Андрей Дорофеев - Возвращение в Атлантиду

Он остановился в центре зала, прямо под идеальной полусферой купола, медленно развернул манускрипт, начал читать, и его голос, негромкий, но четкий, с силой отражался чувством гордости за великую страну в сердце каждого слушавшего.

– Внимайте все, слушающие слово, внимайте все, кто жив и способен слышать, внимайте, кто слеп и искалечен, внимайте, отроки и старцы, внимайте сильные и отважные мужи-воины, и внимайте мудрые, ибо слово уйдет и наполнит воздух, а после скроется навеки!

Внимайте и узнайте, что пришел черед торжества самой жизни, торжества молодости!

Внимайте и зрите, ибо молодой отрок, стоящий передо мною юноша, рожденный и названный волею отца и матери Прометием, пришел к черте своего совершеннолетия и готов принять благословение.

Старец, которого звали Стерон, подошел медленно к своему возлюбленному воспитаннику, и посмотрел на него иными глазами. Ранее, если бы Колосок опоздал к началу периода, Стерон бы заставил его натирать зеленухой бюст Велискара. А потом – оплачивать из собственных денег учебу в личное время учителя.

Сейчас же перед ним сидел юноша, чья жизнь была не мертвыми воспоминаниями в седой морщинистой голове старика, а расстилалась дорогой с неведомыми никому ухабами и головокружительными подъемами и спадами впереди, расстилалась на неизмеримое мыслью человеческой время, начинаясь именно с этого момента.

Стерон поднял коленопреклоненного и молчащего Колоска, и повернулся лицом к залу.

– Внимайте все, кто пришел сюда, чтобы проводить отрока в дальнюю дорогу.

Стерон говорил, направив глаза в манускрипт, но те, кто стояли поближе, могли увидеть, что бровастые глаза старика не видят черных печатных букв. Стерон говорил сам.

– Издавна мудрым мира сего, кто отводил свой путь от кровавой дороги наживы своих собратьев, не было секретом, что путь жизненный человека столь сильно тяготит боль, причиненная другому, что сам человек обходит дороги, что приводят его к заветным мечтам.

Многое может вынести отважный и доблестный воин, многим врагам он выпустит внутренности ради свободы своей семьи и друзей, многие дома разрушит в стране чужой – и вернется в город со щитом, и восторженные крики граждан встретят его, и гордость за свою страну и за себя поселится в сердце.

Но вмиг упадут руки его и на сердце ляжет мгла ночная душащая, если меч его лишит жизни одного лишь ребенка или женщину, чья смерть не нужна была отчизне, чья смерть произошла из-за одной лишь глупой ошибки или промаха. Воин придет в город, и его будет встречать восторженная толпа, и девушки будут рвать волосы за право принадлежать ему, но мгла не уйдет, и жизнь его будет кончена, пусть и проживи он еще полвека.

Сие таинство – это не таинство отсечения волос, кои лишь символ накопленных ошибок, сопровождающих жизненный путь. Сие таинство – таинство полного прощения, отсекающего причины для невзгод судьбы.

Внимайте все, здесь стоящие, и передайте другим, что отрок Прометий, сын Тритона, внук Посейдона, выйдет ныне очищенный и пойдет той дорогой, которую подскажет ему сердце и разум.

И если подойдет он к тому, с кем в ссоре, знайте, что ссора была с другим, тем, кто носил волосы. И если подойдет он к тому, кто отказал в привязанности, чтобы снова просить о ней, знайте, что отказ получил тот, кто носил волосы. И если подойдет он к тому, против кого была совершена несправедливость, знайте, что несправедливость вершил тот, кто носил волосы.

Стерон повернулся к стоящему серьезно, но с блестящими глазами Колоску.

– Знай и ты, отрок, что если подойдешь к тому, с кем ссорился нещадно, то ссорился совсем другой человек, и все черные мотивы превратились в прах вместе с белым волосом. И знай, что если придешь просить привязанности душевной у того, кто отказал, то отказ был дан другому человеку, чьи волосы развеяны пеплом по ветру. И знай, что если подойдешь к тому, кому свершил несправедливость, то вина осталась в прошлом с пеплом сожженных волос.

И когда пепел сожженных волос развеется по миру, ты не будешь строить судьбу из гнилых кирпичей прошлого, но построишь дорогу из алмазных нерушимых плит. Ибо волосы сгорят, но знание и мудрость останутся и осветят дорогу на века и жизни вперед.

Стерон закончил, медленно, словно уставши, свернул ветхий рулон манускрипта, перевязал его изумрудной лентой, а затем поднял глаза на Колоска и рывком указал на него пальцем:

– Остричь!

Немертиды резко взвыли. Со стороны главного входа появились три пары придворных, одетых как Стерон – первая за две ручки бережно несла золотой чугунок с прозрачной водой из Неровского родника, вторая – чугунок с белым кремом, взбитым соком секации, что употребляли для бритья, а третья – такой же чугунок с густой черной массой. Колосок знал – там кровь земли из скважины на Лимере. Черная, густая и пылающая жирным огнем, стоит попасть на нее искре.

Стерон подождал, пока котлоносцы, поставившие котлы, ушли, и достал одной рукой из складок мантии ритуальную бритву, угрожающе блеснувшую в луче факела, а другой рукой – волос ксилана.

Поднял волос на уровень головы, медленно опустил, и волос плавно стал падать вниз, словно пушинка тополя. Присутствующие затаили дыхание. Волос упал на лезвие бритвы, мгновение балансировал, не в силах упасть, и распался на две половинки, что продолжили свой путь на мозаичную плитку пола. Вздох облегчения прокатился по залу.

Теперь движения Стерона были быстры и резки.

Он одним движением повернулся к Колоску.

– На колени, отрок!

Колосок упал на колени. Стерон ковшом зачерпнул воды из котла, с силой плеснул ею на голову Колоска, затем зачерпнул ладонью желто-белого крема для бритья и несколькими быстрыми движениями втер его в светлые волосы Колоска.

И бритва прикоснулась ко лбу Колоска – и пошла, пошла, собирая обильную жатву, клоками опадающую на пол.

– Когда смотрел внутрь – обрати свой взгляд наружу! – продолжал Стерон за работой. – Когда запечалишься – улыбнись без смысла, и придет облегчение! Когда потерял невосполнимое – посмотри, сколь многое еще не найдено! А когда смерть придет – посмотри, все ли ты сделал для жизни грядущей! Да будет так!

Последнее Стерон почти вскричал, поскольку последний клок непослушных волос Колоска упал на пол.

Немертиды снова взвыли, возвестив о наступлении новой жизни, об обновлении молодости еще одного атланта.

– Теперь собери их, отрок Прометий, и брось в котел с кровью земли!

Колосок встал и, сгребши волосы руками, посмотрел на них. Белокурые волосы, которые мать бережно причесывала ему, когда Колосок был молочным малюткой, весело сучившим ножками, неуклюже бегавшим по Зеленому и Сиреневому залам и пытавшемуся голышом залезть на слишком высокий для него трон отца. Эти волосы жалко сжигать. Но… Колосок твердой поступью подошел к котлу с кровью земли и высыпал волосы в него. Решимость пожертвовать дорогим для себя – тоже одно из умений сына Атлантиды.