Владимир Владыкин - Пущенные по миру

– Нет, он стояв сзади, куда ему бечь? Со своим тестем…

– На кудыкину гору, ему есть от чего деру задать, хотя сейчас у него работников нету.

– Ежели надо – возьмут за старое, а вообще-то он поимел давно с Антипкой блат, но тот его все равно не любит…

– То-то и оно, что он никого не любит, хотя ко мне наведывается не только за чаркой посидеть – мой вкус к жизни распознает. Степан налог в срок поставлял, а он ему все одне накручивал и где надо жаловался за прошлые его грехи, когда в продразверстку увозил прятать хлеб в лес. И представь себе – предоставил справку о якобы сдаваемом хлебушке.

– И дураку понятно, что достал за магарыч… Между прочим, Антипка ему свой должок ещё с дореволюционной поры не вернул, вот он и истребовал справку с должника…

– Брешут люди, это тебе не старое время, – потом, подумав, прибавил: – Неужто его справка выручила?

– А что тут мудрёного, ежели люди сами видели, как Степан похаживал к Бедину…

Весенние события быстро облетели сельскую округу. И вскоре засуетилось, заговорило всё сельское население, придя в доселе невиданное движение: во дворах крестьян мычали коровы, блеяли овцы, визжали поросята и свиньи, ржали лошади, сбилась в кучу домашняя птица. Некоторые проворные и находчивые мужики, вопреки увещеваниям и угрозам Бедина, ещё до этого рокового дня для их хозяйств в строгой тайне резали и скот, и живность, а другие из-за страха побоялись уничтожать своё хозяйство, которое наживалось с таким большим трудом, что невольно до последнего надеялись на его спасение. Словом, во всех дворах скотина, вся живность загомонила на своих языках. Людской панически-нервный неумолчный говор стоял буквально на каждом подворье. Что там говорить, ведь люди боялись расставаться со своими хозяйствами и многие запоздало жалели, что ещё задолго до этого дня под каким-то предлогом не распродали скот и птицу.

Через три дня после схода в доме Горчихина побывала из района с местными активистами целая делегация. Описали всё имущество, а самого хозяина с его семейством посадили на телеги и отправили в неизвестном направлении, после чего у некоторых сильно сомневающихся насчёт того, нужно ли вступать в колхоз, все колебания, перешедшие в сущий страх, как рукой сняло, и мигом написали заявления.

Ещё до приезда уполномоченного половину гурта овец в восемнадцать голов Егор порезал, мясо продал, шкуры оставил для выделки. А теперь, когда выяснилось, что овец оставляют хозяевам, он донельзя на себя рассердился и проклял Епифана, посоветовавшего ему так поступить. И тогда на сходе был готов ударить оземь шапкой да отругать брата-паникера, однако он вспомнил, что не всех порешил овец, а значит, со временем возродит поголовье, и от этого радость вытеснила нахлынувший приступ гнева.

И вот когда уже почти из всех дворов стали выводить коров, а кто-то сразу и лошадей, Егор решил повременить, загнал страх подальше в душу и взирал со двора на улицу, где из разных концов доносилось отчаянное мычание коров, которых вели на поводу хозяева к общественному базу, обустроенному мужиками на скорую руку на хлипком подворье Бединых.

К Егору, всё так же неподвижно стоявшему в воротах, чуть позже подошла жена Настя. И сперва молчала, как и он; но видя, что народ ведёт скотину, назойливо повторяла:

– Егорка, чего ты не ведёшь, чего выжидать, выводи, говорю, ведь это добром для нас не кончится, люди знают, что делают, а мы? Егорка, чего оглох?

– Цыц ты, неугомонная баба, раскудахталась! Нешто, я не понимаю слов, означающих добровольное сдатие, а значит, хочешь – веди, а можешь ослушаться.

– Так ты не в своём уме, Егор. Разве людям не жалко свою скотину, а? – чуть ли не плача продолжала жена.

– Чёрт их маму знает, нешто они все с ума посходили, будто перед каким светопреставлением! Епифан увел, ты видела? – спросил он и в нерешительности задумался.

– Так он рано в лес уехал.

– Драпанул братан! Одначе умён, да разве от этого убежит? Намедни он сказывал: всё отдаст, а вот, поди, схитрил?

– Ну гляди, поведу сама! – звонко крикнула Настя. Обе их дочери, выскочившие из сеней на голоса родителей, выглядывали с крыльца.

Какое-то время Егор безмолвно размышлял – всё-таки людская активность, с какой многие ринулись в колхоз, ввела его в некоторое смятение, и, поборовшись со своей гордыней, он про себя выругался и валко пошагал в хлев. Там долго придирчиво разглядывал своих трех коровок, две из которых уже отелились. Какую же оставить себе, а каких увести? Нет уж, дудки им, поведёт одну, стельную, тех было жалко. Из пары лошадей выбрал тоже похуже, прихрамывающую, а всё равно и эту отдавать было жалко, словно отрываешь от себя родную плоть. Если оставит обоих, тогда придут и уведут насильно, говорят, такое произошло в другой деревне.

Да, жалко было Егору расставаться со скотиной. «А что поделаешь, коли требуют, сучье вымя, а не поведёшь, так возьмут и ремесла лишат», – печально размышлял он. Против общего течения стоять опасно. Настя права, когда говорила, что надо быть с властями посговорчивей. И когда он было уже внял совету жены, вдруг слова брата вспомнились, чтобы «ёжиком иголки не выставлял». Изрядно помучившись, привёл на общий баз корову и лошадь, где стояло суматошное коровье мычание и ржание нескольких пар лошадей. Кстати, не у многих в деревне имелись свои лошади, а у кого была одна, так и ту забрали. Разве Антипу понять их чувства, коли отродясь он никогда не вёл своё хозяйство…

– Скажи честно: это всё? – спросил Снегов у Егора.

– А сколько же нужно? – переспросил он, делая глупый вид.

– Мартунин, у тебя, кажись, три коровы, так? – заговорил Антип. – И две лошади, а с жеребёнком – три? Да два телёнка, да гурт овец был, а сколь порешил? – Егор слушал и в ненавистном прищуре смотрел на неприятеля. – Я тебя точно прищучу! – крикнул пред сельсовета.

– Интересно, – протянул Снегов, рассматривая внимательней мужика. – Зачем врешь? Какой же ты прижимистый, а ведь отнимаешь у своих же сельчан. Нехорошо, Мартунин, – сердито произнес Снегов.

Однако Егор эти вопросы предвидел загодя и счёл по обстановке ответить так:

– А намедни у Епифана, моего братана, корова заболела, и её вести постеснялся, вот у меня и попросил… И я выручу брата, как вы полагаете, нельзя мне так сделать? – и потом сурово глянул на Антипа, а тот тем временем, сидя за столом, что-то быстро записывал.

– Тогда чего же брат не пришёл, пусть придёт немедленно и сей факт подтвердит! – отчеканил Снегов, твёрдо расхаживая по горнице председателя сельсовета.

– Дак он лес стережёт; вернётся – конечно, тогды и скажу.

Снегов остановился около стола, значительно переглянулся с Бединым, а тот ему многозначительно кивнул.