Даниил Фридан - Татуировка

– Это пехота пришла, – глаза у него стали пустыми, и в них появилось отчаяние и страх.

– Пойдём разговаривать, – протянул один из подошедших.

И мы пошли: Канада, его жена, я, Хряк, трое пехотинцев и базарная баба. Перешли трамвайные пути. Дальше был детский садик, окружённый забором и кустами-деревьями. Там было тихо и спокойно – мы пошли туда. Разговаривать.

Жена Канады была с одной стороны, а баба с Хряком – с другой. В середине был Вася с двумя пехотинцам и, чуть с краю от них, я с третьим.

– Знаешь, я очень силён, – сказал мой и толкнул меня слегка кулаком в правое плечо.

Ему было около тридцати. На нём были солнечные очки и расстёгнутая рубаха, которая полностью открывала его грудь и живот. На ключицах у моего пехотинца были вытатуированы звёзды, а под грудью на рёбрах – Рембо-Сталлоне, с дьявольской усмешкой стреляющий из пулемёта, и надпись: «Не перевелись ещё на Руси богатыри». Даже через очки было видно, что глаза у него жёлтые, гепатитные. Похоже, что этот «друг» был под серьёзным кайфом. Скорее всего, под героином. И он был реально сильным. Мои глаза бывшего спортсмена не могли это не отметить. Весь иссушённый, пехотинец весил не более 75 кг, но тело было словно свито из верёвок, пресс его состоял из объёмных кубов и канатов переразвитых рёберных мышц. Даже через этот лёгкий толчок, которым он меня наградил в начале, я почувствовал его дикую абсолютно звериную силу. Кулаки у него были огромные, как гири, налитые кровью, со сбитыми шишкообразными суставами. Он пару раз разжал пальцы, показав при этом свои ладони, и я успел прочесть на них вытатуированную надпись: на правой – «Не забудь», на левой – «Дать сдачи».

Говорить с ним явно было не о чем.

– Ты веришь, что я очень силён? – сказал он и осклабился.

О чём с таким говорить? Такого надо валить сразу или убегать. Думаю, что других вариантов у меня не было. И валить надо было наверняка, до конца. Потому что если не довалишь, завалят тебя.

Краем уха я ловил обрывки разговора других двух с Канадой.

– Ну, ты понимаешь, не было там ничего. Она сама виновата.

– Да она хотела, а ты сразу бить. Всё с её согласия было.

– Ты был не прав, это не по понятиям.

– Да он мой брат, понимаешь?

Один из тех двух подошёл ко мне. Мне показалось, что он сам опасается гепатитного. Уж очень нежно он его под руку взял и чуть отвёл от меня.

– Ты не с Чулкого? – спросил он меня между тем.

– Какая разница? – ответил я.

Он насупился и замолчал. На нём была майка с короткими рукавами, и на голом правом предплечье я прочёл вытатуированную надпись: «Каждому своё, а мне – твоё».

Между тем, тот блатной пехотинец, что был с Васей, достал бутылку водки и пластиковые стаканчики и принялся разливать, мотивируя, что надо выпить мировую. Канада выпил с этими тремя. Гепатитный его тоже толкнул в плечо и выдал свою коронную фразу: «Ты знаешь, я очень силён». Но друзья его успокоили.

Я пить не стал. Пехотинцы покосились, но ничего не сказали. Я был для них непонятным персонажем.

Я тихо сказал Канаде, что надо уходить. Он кивнул головой. В глазах у него читались отчаяние и страх. Что делать он не знал. Боевой запал его кончился.

Мы тихим шагом вышли из садика: я, жена Канады и он сам. Перешли трамвайные пути и углубились в квартал.

– У тебя есть место, где мы могли бы переночевать? – спросил Вася.

Я покачал головой.

– Они знают, где я живу. Они придут ко мне.

Мне было всё равно. Я хотел побыстрее избавиться от всего этого дерьма. От средневековых лиц блатных, словно сошедших со страниц учебников об индейцах Америки до колонизации, от Васи Канады с хаосом его разнопёрых и по большей части абсурдных татуировок, разбросанных по всему телу, от ножа-бабочки и от бутылки «Ячменного колоса». Мы бесцельно шли по кварталу.

– Мне пора, – сказал я и посмотрел Васе Канаде в глаза. – И знаешь, не звони мне больше.

Он посмотрел на меня собачьими глазами обречённого. Мне было всё равно. Плевать мне было на Канаду, его жену.

И я пошёл на трамвай. До дома мне было ехать минут 30. Больше Васю Канаду и его жену я в своей жизни не видел.

Через полтора месяца Тайсон вышел из СИЗО. Он сообщил мне о том, что Канаду и его жену зарезали.

А тогда, по приезде домой после всей этой истории с Хряком, я заснул и спал часов двенадцать безо всяких сновидений.

Когда я проснулся, то попробовал проанализировать произошедшее: свои поступки, ситуацию. У меня была злость на Канаду за то, что он пытался использовать меня, как тупого быка. У меня была злость на себя за собственную трусость. А ещё меня просто в тупик ставил ряд деталей.

Почему я не дал Хряку убежать? Почему я так спокойно сказал Канаде забыть мой телефон? Это было не похоже на меня прежнего.

Анализируя свои ощущения, я понял, что совесть меня не беспокоит. Совершенно.

На будущее я пообещал себе более тщательно выбирать знакомства и думать головой. Среда определяет сознание. В моём случае – круг общения диктует модель поведения. Выбирай, с кем общаться. За неправильный выбор плати дальнейшим развитием своей жизни. Перспектива сидеть в камере с двадцатью «гепатитными» меня не радовала. Верхом карьеры при таком варианте было бы стать одним из них, а татуировать себе на ладонях «Не забудь дать сдачи» мне не хотелось.

Канада сделал мне татуировку. Я заплатил ему за работу безо всяких скидок с его стороны. Я ему не должен. Он был готов зарезать человека, хотя и обещал мне ничего не делать и говорил, что у него нет оружия. Он кидал меня. Я кинул его. Сделал это из-за страха за свою шкуру, но какая разница? Это уже мои проблемы. По большому счёту, он мне никогда особо не нравился.

Выводы показались мне забавными, и я, взяв в руки ручку, записал их в тетрадку. Изредка делал это. Уже дописывая, поймал себя на мысли, что пишу левой рукой. Левой.

Я не был левшой. Я никогда не писал левой рукой. Ни разу за всю свою 24-летнюю жизнь. Почерк был опрокинутым назад, острым, отрывистым и плотным. Не моим. Что удивительно, но никакого неудобства от писания левой я не испытывал.

Вот так всё это и началось.

За четырнадцать дней татуировка прижилась на моей коже. Отшелушилась, стала чуть-чуть светлее, но сохранила яркий насыщенный глубокий чёрный цвет. Спасибо Васе Канаде за канадскую краску, три прохода и глубину по максимуму, на которую он колол.

За это время я обнаружил ещё ряд странных изменений во мне. Моя левая рука по функциональным возможностям стала абсолютно равной правой. Я уже даже зубы стал чистить, держа зубную щётку левой рукой.

В левой ладони начало постоянно присутствовать ощущение тепла, словно в ней лежал какой-то мягкий округлый невидимый предмет температурой градусов 40—45.