Владимир Маталасов - Тайна Вселенской Реликвии. Книга вторая

– Это мои любимцы – красавцы-аподы, очень понятливы и исполнительны, – с нескрываемой нежностью и теплом в голосе, чуть ли не продекламировал Рунгштольф. – Питаются исключительно лишь человечиной.

– Да где же вы им наберёте столько корма? – невольно вырвалось из груди Наваррэса.

– Ну-у, дружище, это уже мои проблемы и заботы, – переходя на покровительственный тон своего гостя, Вилли жутковато рассмеялся и похлопал того по плечу. – Раз вас это интересует, то посмотрите, как это делается…

По каменистой поверхности, почти лишённой какой-либо растительности, не спеша брёл какой-то человек. Походка его не была обременена тяжестью поступи: он шёл легко и непринуждённо, то поднимая голову навстречу лучам нещадно палившего солнца, то направляя свой взор куда-то вдаль, к окраине суши, за которой плескались волны необъятной, водной стихии. Вот он остановился, вытирая носовым платком градом катившийся по лбу пот. На лице его можно было прочесть недоумение, свидетельствовавшее о крайней растерянности и, словно, вопрошавшее: «Зачем и кому я здесь понадобился?» В последний раз, по инерции, осмотревшись по сторонам, он собрался было продолжить свой путь, но тут что-то заставило его резко оглянуться назад. Лицо человека вмиг исказилось испугом, глаза неестественно расширились, а на устах застыл крик ужаса и отчаяния. Последовало непроизвольное защитное движение рук, скрещённых над головой. Отпрянув всем корпусом назад, человек споткнулся и упал. Какая-то большая тень на мгновение заслонила его от солнца. Ещё миг, и он, отчаянно барахтаясь и сопротивляясь, завис в воздухе, подхваченный цепкими когтями одного из трёх атаковавших его аподов. Расправа совершалась в расчетливой, неспешной последовательности, с какой-то изуверской жестокостью. Поднятая высоко в воздух, жертва переходила из когтей одного апода, в когти другого, систематически добиваемая ударами мощных клювов и раздираемая на куски клыками кровожадных пастей. Под самую завязку, вся тройка крылатых вампиров, в когтях одного из которых свисало нечто то, что когда-то называлось человеком, покинула пределы острова и направилась в сторону оконечности банки.

– Сейчас сбросят в одну из «синих дыр», – в сатанинском упоении прокомментировал Рунгштольф. – Тело догложут акулы, а отполированные их зубами кости унесутся в астеносферу…

Бальдомеро не стал расспрашивать, что такое «синяя дыра», астеносфера, и прочие непонятные ему вещи: ему, как никогда, стало плохо. К горлу подкатывал горько-кислый комок тошноты, а голова прямо трещала и раскалывалась.

– А вот ещё один наглядный пример, смотрите, – Рунгштольф коснулся холодной, словно лёд, руки, сидевшего рядом.

На зрителей смотрел человек, державший перед своими глазами пробирку, затянутую сверху крупноячеистой марлей. По стенкам пробирки, медленно перебирая лапками, ползало крылатое насекомое.

– Оса? – всё ещё борясь с тошнотой, справился Бальдомеро.

– Немного не угадали: пчела.

Снова каменистая поверхность, опять человек, только другой, неуверенно шагающий и поминутно озирающийся. Чьи-то руки, но уже в защитных перчатках, стягивают с пробирки марлю, и пчела, почувствовав обретённую свободу, покидает пределы своего заточения.

Вновь – бредущий человек. Вот он производит интенсивные движения руками, словно пытаясь отогнать от себя назойливую муху. Наконец он шлёпает себя по шее. Попытка оказалась удачной, и он рассматривает на своей ладони раздавленное насекомое, а затем сдувает его на землю. Почёсывая ужаленное место, человек возобновляет движение. Но не успел он сделать и десяти шагов, как походка его сделалась неуверенной, шатающейся. Преодолев ещё несколько метров, он беспомощно остановился, как-то сразу обмяк и рухнул на землю…

– Всё! – подытожил хозяин. – Полный расчёт с жизнью!

– Я что-то не пойму…

– А тут и понимать нечего, дружище. Это – пчела, пчела-убийца, я их называю «малютками». Таких у меня тысячи тысяч. Летят «малютки» на температуру человеческого тела, на запах человеческого пота и на биоэнергетическое излучение. Опять же – работа моих учёных-биологов, – вновь не сдержался Вилли, а затем, словно спохватившись, поспешно добавил: – Может хватит на сегодня, господин Наваррэс? У вас очень утомлённый вид… Бен, застопорь кадр! – обратился он к Линку, а затем и к гостю: «Да и осталось лишь всего каких-нибудь два-три незначительных киносюжета».

– Тем более, дорогой мой друг, – в голосе и поведении Наваррэса наметился перелом в лучшую сторону. – Чего уж там, давайте досмотрим до конца и поставим на том точку.

– В таком случае, Бен, поехали дальше, – Рунгштольф прищёлкнул пальцами, и вновь послышалось тихое гудение мотора лентопротяжного механизма. – Это лаборатория моих учёных-ботаников, – пояснил он, кивком головы указав в сторону экрана, на котором возникло изображение небольшого, светлого помещения, вмещавшего в себя с десяток рабочих столов, с установленными на них колбами, ретортами, пробирками, стеклянными соединительными трубками. За столами в рабочих позах сидели сотрудники лаборатории: кто-то манипулировал рабочими инструментами, другой вёл записи в журнале, третий что-то разглядывал под микроскопом… Вдоль дальней стенки виднелась компактная оранжерея, а по бокам – застеклённые шкафы с гербариями, какими-то коробочками, баночками…

– Чем же они у вас там занимаются? – поинтересовался Бальдомеро: он, кажется, отходил от предыдущих переживаний и потрясений.

– Как бы это вам объяснить попроще, – Вилли сделал вид, что задумался. – Ну, например, науке известно, что некоторые почвенные бактерии, такие, как «баццилюс цереус», в несколько десятков и даже сотен тысяч раз чаще встречаются там, где залегают природные запасы золота и меди. Моим учёным удалось в лабораторных условиях воспроизвести и вырастить такое растение, которое способно растворять в себе золото, как в чистом виде, так и в его соединениях. Определяя с помощью почвенных бактерий «баццилюс цереус» места золотоносных залежей, мы засеваем их семенами этих растений. Приходит срок, урожай собирается и подвергается специальной химико-технологической обработке. Благодаря подобному способу, за один год в мои хранилища поступает в среднем около двухсот семидесяти пяти килограммов чистого золота. – На экране показалась открытая дверца большого металлического сейфа, встроенного в стену: на полках его аккуратными, ровными штабелями были установлены небольшие золотые отливки.

К превеликому удивлению Рунгштольфа, Бальдомеро к только что увиденному отнёсся как-то равнодушно: тот сидел, развалившись в кресле, с полуприкрытыми веками, подпирая лоб пальцами ладони; ни один мускул не дрогнул на его лице.