Том Кай - Колотун

– Ясно, но как тогда Валька поймет, что я не трус?

– Поймет.

Фамаида завернула книгу в цветастый платок и протянула Глебу.

– А теперь давай дуй отсюда!

Глеб вскочил из-за стола, но Фамаида остановила его.

– Береги книжку, – сказала она и сыпанула в карман Глебу конфет.

– Хорошо, я обещаю.

Глеб крепко прижал книгу к груди.

Он несся огородом к своему дому, не чуя ног. Он не понимал, зачем ему книга, если не может показать ее Вальке, но чувствовал, что стал свидетелем какой-то жуткой тайны.

День выдался солнечным, и Глебу не терпелось закончить наконец завтрак и бежать на улицу. Несмотря на то, что книгу он никому показать не может, внутренняя уверенность в том, что он не оказался трусом, что смог ночью пробраться в дом Фамаиды и не умереть от страха, была достаточным основанием презрительно смотреть на Вальку. Да и на всю мальчишескую компанию. Теперь у Глеба есть настоящая тайна, секрет! Он вскочил из-за стола, не доев кашу, и выбежал из дома.

Солнце брызнуло в глаза, и пахнуло теплом самой верхушки лета. Середина июля. В деревне Колотун на лугах зацвел иван-чай, яркие цветы которого размешали зелень розовым.

Глеб выкатил из сарая старый велосипед с переваренной сваркой рамой и ржавой цепью. Велосипед слишком большой для Глеба, но он приноровился ездить «под рамкой». Неудобно, ехать приходится стоя, изогнувшись как вопросительный знак, но умение справляться с таким велосипедом вызывает уважение среди тех, кто, как малышня, катается на велосипедах для детей. Или еще хуже, на велосипеде для девчонок, со специальной, низкой рамой. Такая рама допустима только для велосипеда «Кама» или «Салют». Ни того, ни другого ни у кого в деревне нет, поэтому под рамкой на «Урале». По-мужски!

Глеб поехал к речке. В Студёнке купаться было невозможно. Из-за ключей вода ледяная даже летом. Единственное место, где можно было окунуться, – заброшенный карьер для выборки песка.

На карьере с воплями и победными кличами прыгали с обрыва приятели Глеба. Валька, как всегда, шумел больше всех. Если остальные прыгали в воду с обрыва, то Валька еще и на дерево забирался, что растет у самого края, и сигал в воду прямо с него.

– Пришел? Ну что, где книга?

– Нет книги.

– Так и знал, трус! – громко выкрикнул Валька, чтобы остальные услышали. Парни быстро образовали вокруг Глеба кружок. – Ну что, зассал?

– Нет. Я был в доме.

– Докажи! Книга где?

– Нет книги, не нашел. Не было ее в шкафу.

– Врешь, ты просто зассал! – сказал Валька и стал приближаться к Глебу. – Ну что, ссыкло? Может, тебе нос разбить?

Пацанам всегда нужен тот, кого можно травить. Глеб это знал и понял, что Валька хочет сделать такого из него. Он весь внутренне сжался, приготовившись к драке. Чувство несправедливости заклокотало внутри и заставило крепко сжать кулаки. Глеб решил, что не даст Вальке сейчас унизить его перед всеми, чего бы это ни стоило. Чувствуя за собой правоту, разозленный несправедливыми обвинениями, Глеб закрыл от страха глаза и бросился на Вальку с кулаками. Тот не ожидал от Глеба такой прыти и на секунду оторопел. Но, в отличие от Глеба, который дрался всего пару раз в жизни и поэтому за неимением опыта размахивал руками, как ветряная мельница, Валька быстро сообразил, что Глеб машет руками наугад, увернулся и крепко засадил кулаком ему в ухо. Следующим ударом Чигорин попал точно в нос, отчего в глазах у Глеба потемнело, и песок под ногами быстро покрылся мелкими капельками крови.

