В. Беляков - Про

Наша Людмила Фёдоровна ничего не замечает. Или делает вид, что ничего не замечает – ни одного замечания! Потрясающе. Девчонки и дружба с ними теряют в моих глазах абсолютно всё – это же просто какие-то б…ди, смотри, да им нравится! Дело кончается тем, что гордый Сашка Поликарпов хвастает мне, что перелапал уже абсолютно всех и даже договорился с Надей Сидоровой, что по окончании учёбы в конце мая она ему обязательно даст выеб…ть себя где-нибудь в укромном углу. Я не могу в это поверить. Тогда он приглашает меня пойти вместе с ними после школы домой и просит Надю подтвердить достигнутую договорённость. И Надька, нимало не стесняясь, объявляет мне:

– Да, мы с Сашкой договорились – вот летом встретимся, разденемся, и он меня выеб…т, потому что я знаю, как это делается, и вообще это очень приятно. Так что потерпи немного.

Сашка смотрит на меня торжествующе, и ещё битых полчаса, пока мы идём до его дома, он расспрашивает Надьку о разных подробностях, и она только бубнит:

– Да, я к тебе приду, и ты меня вые…шь, и всё будет хорошо, и никто не узнает, и нечего нам бояться!

Внезапно летом мы переезжаем с мамой-папой на другую квартиру, мне приходится перейти в другую школу и не дождаться этого замечательного момента.

А за год до этого я в первый раз еду на юг. В жизни я ещё никуда не ездил, всё на даче сидел, и мне, обычному совковому уроду, даже в голову не приходило, что можно куда-то поехать, хоть на другой конец света! А в это время мой будущий одноклассник Саша Полуянов, или попросту Лунь, уже второй год сидел на Кипре, где работали его родители, и запросто встречался с Гагариным, который приехал порадовать киприотов своей персоной. И Гагарин ему написал какую-то глупость на фотокарточке. Наверное, она так и затерялась впоследствии, потому что Лунь её везде таскал с собой, разве что жопу не подтирал ею.

И вот моя бедная мама после десяти лет беспросветной жизни решается убедить папу, что ей очень хочется съездить к Чёрному морю, потому что она не отдыхала у моря вечность.

– Ну ведь ты же каждый год по профсоюзной путёвке ездишь бесплатно в Ессентуки лечить свою язву!

Папа страшно озадачен: его попрекают язвой, от которой он загибается. Ну, что делать? Денег ведь всё равно нет – всей семьёй не поедешь! А мама продолжает ныть:

– Ну, вот на работе впервые предлагают за тридцать процентов поехать в санаторий, раньше всё начальники хапали эти дешёвые путёвки на юг, а теперь вдруг мне выпал счастливый билет…

И папа вздыхает, но выдвигает одно условие:

– Хорошо, я отпущу тебя одну на юг… без меня… но только если ты возьмёшь с собой нашего сына – ведь он вообще никогда не был на юге.

Мама на миг обалдела – ведь идёт ранняя весна – март-месяц, я хожу в школу, как же я поеду? Но мама не была бы мамой, она идёт в школу и умоляет Людмилу Фёдоровну сделать для меня, круглого отличника, исключение: разрешить в течение месяца не ходить в школу – ну он всё наверстает! Да ведь мы должны проходить умножение и деление столбиком, это крайне сложный предмет! Ну, он на лету всё схватывает, он всё нагонит. И уговаривает ещё завуча и директора – те должны нас прикрыть и не сообщать в РОНО о моих прогулах. Для всех проверяющих я буду болеть. Это риск, но моя мама просто вся в слезах…

И вот мы садимся в поезд – не в электричку! – я впервые в жизни еду в спальном вагоне! Я открываю для себя, что, оказывается, весь вагон разделён на такие вот купе, где есть четыре дивана, вверху и внизу, и на них мы будем спать ночью. Вот это да! Отправка задерживается – какой-то вагон сломался, ещё не тронувшись с места, и к нам подселяют какую-то тётку из того вагона.

