Владимир Коркин (Миронюк) - Сеть судьбы офицера Игоря Ергашова (сборник)

– Уж не меня ли вы, капитан, подозреваете?

– Что вы, избави бог! Но вы же понимаете, что очевидцев той поры сегодня, как говорится, раз-два и обчелся. А вы не так далеко от нас живете. Мы хотим понять механизм мены и определить круг лиц, кто мог бы вообще быть к этому причастен. Совершает преступления человек, который неким образом причастен к ГУЛАГовской поре.

– О! Прошло столько лет. После всех тягот лагерного быта вряд ли кому из еще пока живых по силам заниматься таким опасным ремеслом, как торговля золотом.

– И мы это сознаем. Но кто-то же и как-то причастен к этому.

– Знаете, в лагерях офицеры не отважились бы вести товарный обмен. Им это было и ни к чему. Во время так называемых шмонов, которые проводились очень часто и обстоятельно, охранники, найдя золотишко, могли и без всякой мены часть его попросту прикарманить, и никто этого доказать и поставить им в вину не сумел бы. Зеки карались жестоко за малейшие провинности. Те предпочитали в таких случаях прикидываться невинными овечками: не мое, дескать, ничего не знаю и не ведаю. Однако, кто – нибудь из ушлых бригадиров, а их ставили в лагерях, как правило, из осужденных уголовников, имеющих авторитет в воровской кодле, могли установить контакт с некоторыми охранниками или надзирателями.

– И что, золото и драгоценности имели за колючкой многие?

– Как вам сказать. На этапах часто гибли люди. Возможно потому, что кому-то обмолвились о своей тайне. А в лагере вряд ли бы кто из зека имел солидный запас золота и драгоценностей. Его могли скопить единицы, вероятнее всего из обслуги, и вероятнее всего из числа самих заключенных. Это те, кто в обмен на золото или драгоценности имел возможность отпустить зеку продукты. Вот еда и ценилась за колючкой превыше всего. Кто мог быть причастен из зеков? Ну, хотя бы работники котлопунктов, кто имел прочную и тайную связь с завскладами и местными каптерщиками. Свои же, из числа потерявших стыд и совесть охранников или надзирателей, поостереглись бы иметь добрые запасы драгметалла. Все жили в бараках, скученно. Некто из них, самый ушлый и жестокий, мог так обстряпать дельце, свалив все на заключенных, что отягощенного золотишком могли за понюшку табака, чекушку спирта или кусок сала обворовать, а то и пришлепнуть. В нашем лагере порядки были жесткие, у нас никто бы не развернулся.

– Значит, найти нам какие-то ориентиры не представляется возможным?

– Почему. Пока еще есть живые из бывших зека и лагерных охранников и надзирателей. Покопайтесь, поищите таких. Кстати, так называемые обменные операции были чаще в ходу в ОЛПах, в местах поселения тех зека, кто в основном отбыл свой срок неволи. К слову, лет шесть тому назад в Доме отдыха на Кавказе я встретил бывшего охранника из лагеря под Котласом. Это далеко на Севере, там строили железную дорогу на Воркуту.

– А вы не располагаете его адресом?

– Как же, обменивались адресами. Сейчас поищу. Ага, вот он.

Менее полусуток езды на поезде отделяли Игоря Ергашова от его цели. Коллеги из соседнего региона ничего толкового о Прокопии Ивановиче Хлю-довкине сообщить не смогли. Выйдя на пенсию по северному стажу, он приехал на жительство в маленький райцентр, купил неказистый кирпичный домик и живет сейчас один, поскольку супруга умерла, а дочь замужем за бригадиром путейцев. Семья дочери обосновалась в том же селе. Вот и все, что ему было известно о человеке, на которого возлагал определенные надежды. Тот был охранником в лагере и о порядках внизу, на самом дне лагерной барачной житухи, знал не понаслышке. Эти и другие предполагаемые Ергашовым поездки к очевидцам давних событий не могли не состояться, так как сведения о торговцах золотом были весьма приблизительные. У тех имелись в Арагонске и других районах области свои информаторы, сообщавшие о потенциальных покупателях. Встречи заинтересованных сторон и продажа золота и драгоценностей девятнадцатого, а то и восемнадцатого века проходили в конспиративных условиях с максимальной осторожностью. Если судить по показаниям подследственных – покупателей золотишка, торг вели, якобы, разные люди. О чем говорили и словесные портреты. Однако рост у владельцев золота и драгоценностей был почти идеально одинаков, как мало чем отличались и фигура, и прочие внешние данные. Например, тыльная сторона ладоней безволосая, мочки ушей тесно прижаты к скулам. Но лица, что ли, разнились: и цветом и формой бровей, и наличием у одного шотландской бородки, частично скрывающей скулы, у другого рот окаймляли пышные казацкие усы. А шевелюра была то рыжей, то каштанового оттенка. Продавцы носили при встрече темные очки. Однако, получая за драгоценные монеты и украшения деньги, они, для верного пересчета наличности, всегда напяливали на нос с предосторожностями, отворачиваясь, как бы невзначай, очки с некой диоптрией. Потому кой-кому из дотошных покупателей удалось разглядеть цвет глаз – карие. Мало ли людей с карими глазами. И отчего бы продавцам не быть родственниками? Только никого из них поймать за руку не удалось. Либо им информаторы сообщили, что запахло жареным, либо помогла интуиция, выручило звериное чутьё о нависающей опасности. Наезды фартовых людишек в Арагонск, где у них был свой круг надежных клиентов, и в другие районы Богодарской области внезапно прекратились. Ергашов крепко опасался, как бы это дело не превратилось в «висяк».

И сейчас, лежа на верхней полке плацкартного вагона, перебирал в уме детали операции «Золотой клад». Раскладывая в своеобразном пасьянсе показания людей, замешанных в незаконных операциях с золотом, данные сотрудников автоинспекции, оперативные разработки сотрудников следственной группы на своеобразные мини-уравнения, он вывел закономерность появления в городе золотых монет и грузовой «Газели», хозяин которой жил в райцентре – это километрах примерно в двухстах от Арагонска. И еще: в те дни в предутренние часы в город прибывали с юга один поезд и электричка, поезд дальнего следования, преодолевающий значительные расстояния от центра Украины до самого побережья теплого моря, а также с небольшими интервалами еще два поезда из Сибири и столько же из центральных областей России. Пока соратники Ергашова «раскручивали» поездные бригады, выясняя, кто и с каким багажом выходил в Арагонске и ближайших к нему станциях, откуда было междугороднее автобусное сообщение, Игорь с каждым часом приближался к намеченной цели. И вот неказистое здание заштатной железнодорожной станции. Автобус не предвиделся. Зато были на подхвате водители легковушек. Выйдя из машины примерно за квартал от домика, где жил Хлюдовкин, он неспешным шагом направился на встречу с охранником, или вертухаем, как звали в далекие тридцатые годы службистов лагерных охранных команд. Ер-гашов не предполагал, как встретит его хозяин дома, ведь приехал негаданно и нежданно. Да и человек совсем стар. У калитки злобным лаем его встретила дворняжка. Казалось, она вот-вот сорвется с цепи.