Амаяк Тер-Абрамянц-Корниенко - Музей развитОго социализма

– Обязательно! – страстно и решительно вырвалось у мальчика.

– Увезу-ка я его, Варечка, к себе, как Снежная Королева Кая!

– Ну, ну, только ненадолго, – немного испугалась мама.

За столом есть совсем не хотелось, и он то и дело поглядывал на тетушку, больше похожую по возрасту на бабушку, смущаясь, когда она перехватывала улыбкой его любопытствующий взгляд, вслушиваясь в каждое слово.

Вместе с этим человеком в дом вошло предчувствие чего-то необыкновенного, нового, грядущего…

Новообретенная тетушка принялась расспрашивать Валентина о школе, учебе, школьных друзьях, прочитанных книгах. Он с удовольствием и жаром стал рассказывать то самое заветное, о чем и маме рассказывать воздерживался: какая интересная книга «Тимур и его команда» и что точно такую же команду они хотят создать во дворе, однако тетушка вовсе не поспешила разделить его восторг, лицо ее оставалось непроницаемым, лишь светлые глаза также поблескивали благожелательным вниманием. Она спросила, читал ли он «Трех мушкетеров» и «Остров сокровищ», «Следопыта».. Племянник признался, что только слышал об этих книгах от школьного товарища Жени Левитина, но не читал: в книжных магазинах этих книг днем с огнем не сыщешь, а Жене Левитину родители запрещали давать эти книги на вынос, чтобы школьные товарищи не «заиграли». Даже в центральной городской детской библиотеке на эти книги огромная очередь, а когда почти дошло до него, их вовсе перестали выдавать из-за ветхости и надолго отправили в ремонт на подклеивание.

Тетушкины седые локоны лишь легонько шевельнулись в почти удовлетворенном кивке, она сделала последний глоток чаю и, поставив чашку на блюдце, сказала.

– Понятно… А ведь у меня тебе подарок!

Она медленно встала из-за стола, направилась к прихожей, повозилась со своей старой кожаной сумкой.

– Иди-ка сюда, Валюша…

В руках у нее были книги.

– Ух ты! – только и смог выдохнуть мальчик, рассматривая дар. Это и были как раз те две заветные, столь чаемые книги. Прямо как в сказке получилось: и «Три мушкетера», и «Остров сокровищ», да ещё с «Чёрной стрелой» – не новые, но хорошо сохранившиеся: шляпа с перьями и скрещенные шпаги на обложке одной и парусный корабль – на другой.

– Эти самые книги твой дедушка в детстве читал – добавила тетушка. – Читай и ничего ни у кого не проси.

Тетушка подарила и комплект цветных лаковых открыток с видами Ленинграда, а потом засобиралась. Она уехала так же стремительно и неожиданно, как и появилась, взяв слово с племянника, что он к ней приедет летом, оставив мальчика потрясенным и счастливым. «Увезу я тебя, как Снежная Королева Кая». И это ощущение счастья держалось весь вечер, несмотря на то, что вернувшийся с работы отец ходил мрачнее тучи и пару раз до него доносились повышенные голоса из кухни: «Я не знаю – как, – будто оправдывалась мать, – наверное, через адресный стол установила!»… Они будто спорили, и сквозь бубнеж доносились лишь отельные слова: «Но ведь это опасно!.. опасно… никто не виноват!.. еще все вернется, вернётся, вот увидишь!…»

Отец и мать нередко переходили на повышенные тона. Однако теперь это нисколько не могло омрачить чувство счастья Валентину – ведь он обладал целым сокровищем! Он начал читать эти книги одна за другой: почитает одну, потом другую, а между ними рассматривал виды Ленинграда-Петербурга: Исаакиевский собор, медный всадник, вздыбивший коня, Зимний дворец, Невский проспект, крейсер «Аврору», другие дворцы и Нева, обязательный памятник протягивающего куда-то руку, открывающего новую эпоху черного Ленина (он произвел на него совсем небольшое впечатление) и открытка с достижениями советского времени – районы новостроек – копии таких же пятиэтажек, что и в Новотрубинске. Он читал книги параллельно, но странное дело, от этого ничего в голове у него не перемешивалось – миры эти в его сознании не пересекались, а жили сами по себе, будто в отдельных ящичках сознания, и он засыпал в тот вечер, положив обе книги рядом с собой на полу так, чтобы до них можно было легко дотянуться рукой.

