Игорь Стенин - Constanta

Шум усилился. Парень обернулся и, забыв про всё, обмер. Страшнее картину трудно было придумать. Леший. Укрощённый нож торчал изо рта – добычей хищно оскаленных зубов, безжизненные тела мстителей волочились по бокам. Поединок без правил. Не дожидаясь новой встречи с лесным чудищем, парень спрыгнул с мотоцикла и пустился наутёк.

Выйдя на дорогу, Боронок бросил свою ношу. Оба были без чувств. Он вынул нож изо рта, сложил его, спрятал в карман. Тылы были зачищены. Наступил черёд идти на помощь братьям.

Рысью он миновал мотоцикл Чета. Наткнулся на девушку, шуганул её. Сошёлся с аллеей часовых. Развешивая оплеухи направо и налево, несокрушимым тараном прошёл её насквозь. И очутился посреди схватки – в самом её центре. Здесь себя уже требовалось проявить в ином качестве. Обретшим волю безжалостным молотобойцем. Что он и сделал.

Противник бежал. Среди опустевшего пространства их осталось четверо. Чет держал в своих руках одетого с иголочки заморыша. Помятый и подавленный, тот был ни жив, ни мёртв.

– Отпусти его, – вступился за врага Нечет.

– Сейчас! – состроил недовольную мину Чет. – Ты посмотри на него – это же их вылитая касса. Где деньги, хипарь?

– В за-а-днем кармане.

Рука Чета немедленно скользнула в указанное место, порылась там и вытащила несколько смятых купюр. Чет развернул их. Как на заказ – три двадцатипятирублёвки. Не обращая внимания на пятящегося в страхе заморыша, он повернулся к друзьям.

– Наши призовые! – заявил он, махая перед собой деньгами. – Гуляем пацаны! Долой работу в ночную смену!

Трое друзей с криками бросились в объятия друг друга.

Одержанная ценой бескомпромиссной жертвы победа обрела свой завершённый облик.

Илона шла домой. Здравствуй, родная улица, шумная и весёлая! Ты не изменилась – как всегда Благодатная. И я под стать тебе, возвращаюсь из Богом забытого Купчино, полная радужных переживаний и восторга, с медовым раем в душе.

Дверь открыла мать.

– Приве-е-т!

– Привет! – ответила мать. Впустив дочь, обняла её, спустя мгновение ощутила что-то новое и в то же время удивительно знакомое.

– Пахнешь как-по-особенному, – заметила она.

– По-особенному как – хорошо или плохо?

– Хорошо, – улыбнулась мать. – Дурманишь.

– Это, наверно, аромат любви.

– Наверно. Как всегда – вечной. А я и забыла.

Илона освободилась из объятий.

– Насчёт вечной – не будем загадывать.

– Не будем загадывать, – согласилась мать, рассматривая дочь с головы до ног.

Под материнским взглядом дочь начала раздеваться. Скинула туфли, сняла куртку, хотела было повесить на вешалку, но мать, перехватывая движение, протянула руки.

Глаза их встретились.

– Неделя, – сказала мать, беря и прижимая куртку к себе. – За это время я обнаружила какая же огромная у нас квартира. Просто дворец!

Она хотела добавить ещё что-то, но Илона, реагируя, вспыхнула, как порох.

– Мам, мы же договаривались! Одиночество – тема запретная.

Глаза дочери были полны укора.

– Прости, – поспешила загладить свою вину мать. – Не обращай внимания. Пытаюсь брюзжать с непривычки. Всё хорошо. – Придя в себя, она повесила куртку на вешалку и повернулась к дочери.

– Я желаю тебе счастья – за нас обоих. Чтобы всё было, как в кино. – Мать улыбнулась. – Пусть даже и с такими синячищами под глазами.

Илона схватилась руками за лицо, сорвалась с места и побежала к зеркалу.

– Мам, и правда синяки, – донёсся спустя минуту её голос. – Откуда? Раньше их не было.

– Привыкай, – вздохнула мать. – Это первая плата за счастье.

Вечер они проводили, сидя перед телевизором. Мать старалась не беспокоить расспросами – дочь взрослая, сама отвечает за свою жизнь. Однако о планах узнать не мешало бы. Украдкой она поглядывала на неё. Увлечена экраном, а исчезни он – и не заметит. Стёпа перед глазами.

– Илона, – осторожно начала мать, – ты уже определилась насчёт своей будущей специальности?

– Нет, – ответила Илона, не отрываясь от просмотра. – Пока общая практика. Мы выбираем, нас выбирают. Процесс в самом разгаре.

– Врач – не только учёба, – продолжила мать. – Это ещё и опыт. А для настоящего хорошего врача, который предан своему делу, любой опыт бесценен. Самая грязная и трудная работа, благодаря которой потом, спустя время, будешь одевать халат и знать – он по-настоящему белый, ни одного пятна на нём.

– Мам, – повернула голову Илона, – я поняла, куда ты клонишь. Не беспокойся, буду врачом, как и ты. Выучусь, постараюсь, чего бы это ни стоило. И любовь здесь мне не помеха. Если надо будет – заморожу.

– Да люби, люби на здоровье, – спохватилась мать. – Кто же запрещает? Я не о том. Просто если так получится, всё ведь возможно – победят чувства, можно уйти в академку. Доучиться никогда не поздно.

Илона поджала губы. Подобные рассуждения, выражая определённый смысл, задевали за живое.

Завершая разговор, мать поднялась.

– Пойдём перекусим, – предложила она, – а то я что-то проголодалась.

Отказываясь от предложения, Илона покачала головой.

Мать ушла.

Посидев минуту в одиночестве, Илона поднялась и подошла к телевизору. Внимательно глядя на экран, начала щёлкать переключателем по кругу. Пустое пространство замелькало перед ней. Притягательное и таинственное, словно отголосок будущего. Щелчок, ещё один… Экран оживился. Какая-то говорильня. Слова, слова, слова… Ничего не понять. Она остановилась, постояла в раздумье и вернулась на своё место. Села. Закрыла глаза. Трудно признаться себе, а тем более матери: как далеко всё зашло. Щемящим комком подступила к горлу разлука. Всего несколько часов одна, а уже не хватает его. Эта неделя вдвоём открыла страны, моря и континенты. Кажется, все земные открытия позади. Впереди – вершины. Для простых смертных – живые воплощённые мечты. Она готова. В силах начать восхождение, расстаться с земным притяжением, пройти все испытания и где-то там высоко, среди одной из покорённых вершин, найти и обрести своё счастье. Ради этого можно пожертвовать многим. Почти всем… Глаза её открылись. Всем – но не собой. И потому здесь, кроме желания, во что бы то ни стало нужна страховка. Личная опора. Одно из средств, связующих напрямую с божьим промыслом. Белый незапятнанный халат.

Леонтий, красный от натуги и выпитого, частил жаркой скороговоркой. Сегодня вечером рот его не закрывался. Дед почти не перебивал. Благодарный слушатель, спаситель Серафим. Нет рядом докучливой жены, их только двое, тикают часы, да собака редко взлает за окном. Давай ещё по одной и слушай дальше. Ох, сколько ещё припасено…

Всему, как известно, есть свой предел. За полночь под грузом накопившейся усталости красноречие Леонтия стало понемногу иссякать. Дед, задумчиво смотря на него, думал о чём-то своём. Ковырнув закуску, бросил вилку. Полный винегрет в голове, но отыскалась и изюмина, надо воспользоваться моментом и поделиться с Леонтием.