Марина Алиева - Орелинская сага. Книга первая

– Я боюсь, что изменится ход жизни орелей. И дело тут не в передаче власти. Уж что-что, а ее мы отдаем легко. Но эта легкость не от небрежности, а оттого, что мы сами растим руки, в которые ее передаем. И заранее готовим их к тому, что власть есть бремя ответственности перед Временем за жизни и судьбы тех, кто нам подчиняется. Малейшее, даже самое незначительное изменение хода жизни может, в конце концов, завести очень далеко. Сейчас эти орели лишь источник любопытства. Мы хотим знать кто они и откуда, и опираясь на некоторое сходство внешнего вида и, частично. образа жизни, готовы признать их сородичами. Но они другие и живут СВОЕЙ жизнью. А контакты с ними неизбежно приведут к тому, что изменится не только наша жизнь, но и их жизнь тоже. Кем бы ни были эти орели, обязательно найдутся те, кто расскажет им историю о Дормате. И трудно сказать кому первому – им или нам – придет в голову восстановить справедливость. Впрочем, не важно, кто первый. Вспомни нашего предка Хеоморна и то, что мы знаем о его правлении. Не все и не сразу его приняли. А знаешь почему? Потому, что власть перешла к нему не так, как обычно. И только его мудрость, и строгое следование нашим порядкам дали ему право стать истинно Великим Иглоном. Сейчас же опьяненные стремлением к справедливости, орели захотят включить вновь обретенных сородичей в круг нашей жизни. И под знаменами «детей Дормата» на престолы Шести Городов могут сесть те, кто никогда не жил по нашим законам и даже понятия о них не имеет.

– Но, возможно, они этого не захотят.

– Возможно. Но ведь так же возможно и то, о чем я говорю. Сейчас мы довольны своей жизнью, они, полагаю, тоже. Вступив с ними в контакт, мы не сможем просто прилететь, помахать крыльями и сказать: «Привет, незнакомые сородичи! Мы тут живем над вами хотите вы этого или нет». А теперь подумай, что почувствуют эти никогда не летавшие орели, глядя на нас, гордо взмывающих за облака. Не родится ли в их душах презрение к себе и зависть к нам? А на такой основе, сам понимаешь, легко развить желание властвовать им нелетающим над нами, парящими выше всех.

– Ну-у, так ли уж это обязательно?

– Не обязательно так. Может быть и по-другому: в нас зародится жалость к ним и преувеличенная гордость собой. Разве это лучше? Уже сейчас говорят о БЕДНЕНЬКИХ законных наследниках! Мы предложим им власть из жалости, и будем снисходительно смотреть, как неумело они управляют. А когда первое умиление пройдет, начнем раздражаться, потому, что они все будут делать НЕ ТАК! И в вину им поставим все то, за что раньше жалели.

– Подожди, брат! – Ольфан прервал Великого Иглона и обхватил голову руками. – Ты рассказываешь такие веши, от которых мне не по себе. Я ведь тоже, как все, считал, что если найденные орели потомки Дормата, то мы должны со всем благородством восстановить их в правах законных наследников. Но теперь… Теперь я даже не знаю, что и думать.

– Вот я за вас всех и думаю, – с грустной улыбкой положил ему руку на плечо Рондихт. – Потому и не сплю. Потому и напуган. Не будет хорошей жизни там, где подданные не почитают своих правителей, как должно. Если мы пойдем на уступки, это неизбежно приведет к смене власти. А если не пойдем и не найдем нужных слов, чтобы убедить орелей в правильности своего решения, то рискуем быть уличенными в простом нежелании отдавать власть. Что ни возьми – все плохо. И ты ещё спрашиваешь, страшно ли мне уходить? Да мне страшно оставаться! Но как это ни печально, и здесь я все обязан решить сам, и покинуть вас в скором времени тоже обязан.

Ольфан долгим взглядом посмотрел в лицо Великого Иглона.

– Отец был прав, выбрав тебя своим преемником, – сказал он тихо. – Я поддержу твою точку зрения на Большом Совете и уверен, братья сделают то же.

– Спасибо. – Рондихт отвернулся и будто впервые увидел звезды и луну. – От разговоров с тобой мне стало легче. И в братьях я не сомневаюсь. Сейчас важно, чтобы поняли мальчики. Им править…

Иглоны понимающе переглянулись и пошли с террасы. А следом за ними тихо свернула свой темный плащ ночь.

* * *

На следующий день Рондихт изложил свою позицию Большому Совету, как мог, доступно и убедительно. Он старался не смотреть на лица слушателей, чтобы не сбиться, но было видно, что вся сила его убеждений направлена в одну сторону – к скамье, где сидели наследники.

– Я не боюсь отдать власть, – разносилось по притихшему залу. – Мне и так отдавать ее через несколько дней. Но, именно потому, что все эти годы я был вашим правителем и был ответственен за вас, именно поэтому я и говорю: не стремитесь к переменам! Не будь в моем сердце столько любви к орелям, не испытывай я острого желания уберечь вас от бед, я бы первый сказал, (и призвал бы к этому сыновей), «верните наследников Дормата, и пусть они правят»!

Старший Летописец Дихтильф, все время согласно кивавший головой, строго посмотрел на ремесленников. Те слушали очень внимательно, изредка переглядываясь и многозначительно поднимая брови. Судя по всему, слова Рондихта их убеждали. И Иглоны, скрывающие свое волнение за величавым спокойствием, отметили это с удовлетворением.

Им не пришлось поддерживать точку зрения Великого Иглона, когда он закончил свою речь. Большой Совет единодушно выразил одобрение его позиции и окончательно постановил: никаких контактов с жителями поселения, найденного рофином Тихтольном, быть не должно!

Юноша здесь тоже присутствовал. Рядом с Флиндогом он скромно сидел на самой дальней скамье. И, если старик слушал в пол уха, млея от восхищения, что попал на Большой Совет, то Тихтольн не пропускал ни слова из речи Великого Иглона, хотя и ёрзал и толкался без конца, чем приводил Флиндога в великое смущение. Решение Большого Совета Тихтольна страшно разочаровало. И пока ремесленники, один за другим, подходили к Иглонам, чтобы выразить им свое почтение и попрощаться, сидел на своем месте, наконец-то, смирно, словно окаменевший. Старый норс никак не мог растолкать его, чтобы незаметно пройти к выходу, пока ещё не все разошлись.

– Неудобно, – шептал он, – Дихтильф на нас уже косится. Мне не нужны с ним неприятности.

Летописец на них действительно смотрел и думал, что теперь делать с этими двумя. Главный вопрос решился, но надо ли вносить имена Флиндога и Тихтольна в Летопись оставалось неясным.

Приглашенные ремесленники, между тем, постепенно расходились. Многие выражали восхищение дальновидностью правителя и надежду, что преемник окажется достойным такого отца. При этом они, не таясь, поглядывали в сторону юного Донахтира, поскольку, мало для кого оставалось секретом, что именно он будущий Великий Иглон..

– Я рад, что ты будешь управлять столь разумными подданными, – сказал Рондихт сыну, когда возле них почти никого не осталось.