Андрей Хорошавин - Клуб «Дикая Охота»

– Вчера малолетку пёрли с Симоном.

– Да ты чё-о. Ни разу не пробовал.

– Симон приволок. Сказал, что она за полтинник и банку пива за щёку возьмёт.

– Ну и чё?

– Супер. Сахар. Двенадцать лет.

– Ни фига себе.

– Сначала только в рот брала, но пото-ом… – Снова забулькало и зашипело в стаканах пиво. Звякнули стаканы. Антон уже не видел экрана, а только слушал. – Потом мы ей пятихатку выкатили.

– Бля, я ща кончу.

– Она в слёзы. Не дам. Мамка заругает.

– Ха…

– Но потом дело пошло. Туговато, но пошло…

– Ха-ха-ха… Туговато а-а…

У Антона потемнело в глазах. Он схватил со стойки первую попавшуюся бутылку и, развернувшись, со всего маха разбил её о голову, сидевшего ближе к нему спиной парня. Полетели в стороны брызги, пена и осколки стекла. Парень ткнулся лицом в стол, а потом, откинувшись, завалился на пол вместе со стулом, и раскинул руки.

– Ты чё делаешь, козёл. – Второй успел только привстать. Антон налетел ураганом, сбил его с ног и расколотил стул об его голову. Со всех сторон к Антону бросились посетители бара, что бы унять его. Но Антон уже не понимал ничего. Он бил, бил, кулаками, ногами направо и налево, пока не положил всех. Ничего не соображая, с окровавленными кулаками и перекошенным от бешенства лицом, он выскочил из бара. Прохожие шарахались от него как от сумасшедшего. Антон впрыгнул в седло. Взревел мотор. Волк сорвался с места. Отъезжая, Антон услыхал приближающиеся звуки полицейской сирены.

Ветер бешено рвал куртку, и бил в лицо. Шлем остался в баре на стойке. Костяшки кулаков болели. Вспухла губа. Кровь текла и разбитой брови. Тупо ныла правая сторона спины. По бокам мелькали огни ночного Ирбита. Глаза резало от слёз. Антон не понимал куда едет. Он видел перед собой дорогу и гнал по ней с такой скоростью, что прерывистая линия дорожной разметки сливалась в сплошную.

Мотоцикл пролетел по мосту. Вот уже за спиной исчезли огни, а он всё гнал и гнал своего Волка во тьму.

Мелькнул дорожный знак в форме треугольника. В глаза ударил яркий свет. Впереди вспыхнули фары. Антон дёрнул руль вправо. Мотоцикл качнулся, вильнул передним колесом и потом… В глазах затухал свет голубых глаз сестры. Она улыбалась: «Я люблю тебя, братик». Она помахала ему рукой и ушла, растворяясь в солнечном свете. Свет лился из раскрытой двери. И когда сестра закрыла за собой эту выкрашенную в белый цвет дверь, на Антона обрушилась тьма.

Из больницы Антон вышел только через два месяца. Потом суд. Учитывая все обстоятельства, ему дали год условно и обязали оплатить бару причинённый ущерб. Его взяли на прежнюю работу, что удивило его, но после всё прояснилось. Хозяева стоянки занялись продажей мотоциклов из Европы, Японии и США и Антон, как известная в Ирбите личность, демонстрировал покупателям изделия в работе.

Он выкупил своего Волка со штрафстоянки, «на этот раз из плена», и вечерами восстанавливал его. Жизнь снова покатилась монотонно и скучно. Сестра и мать иногда навещали его во снах, но потом, как правило, всё проходило по одному и тому же сценарию. Ночь. Пустырь. Антон бежит по траве. Ветки хлещут в лицо. Впереди мелькает фигура убегающей твари. Антон настигает её, сбивает с ног, рвет пальцами ненавистное горло, но тварь вырывается, хохочет ему в лицо: «Не поймаешь, не поймаешь…». Антон просыпается и долго, потом смотрит в потолок.