– Ссыкло! – снова сказал Валька и пнул Глеба в живот.

Глеб скорчился на земле, разрываемый обидой и несправедливостью. Кое как поднялся на ноги, вытер рукавом кровь с лица и поднял с земли увесистый булыжник.

– Ты чего? – попятился от него Валька.

Глеб молча приближался к своему обидчику.

– Ты чего? – уже не на шутку испугавшись, дрогнул Валька.

– Я сказал, что был в доме, – книги нет.

– Ладно, ладно, верю я. Камень брось! Псих!

– Брошу, – сказал Глеб и перехватил булыжник поудобнее.

Валька сообразил, что Глеб настроен серьезно, тут же забыл о своей репутации смельчака и пустился наутек. Глеб метнул камень ему в спину. Удар пришелся точнехонько промеж лопаток. Валька охнул, загреб руками воздух и кубарем повалился на землю. Пацаны, ставшие свидетелями драки, смотрели на Глеба выпучив глаза. Он подошел к Вальке, перевернул того на спину и стал методично охаживать кулаками по лицу, несмотря на то, что Валька лежал без сознания. Кто-то из мальчишек спохватился, подбежал к Глебу, пытаясь оттолкнуть от Вальки, когда он уже поднял с земли брошенный булыжник, чтобы садануть Чигорина по голове.

Чья-то сильная рука сдернула его с лежавшего без чувств Вальки и легко подняла в воздух. Кто-то из парней с самого начала драки побежал в деревню, позвать взрослых.

– Ты чего творишь, засранец? – дед тряс Глеба за шкирку, как котенка.

– Он первый начал!

– Валька первый начал, да, – подтвердил кто-то из пацанов.

– Дома разберемся, – сказал дед и отвесил Глебу легкий подзатыльник.

Глеб забрался под рамку велосипеда и быстро покрутил педали в сторону дома.

С карьера под горку он мчался так, будто за ним кто-то гнался. Ветер вышибал из глаз слёзы, но Глеб смеялся во весь голос, не понимая причин радости. «Кто, кто теперь ссыкло, а?» – твердил он про себя.

Домой идти было страшно. Победная эйфория улетучилась, лишь только Глеб доехал до своего двора. Страх перед неминуемым наказанием заставлял голову придумывать четырехэтажные оправдания. Когда дед пришел с карьера и увидел Глеба сидящим на крыльце, он подошел к нему, положил руку на плечо и сказал:

– Ты всё правильно сделал, что постоял за себя, но то, что ты хотел сделать… – дед замолчал, подбирая нужные слова. – Так делать нельзя. Ты мог его убить, понимаешь? Никакая справедливость, никакая злость не могут быть причиной убийства человека, запомни!

– Я понял, – ответил Глеб.

– И еще: если нельзя избежать драки, если получилось победить – никогда не добивай побежденного тобой человека.

– Почему?

– Чтобы самому остаться человеком, – ответил дед и потрепал Глеба по макушке. – А теперь иди рожу мой, пока мамка в магазин ушла.

Глеб вопросительно посмотрел на деда.

– Иди, иди, никому не скажу.

Глеб любил деда и одновременно побаивался его. От него пахло терпким самосадом. У него было странное, словно выжженный на солнце пергамент, лицо. Скрипучий голос и мозолистые руки, покрытые синими реками вен. Даже взрослые смотрели на него снизу вверх и старались не упираться во взгляд. Два десять росту. Глеб воспринимал его исключительно частями. Вот ноги деда – кривые, кавалеристские, в начищенных хромовых сапогах. Вот откуда-то сверху тянутся ручищи, и маленький Глебка возносится вверх. А вот и лицо. Огромное. Половина лица рассечена ужасным шрамом. Бабушка говорила, что это его шашкой саданули во время Гражданской войны. Треплет за нос, смеется. Потом грустно сопит, и от этого сопения у Глеба порывом ветра почти срывает скальп. Могучий дед!