Засыпая, мечтал о Ленинграде, который казался совершенно необыкновенным, прекрасным и фантастическим, городом, предвкушал, как увидит въяви все, что видел на открытках: и взлет медного всадника, и торжественное золото Исаакия…

Время до летних каникул тянулось необыкновенно долго, но ожидание лишь распаляло мечту, придавало ей таинственный блеск.

И вот, наконец, осуществилось! Мама посадила его в поезд, а на следующее утро на Московском вокзале его уже встречала тетушка. С вокзала она повезла племянника к себе домой.

Тетушка Антонина занимала большую комнату в коммунальной квартире в огромном асфальтового цвета доме на Кировском проспекте. Обстановка комнаты была довольно скромная: старенькие диван с круглыми подушечками с вышитыми женской рукой розами и ветками цветущей сирени, кровать, кресло качалка, громадный книжный шкаф у окна, круглый обеденный стол, одежный шкаф, зеркало-трюмо у двери, тумбочка с радиолой, несколько антикварных стульев и огромный, над всем доминирующий в комнате, письменный стол из резного красного дерева, покрытый поистершимся зеленым сукном (единственный предмет, оставшийся в наследство, как потом сказала тётушка, от прадедушки – действительного статского советника). Однако мальчика сразу же заинтересовал и зачаровал не письменный стол, а стоящий на нем макет ледокола из серой стали.

– Это мой муж, – пояснила тетушка, перехватив его жадный взгляд, – он на Балтийском судостроительном заводе работал. поздоровайся с ним!

Над макетом висело фото в рамке: мужественное красивое лицо с высоким лбом, прозрачными смеющимися глазами, зачесанные назад волосы, матросский воротник, открывающий треугольник тельняшки.

– Он был моряк?

– У них практика была, немного ходил в море.

– А ты мне покажешь море?

– Конечно, до Кронштадта… правда, у нас еще не совсем море, больше на озеро похоже – Маркизова Лужа.

– Какая?

– Был однажды при царе француз-маркиз, назначенный министром морского флота. Моря не любил и дальше Кроншдтадта не плавал. Поэтому эта часть Финского залива и прозвали Маркизовой лужей.

В первый же день тетушка устроила ему экскурсию по городу: они прошли весь Невский проспект от Московского вокзала до Адмиралтейства. Тётушка рассказывала о домах, дворцах, храмах и памятниках, которые выходили на проспект, и целая эпоха открывалась мальчику – лик давно ушедшей жизни: по улицам мчались кареты, из них выходили прекрасные дамы, офицеры, князья… в храмах звонили колокола. То был город, в котором продолжали жить великие цари, полководцы, созидали архитекторы, творили гениальные писатели, художники, музыканты… Казалось, не покажется необыкновенным, если из-за решётки летнего сада подмигнёт Пушкин, а Петр Великий вот-вот появится в кожаном переднике за своим домашним токарным станком, а Брюллов может сейчас вернуться, чтобы кистью добавить очередной мазок в своём «Последнем дне Помпеи»… Великий сонм гениев продолжал жить здесь – на каждом шагу чувствовалось их дыхание, звучали слова, смех, тут и там обжигали их страсти, грели чаянья… Время исчезало…. Как и большинство ленинградцев, тетушка Антонина была патриотом своего города. Она умела рассказывать живо и интересно. И, странное дело, с ней совсем не чувствовалось скуки и одиночества, с которыми он почти свыкся в Новотрубинске.