Я взял с собой фотоаппарат – папа в последний момент сюрпризом купил нам в поездку дешёвенькую «Смену-2» и даже торопливо показал и объяснил, как она устроена, как заряжается плёнка, как определяется выдержка и дальность. Правда, я так и не понял, для чего нужна диафрагма, если уже есть выдержка. Зачем открывать объектив то меньше, то больше? Мама мне рассказывает, что папа у нас был когда-то заядлым фотографом и снимал таким смешным фотоаппаратом с гармошкой на пластинки. И даже фотографировал, как они когда-то сами с мамой отдыхали на юге в свой медовый месяц… Для меня это звучит совершенно непонятно: какой-то медовый месяц, папа, оказывается снимал вот эти фотографии… И на них мама заядло играет в волейбол! Просто невероятно! И они вдвоём с папой обнимаются, улыбаются. Погодите, а кто же в таком случае их в это время фотографировал? И папа держит за руку маму… А сейчас они то и дело только переругиваются друг с другом, папа ходит всё время мрачный и угрюмый и как-то неловко улыбается…

Я примерно знаю, почему – я вижу, как мучительно по утрам они торгуются из-за пятидесяти копеек, которые папа просит маму выдать на обед. Столько же стоит голубь на Конном рынке, и Тузовы подбивают меня выгрести хотя бы по 10 копеек из папиных карманов, и таким образом за пять дней накопить на голубя. Но я смотрю на папу и не решаюсь лазить в его пиджаке и брюках…

Но как бы то ни было, мы едем с мамой на юг, ура! Она говорит, что там страшно тепло – как летом у нас в Покровке. Я не могу поверить, ведь в Москве до сих пор лежит снег…

И вот мы приезжаем в совершенно фантастический край под названием Хоста: это всё действительно ни на что не похоже! – пальмы, солнце, загадочное необъятное море, толпы народа, которые почему-то в марте не работают, а шляются по санаториям! Какой-то пахнущий по-другому воздух и непонятный фрукт инжир, про который мама начинает мне что-то торопливо объяснять, но я не могу понять ни слова. Хочется просто попробовать, но он, оказывается, ещё не созрел.

Главное открытие: я не один. Я отказываюсь понимать, откуда все эти толпы мальчишек и девчонок, и почему они не ходят в школу. Но я ещё слишком маленький урод, чтобы засматриваться на девчонок.

То ли будет, когда через года три мы вновь с мамой поедем на юг и на сей раз в Ливадию в Крыму – в этот бывший царский дворец, ставший санаторием, который совершенно спокойно и цинично продолжал зас…аться рабочими и крестьянами со всего Советского Союза. Именно там я встречу свою первую любовь, которой на тот момент будет всего десять лет…

В Ливадию я приехал уже опытным человеком: я уже знал, что мы с мамой пойдём прямиком к заведующему и будем с мокрыми глазами клянчить для меня какое-нибудь жильё подешевле – денег ведь в карманах с гулькин х…й, а кровать для диких лохов в любой ср…ной дыре здесь стоит не меньше трёх рублей! Но мама уже научена опытом Хосты – там ей с середины срока подсказали, что можно избежать обдирания трёх шкур какими-нибудь алкоголиками, а пойти к начальству и выцыганить что-нибудь подешевле. Оказывается, при каждом начальстве есть прикормленные – это всякие родственники, которые сдают дешевле, потому что им сплавляют отдыхающих в первую очередь. Там всё перенаселено, там яблоку негде упасть, но крайне выгодно: можно в одной комнате поселить трёх-четырёх маленьких детей-заср…цев, с которыми матери приезжают отдохнуть, и оптом всё равно получается больше! А главное, матери не жалуются – у них получается вволю времени побл…вать: этих санаторных родственничков можно попросить и накормить нас всяким говном, и уложить спать вечерком без мамы, которая где-нибудь в кустах в это время дуплится по полной программе.