Антон замкнулся. Стал угрюмым и не разговорчивым. Мир для него стал чёрно-белой фотографией. Исчезли эмоции. Только в глубине души шершавой верёвкой давило на сердце чувство вины за произошедшее. Он не смог. Он думал, что может всё, но как показала действительность, этот мир оказался таким жестоким, каким его нельзя было и представить, и Антон отступил, опешив, замерев, согнувшись под его ледяным дыханием, под его безразличием к таким как он, как его сестра, как его мать. Он раздавил их как слон муравья, даже не заметив.

Однажды по пути с работы его окликнули:

– Антон? Сечин? Это вы? Здравствуйте! – Антон оглянулся. Тёмно-синяя, подержанная, но ещё свежего вида Ауди. Стекло в двери со стороны водителя опущено. Антон узнал лицо Аркадия – психолога, так и не успевшего помочь его сестре. – Вы как здесь? – Хлопнула дверца, Аркадий шагнул навстречу Антону.

– С работы, домой иду, а вы? Здравствуйте! – Антон крепко пожал мягкую и широкую ладонь Аркадия.

Антону вдруг стало как-то уютно. От Аркадия веяло домашним покоем и теплом.

– Да я живу в этом районе.

– Я теперь тоже. – Антон широко улыбнулся. Он был искренне рад этой встрече.

– Ну, тогда поехали, подвезу.

Они уже час кружили по городу в автомобиле Аркадия. Антон всё рассказывал и рассказывал, будто наступившая после долгой зимы оттепель, растопила копившиеся в душе в течение долгого времени снег и лёд. Талая вода поднялась и, сломав плотину, холодным потоком устремилась к свободе.

Аркадий, краем глаза наблюдал за Антоном. Каменное лицо. Только губы шевелятся. Взгляд спокоен и лишь глаза заметно увлажняются, когда он произносит имя сестры.

– Это конечно очень трагично, и я никому не пожелал бы пережить то, что пережили вы. Но если б вы знали, Антон, сколько мне приходится выслушивать таких историй. Сотни сломанных судеб. Понимаете, насильник убивает в жертве самое главное. Ведь если как следует разобраться, даже сама жизнь, по сравнению с этим отходит на второй план. Насильник убивает в жертве её эмоциональное, интеллектуальное и духовное «Я». Другими словами, насильник убивает личность. Это много хуже чем убийство физическое. И он оставляет в этом «Я» свой след. Грязный след, который никогда не смыть и не стереть с души, и с которым жертва вынуждена жить и терпеть эту грязь в себе. После изнасилования жертве остаётся только её физическая оболочка, стандартные жизненные функции и реакция окружающих. Со временем жертва учится жить с этим, но она уже никогда не будет той, что была до момента изнасилования. Это останется в ней до конца.

И я не знаю такого наказания, которое могло бы хоть частично воздать насильнику за содеянное. Даже лицезрение смерти насильника, не очищает окончательно душу жертвы от его следов.

– Я каждую ночь убиваю эту тварь, но она появляется на следующую.

– Во сне?

– Да. А в реальности… Я даже думать об этом боюсь.

Аркадий закурил. Его Ауди неслась по улице Советской. Миновали Завод Мотоциклов.

– Антон, а вы случайно не помните, ну, может быть из разговора с сестрой или следователем, никто из них не упоминал, каких ни будь примет насильника. Пусть самых мелких. Может сестра, что ни будь заметила.

– Да нет. Я с сестрой вообще старался не говорить о случившемся. Мать тоже не говорила, что бы слышала от неё что-то в этом роде. Этого козла следователя я в глаза не видел, запомнил только его фамилию, Синицын. Я тогда прилетел к отделу, но меня не пустили внутрь. Я знаю, это он, Синицын, допрашивал сестру, ну, когда она пыталась вены резать. А, что она ему говорила – я не знаю. – Антон повернул голову и посмотрел на Аркадия. – А зачем вам?