под напеваемый Доном марш весело позвала всех в гостиную.

Случайностей не бывает – а если всё-таки происходят они, то лишь потому, что мы просто не знаем причин, которые привели к неожиданным, на первый взгляд, следствиям.

Кто скажет наверняка, судьба ли свела вместе эту троицу? А возможно, то всё привиделось во сне Творцу – и, пробудившись, пожелал он воплотить пригрезившееся?

Какой ответ ни дашь, будет правильным – за несколько дней до того, как Динь, Дон и Тони весело болтали в маленькой белой гостиной под сладкий яблочный сок, госпожа придворная звездочея София Ламендор явилась к её императорскому величеству Елизавете с внеочередным и в высшей степени секретным докладом.

Настолько секретным, что беседа их происходила в дальнем уголке дворцового парка, возле небольшого мраморного фонтана, журчание струй которого непременно вызвало бы прилив экстатической радости у натуры восторженной. Но, кроме того, оно надёжно защищало собеседниц от чужих ушей.

– Так, стало быть, вероятность есть?

София помолчала, раздумывая над ответом. Пальцы королевы меж тем задумчиво поглаживали короткую складчатую шерсть на загривке моднейшей собачонки, чванную мордочку которой то прятали, то вновь открывали пышные оборки рукавов её величества.

Язык с трудом поворачивался назвать непонятную эту мелочь собакой – мелкая, толстая и почти лишённая растительности на теле, она являлась результатом того противоестественного отбора, которым склонны увлекаться зазнайки, считающие, будто законы природы писаны не для них. Некстати София вспомнила, что появилось на свет жутковатое это существо только при помощи специально обученной тому повивальницы – а нынче при собачке королевы состоял персональный врачеватель.

– Ваше величество, шанс очень небольшой. Более того, все девять месяцев великой княгине придётся провести в совершеннейшем покое – а это значит…

– Всё пустяки, дорогая, по сравнению с необходимостью родить престолу наследника. Алиса воспитывалась в сознании своего долга…

Когда царственные особы столь многозначительно умолкают, их подданным стоит немедленно прикусить язычки – во избежание неприятностей голове. Особа уже давно всё для себя решила, и знать не желает никаких «но» – ей подавай воплощение её высочайшей правоты.

Что ж, на то она и особа – а мы здесь, чтобы напоминать об этих самых «но»: