Александр Воронков - НЕВЫШЕНОЛЯ

За неполный год работы в автоматах я наблюдал за разными видами «человека играющего» и даже сам успел поиграть и проверить себя на азартность. Всегда, когда прёт, надо вовремя остановиться. Мне, в этом смысле, играть противопоказано – уж очень я заводной. А про удачливость я распространяться не буду. Остальные игроки тоже делятся на спокойных и безбашенных. Первые философски относятся к своей зависимости и к тому, что автомат жрёт и жрёт их деньги. Всё потому, что цель их – получить удовольствие, а не бабки. Я видел очень много людей, которые стучали по кнопкам на удачу, проигрывали, улыбались и уходили. При мне садились играть за один покер по трое, с записями предыдущих игр и комбинаций карт. Эти искали логическую схему, закон, по которому автомат отдаёт выигрыш. Это были – учёные. Они тоже не думали о деньгах. Они хотели сделать открытие. Но чаще всего всё же приходили другие. Те, которые верили в свою удачу и генератор случайных чисел. И поэтому они всегда бывали очень расстроены, когда проигрывались до ноля. Они не хотели верить в обратное, как бы итоги игры не убеждали их в этом. Они закладывали нам золотые швейцарские часы и норковые шубы для жён и любовниц за пару сотен кредитов. Они просили зарядить в долг, уверяя нас, что сейчас попрёт и они отдадут нам в два раза больше. Но если по какому-то чуду этого не случится, то божились, что вечером привезут долг стопудово. Они угрожали. Они орали и ломали автоматы и бросались стульями. Они придумывали свои приметы, влияющие на фарт в игре. Они по секрету и за бабки узнавали у оператора, какой автомат заряжен на отдачу. /Это кстати был один из способов моего дополнительного заработка: если всё-таки автомат выдавал заветные комбинации и звучала победная мелодия, бонус с выигрыша перекочёвывал к заряжающему и охраннику. Жаль, что про это я узнал, когда уже работал на другой точке и с другим оператором./

Вот в такой обстановке вычленения из сознания разума я начинал медленно подходить к доктрине схоластической философии концептуализма, утверждающей, что сознание выражается опытом, но им не определяется. Говоря проще, наблюдать и самому иллюстрировать пословицу «На ошибках не учатся». И так – каждые сутки трое.

О, Магриб! Бессонница, начинающаяся на закате. Самое время внимать богу своего сердца. Немногие поймут меня, в каждодневной суете обыденности. Только ты сам можешь услышать этот голос в тишине своего одиночества. Длинная тень от шатра уже уплыла к горизонту. Жир с кусочков баранины шипит на углях жаровни. Зёрна кофе, отдавшие свою испарину михнасу, растираются в ступке, породнившись с семенами кардамона и цветками шафрана. Сейчас они отдадут воде кофейника свои силы, свой цвет и аромат. А настоявшись в чашечке, вода отдаст это всё тебе. Три чашечки кофе должен выпить каждый за столиком вечерней порой, три пожелания, три тоста произнести, хотя бы в мыслях своих. Первый – за дайф, второй – за сайф, третий – за кайф. Гость, меч и удовольствие – вот три главных ипостаси для тех, кто всю жизнь идёт по пустыне. Поэтому выпей кофе, даже если нет гостя и не с кем поделиться сочной бараниной, и призови женщину. Пусть в темноте шатра скинет она муслин чадры. Пусть одежды её падут на ковры и напоит тебя сладкой отравой страсти её гибкое дикое тело. Пусть она станет гостем твоим, а ты её мечом. Пусть удовольствие, разделившись на двоих, станет сильнее в два раза. О, Магриб! О, неторопливая церемония жизни! Воистину не спешат те, кто проникся пониманием бытия…

– Так! Сейчас ты для начала отсосёшь у этих троих. А потом мы тебя по кругу пустим, сука!

