Александр Филиппов - Время 37-го

– Во, блин, даёт! – простодушно изумился Кандыбин, но на него дружно зашикали, засверкали гневно очами.

В голосе президента, будто услышавшего реплику агрария на далёкой заимке, зазвучали железные нотки:

– Я много езжу по стране, встречаюсь и беседую с простыми людьми. Иногда эти беседы носят очень доверительный, личный характер. И с полной ответственностью могу заявить, что люди устали. Они требуют от своего президента самым решительным образом искоренить из нашей жизни такие позорные явления, как взяточничество, воровство, некомпетентность представителей всех уровней власти. И я полон решимости – добиться этого в наступающем новом году. Настало время суровых решений. В своих действиях я намерен опираться на помощь добросовестных тружеников, честных управленцев, общественных организаций, политических партий, на помощь всего народа. На вашу помощь, друзья!

При этих словах прокурор и полицейский, не сговариваясь, поставили бокалы с шампанским на стол, вытянули руки по швам.

А президент продолжил проникновенно:

– Прежде всего, необходимо, чтобы наши люди, весь российский народ, поняли всю глубину опасности, которая угрожает стране. И отрешились от благодушия, от беспечности, пагубных в настоящее время. Внешний враг жесток и неумолим. Он ставит своей целью захват наших земель, политых нашим потом, захват нашего хлеба, наших нефти и газа, добытых нашим трудом. Он ставит своей целью разрушение национальной культуры и национальной идентичности народов, населяющих Россию. Но есть ещё и враг внутренний. Ещё более коварный и беспощадный, чем враг внешний. Потому что он умело маскируется, вредит исподтишка, пользуясь нашей доверчивостью и попустительством. Своими коррупционными действиями подтачивает страну изнутри. И в этой ситуации я особую надежду возлагаю на наши правоохранительные органы. Именно они, не считаясь с занимаемыми должностями и прежними заслугами, должны искоренять всё, что мешает поступательно развиваться нашей стране, тех, кто пытается нажиться за счёт государства, за счёт простых сограждан… Ежовыми рукавицами, не побоюсь такого сравнения, искоренять… Друзья! – сказал после недолгой паузы президент. – Наши силы неисчислимы. Наше дело правое. Вместе мы преодолеем любые трудности. Победа будет за нами. С Новым годом!

Изображение мигнуло, и место президента на экране заняли часы Спасской башни. Кремлёвские куранты принялись неумолимо, громко, размеренно отсчитывать секунды до наступления нового судьбоносного года. Пять… четыре… три… две… одна… Бабах!

В заимке все аж подпрыгнули – это шандарахнула-таки пробка из бутылки шампанского, которую всё время выступления президента Помогайбин судорожно сжимал в побелевших от напряжения пальцах.

– М-мда… с таким вот Новым годом, друзья! – с некоторой обескураженностью в голосе произнёс глава, и потянулся фужером к гостям.

Выпили, молча, опустились на стулья, растерянно поглядывая друг на друга.

– А вы заметили, – нарушил гнетущую тишину редактор районки Полосатов, – что когда президент произносил своё… э-э… поздравление, у него губы двигались не синхронно словам? Наверняка запись монтировали, переписывали…

– Ну, знаете, это ж не просто поздравление! Вроде: трали-вали, с наступающим, желаю счастья, чмоки-чмоки… – вступился за главу государства Киваев. – Это, можно сказать, программная речь. Обращение за поддержкой к народу! Может быть, какие-то моменты, фразы и подкорректировали…

Прокурор Сидякин грохнул вдруг кулаком по столу так, что тарелки и рюмки подпрыгнули:

– Не сметь! Не сметь дискредитировать выступление президента страны!

Гости опустили глаза, а вольнодумный редактор, стушевавшись, забормотал:

– Да разве ж я дискредитирую? Я наоборот, поддерживаю всячески… и проникаюсь…

Исчезнувший было в этот момент из-за стола, Помогайбин вернулся, объявил встревожено:

– Коллеги! Там водители волнуются – верховая метель пошла. В степи буран начинается. Надо выезжать, а то нас тут заметёт, неделю не выберемся…

Александр Иванович поднялся решительно:

– Ну, давайте на посошок, друзья, и в дорогу. Завтра, в связи с чрезвычайно сложившимися обстоятельствами, предлагаю всем с утра находиться на рабочих местах. Наверняка поступят какие-то указания свыше, и… вообще…

Застолье быстро свернулось, и через несколько минут колонна джипов, урча моторами, покинула гостеприимную заимку.

За пределами лесного затишья открытое пространство степи встретило их упругим ветром, снегом, валившим густо, стеной. Просёлочную дорогу замело, и мощные автомобили, беспощадно вспарывающие темноту и снежную круговерть кинжальным светом ксеноновых фар, едва пробивались сквозь полуметровые, росшие на глазах, сугробы.

– В «Целинник»? – поинтересовался у главы Михалыч, бессменный водитель, много лет, колесивший по здешним полям, и теперь каким-то шестым чувством определявший нужное направление при нулевой практически видимости.

– Домой! – коротко приказал Киваев, и, отвечая на удивлённый взгляд шофёра, досконально знавшего порядок традиции новогоднего торжества (сперва на заимке, среди своих, потом с жёнами, в ресторане ДК «Целинник»), пояснил скупо. – Заедешь в ресторан, супругу, Валентину Степановну, заберёшь. Завтра в семь тридцать за мной. На работу.

Вымуштрованный Михалыч молча, кивнул. Научился за много лет, обслуживая начальство, не задавать лишних вопросов.

Александр Иванович, отпустив машину, кое-как, ногами разворошив наметённый снег, открыл калитку в металлических воротах, и будто со стороны, придирчиво, осмотрел свой коттедж. Высокий, в два этажа, сложенный из красного стерлитамакского кирпича специального обжига дом не кичился архитектурными излишествами, свойственными подобным строениям последней четверти века. Был строг и по-сельски добротен, функционален. На первом этаже – просторная прихожая, через двустворчатую дверь направо – гостиная, с огромным, на полстены, телевизором. Слева – большая кухня со всеми соответствующими прибамбасами: обширным, как шифоньер, холодильником, японской газовой плитой, посудными шкафами и полками, барной стойкой итальянской работы, длинным разделочным столом с мраморной столешницей… всё как у людей! Далее – ванная комната, туалет, кладовая. На втором этаже – четыре спальные. Для него, жены, дочери, и одна гостевая. Ничего лишнего! Никаких биллиардных, зимних садов. Интересно, к его жилищу можно придраться? На предмет того, что возведено оно на нетрудовые доходы?

Придомовая территория, скрытая сейчас буранной мглой, тоже довольно скромная. Участок двадцать соток, фруктовый сад – яблони, груши, облепиха, полезная для желудка. Ну, ещё кусты малины, смородины, крыжовника – как же без них? У крыльца – розы, но сейчас их из-под снега не видно. На задах – банька рубленная, всего-то двадцать четыре квадратных метра полезной площади, бассейн малюсенький, только что оттолкнуться да проплыть с парой взмахов руками от борта до борта, гараж на две машины. Сарай – без него сельскому жителю опять же никуда, тёплый. С птичником, свинарником, хлевом для коровы. Сейчас-то, конечно, помещения пустуют, но уйдёт же, он когда-то с должности главы на пенсию? Вот и займётся на полном серьёзе домашним подворьем. Валентина Степановна, небось, забыла уже, как корову доить. Привыкла, что все харчи нынче в магазине есть. Или Михалыч в багажнике завезёт…