Модест Осипов - Сказки для себя

© Модест Владимирович Осипов, 2016

© wearegoat Ltd. London Студия, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Шёл и знал. Он шёл по вагону и знал, слышал все их мысли, чувствовал взгляды многих глаз, открытых и закрытых. Он шёл и незаметно улыбался, в переполненном вагоне без труда находил себе путь, никого не отталкивал, даже будто и не касался никого. Улыбался себе самому и одновременно всем. И каждый что-то слышал в этой улыбке.

«Валентина Григорьевна, Ваша нога проходит, Вы скоро сможете ходить без палки. И сын вам напишет, в субботу загляните в почтовый ящик».

«Стас, она вернётся. Только не бей её больше. Никогда. Запомни, никогда».

«Лена, мама купит тебе эти туфли. Получит зарплату и обязательно купит».

«Сергей Михалыч, да не уволят тебя с работы!»

Я узнал его по этой улыбке, по глубине глаз.

– Здравствуй, – подумал я.

– Здравствуй, Яшка, – улыбнулся он. – Хочешь попросить о чём-нибудь?

– Пускай троллейбус сразу подойдёт. И чтобы капитанское место в нём было свободно.

– Подойдёт, – улыбнулся он и пошёл дальше.

Мы вместе выходили из метро, я шёл чуть сзади и пытался приноровиться к его шагу. «Не надо», – молча попросил он.

Подошёл троллейбус. Я мельком взглянул в его сторону – «Спасибо!» – «Не за что». – Солнце сквозь дырку в облаках освещало его. Он быстро шёл, и яркий луч шёл за ним. А никто и не заметил…

Неделю мы здесь. Неделю назад мы забрели в этот сквер, ты обернулась случайно и… Я раньше не знал тебя такой – увлечённой, очарованной, мечтательной.

Днём – парки, музеи, магазины. Нотр-Дам. Тюильри. Версаль.

А потом приходит вечер, последний тёплый вечер этой осени, последний наш вечер в Париже, и солнце тонет в Булонском лесу, и мы листаем уютные улочки – каждый раз по-новому, и скамейка в сквере – наша скамейка – уже ждёт нас, и ты становишься сказочно-задумчивой, молчаливой и смотришь в бесконечность, на море огней под холмом, долго-долго смотришь не отрываясь и куришь «Уинстон» – сигарету за сигаретой, бросаешь и закуриваешь новую, и огни города отражаются в небе – звёздами…

– О чём думаешь? – спрашиваю.

– Да так, ни о чём, – ты не расскажешь, ты думаешь о своём.

Какая всё-таки красивая! В поздних сумерках, под волшебными этими фонарями оливковая кожа стала бронзовой, чуть волнистые волосы в беспорядке – ветер тоже любит тебя, глаза… А глаз твоих я не вижу – ты смотришь на город.

Вдруг, перебив тишину, ты просишь у меня монетку и неумело кидаешь её вдаль. Мы уходим, уходим, чтобы вернуться когда-нибудь. Звёздочка последней сигареты падает на мостовую…

– Машка, хочешь… Хочешь, я тебе сказку расскажу? – я не знал, что говорить, как говорить. Машка сидела за столом в маленькой, бывшей моей, комнате, рисовала что-то, зачёркивала, рисовала снова.

– Хочу, – ответила она. Тихонько так.

– В одном сказочном королевстве жила-была принцесса по имени Виктория…

– Вика? Как мама? – Машка улыбнулась, отложила карандаш.

– Да, – я тоже, наверное, улыбнулся. Хорошо, что дочка сейчас у бабушки.

– Да, как твоя мама. Она была очень хорошей принцессой, и в королевстве у неё всё ладилось, и все её любили…

– А принц у неё был?

– Нет, – говорю. – Вот принца-то у неё и не было. Подумала она, подумала, да и оставила мудрого старого Советника управлять сказочным королевством, а сама отправилась в дальние края счастье искать. Долго она путешествовала, много повидала, многих повстречала, со многими познакомилась. А потом встретила меня, и мы сразу подружились. А через два года родилась у нас Машка.

Я поцеловал дочку в нос.

– Папа, а ты разве принц? – спросила она.

– Нет, наверное. Но нашей принцессе Вике я почему-то понравился. И дочка у нас такая вот замечательная, совсем как маленькая принцесса.

Машка смущённо посмотрела на меня. Господи, как же они похожи!

– Семь лет мы с Викой были вместе, но недавно в её королевство пришла большая беда.

Я вынул из кармана маленький серебряный колокольчик – Викин талисман. Мы привезли его когда-то из Италии, из первой нашей поездки.

– Старый Советник дал твоей маме этот колокольчик и сказал: «Если нам будет очень трудно, колокольчик зазвенит, позовёт тебя». И мама обещала вернуться в королевство по зову колокольчика. Вчера вечером он зазвенел, и мама сказала, что ей пора уходить…

– А как же мы? – Машка смотрела на меня очень серьёзно, слезинка блеснула на щеке.

– Мама нас очень любит, но ей… Ей нужно спасти своё сказочное королевство. Иначе не будет больше сказок. Ни у тебя, ни у других детей на всей Земле.

– А мама вернётся?

Ну что ей сказать?

– Знаешь… Ты возьми этот колокольчик, он ведь волшебный. И если захочешь что-то сказать маме… Она очень занята сейчас… Но ты скажи! И позвони в колокольчик, и мама обязательно услышит тебя.

Вику похоронили на Новокунцевском, рядом с родителями. Машка осталась у моей мамы. Пришли только Викин брат, Серёжа, и трое наших друзей. Было очень холодно, падал первый снег.

Твои руки, губы, твоё тепло, взгляд, короткое прощание, самолёт, небо…

– Меня зовут Миша.

– А я – Лёлька, – ответила она. Ей двадцать два года. Или двадцать пять. Она летит в Бостон. Или в Чикаго. Она живёт в Новгороде, за рекой, в немецком двухэтажном домике. Разведена. Или просто разошлась недавно с кем-то.

Рисует. Я заснул в самолёте, она нарисовала меня – синей ручкой, в несколько штрихов, в моём блокноте. Клетчатый листик висит теперь над моей кроватью, настоящий, живой. Может, она и правда где-то далеко, за океаном, и вернётся. Девочка, без которой… Но так ведь не бывает, не может быть просто. Я придумал её или видел во сне, где-то высоко над Гренландией.

– Миша, а Вы были когда-нибудь в Новгороде? – это мы с ней ещё на Вы.

– Да, прошлым летом. И до этого как-то раз, давно. Я очень люблю этот город, Лёля. Он уютный такой. И древний, будто из сказки.

– Приезжайте как-нибудь, а? Вот вернусь… – задумалась. – Я вернусь месяца через два, уже снег ляжет. Погуляем, на лыжах пойдём кататься, у меня лыжи запасные есть. Приедете?

Глаза карие. Нет, ореховые, светлые. Губы чуть детские, всегда улыбаются. Без следа помады. Серёжки серебряные – лилии, fleurs-de-lys, кулончик к ним на тонкой цепочке. А лица не помню.