…Туман моего сна не растворился даже, а был словно бы снесён ураганом. Я открыл глаза: мой оператор застыл с поднесённой ко рту чашкой кофе. Одинокий ночной игрок-фанатик так низко стал прижиматься к монитору, словно хотел влезть туда целиком… В дверях зала стояло три омоновца с калашами и деваха, с размазанной по щекам боевой раскраской.

– Ну чего смотришь? – Толстый летёха толкнул девку ко мне. – Забирай. Проштрафилась овца. Ща отработает по полной программе. Не стесняйтесь. А мы покурим пока пойдём.

Менты вышли. Немая сцена затягивалась. Игроман молча засуетился, собрал манатки и испарился. Проштрафившаяся сидела на стуле, куда её кинули, плакала и косилась по сторонам. Даже как-то по-человечески стало жаль бедолагу, вне зависимости от того, что натворила она. Мы с Магой переглянулись. Московская ночная жизнь начиналась… И только я собрался сказать нашей гостье что-нибудь ободряющее, как неожиданно омоновцы вернулись, хотя по времени мы явно не должны были ещё управиться.

– Ну чё, курва, поехали в отдел. Ща тебя там быстро научат делиться. – сказал старший, подтолкнул её к выходу и они вышли. Ритуальному соитию этих бонобо в форме суждено было свершиться в другом месте. Хотя нет. Секс бонобо всегда был проявлением дружелюбия. Здесь же имел место чисто акт доминирования. Без всяких потуг на чувственность.

– Удачи, тормоза – донеслось из-за двери.

Мы тормознули и ничего не ответили.

– Да … – протянул Магомед и ещё с минуту постоял с чашечкой у рта. Потом глотнул, плюнул и вылил остывший кофе в банку с окурками. Включил чайник и по новой стал натирать себе ложкой кофе с сахаром и с парой капель воды. С этим новым способом заваривания кофе я познакомился тут. Смесь кофе с сахаром постепенно, за несколько минут приобретала оттенок кофе с молоком. Появлялся и аромат этой смеси, а при добавления кипятка на поверхности образовывалась пенка. Этакий дагестанский капучино. Мне наверное поэтому и пригрезились бедуинские кофейные мероприятия, что запах кофе стоял по всей нашей забегаловке. Вместе с ароматом кофе в помещении стояла и духота. Я взял стул и вышел в вестибюль. Поставив стул недалеко от стены, я сел по-американски. Только при наличии отсутствия стола, ноги я определил на стену. Закурив, я откинулся и почти ушёл в медитацию. Но какие-то непонятные звуки не давали мне забыться. Слева и справа от меня располагались два зала столовой, которые на ночь закрывались. И вот слева что-то происходило. Какой-то тихий, но постоянно нарастающий шорох был слышен из темноты зала. Я уже подумал, что это мне мерещится. Но через пару минут я понял, как ошибался.

В полумраке вестибюля, из щели между дверью и полом стали вылезать крысы. Я чуть не проглотил сигарету. Одна, две, десять, двадцать… они лезли и лезли, и не торопясь двигались к противоположной двери. Без тени страха на острых серых мордочках и с наглостью в маленьких злых глазках, они вразвалочку проходили под моими ногами и подо мной, успевая посмотреть на меня и, как я чувствовал, в глубине души презрительно хмыкнув. Смысл этой странной миграции был не понятен. Но он был. И я был свидетелем перемещений этого моря грызунов в пределах отдельно взятой столовой. Казалось, что справа за дверью, в глубине зала стоит Нильс Хольгерссон с волшебной дудочкой и зовёт их туда, откуда не возвращаются. Крысиная демонстрация уже закончилась, а я всё сидел, офигевший от такого изобилия животного мира в центре Москвы. Неожиданно в голове проскользнула неуловимая ассоциация: и я тоже иду по жизни на звуки мелодии, которую разные нильсы играют на моей дудочке… Подошёл Мага. Он не удивился и метафорично изрёк, что крыс в Москве видимо-невидимо, потому что здесь вкусно. Мы вышли на свежесть ночной улицы, покурили и зашли обратно в свою духоту, в надежде подремать до утра. Как вдруг на улице около наших дверей остановилась машина. Послышался шум хлопающих дверей.