Владимир Владыкин - Юлия

– Ты куда собираешься? – именно этих слов его она и боялась услышать и робко, как-то растерянно повернулась на хрипловатый голос Семёна, коротко взглянув исподлобья в его сторону:

– Там место есть хорошее, я туда пойду, мне не хочется вам мешать. Из меня хорошая рыбачка не выйдет, я не Валя, – произнесла Юля, несколько волнуясь, почти не глядя на него, а куда-то в сторону. Семён с сожалением смотрел на девушку и не знал, как заставить её быть рядом с ним. За всё время ему так и не удалось приблизить Юлю к себе и установить духовный контакт.

Своим грубоватым голосом он всегда, вероятно, отпугивал её от себя. И тогда, чтобы как-то исправить положение, он заговорил намного мягче, душевней. Но это ему давалось довольно трудно, так как свойства его души были для такого общения не подходящими…

– А что, разве ты мне мешаешь? Сиди, читай, если стесняешься быть рядом – места вон сколько, – обвёл он рукой вблизи себя, лукаво посматривая на девушку, и чуть заискивая, добавил. – Или ты хочешь купаться?

– Ещё рано – вода прохладная. Я лучше пойду читать.., – она постеснялась сказать, что хочет позагорать под тёплыми утренними лучами. В лагере они всегда загорали в ранние часы, когда солнце ещё не так сильно припекало. Неужели Семён не может догадаться о её желании?

– Что же мы будем порознь? – и метнул в неё почти свирепый ревнивый взгляд, позабыв о всякой осторожности. – Ты мне вовсе не помеха, что же мне – с рыбой разговаривать, – и заискивающе улыбнулся: – Иди ко мне ближе, садись и читай вслух! – и тотчас перевёл взгляд на ровно стоявшие поплавки. – В его голосе Юле всё отчётливее слышались тёплые нотки, и ей становилось его жалко оттого, что может ненароком обидеть.

– Я вслух не умею, а то начну запинаться и растеряюсь, – простодушно пояснила Юля.

Вдруг у крайней удочки началась поклёвка – поплавок играючи задёргался, как в лихорадке. И его неумолимо потянуло под воду. Семён осторожно снял с рогульки удилище и стал подтягивать к берегу, расширив глаза в сладком предчувствии удачи.

– Возьми сачок! – как можно тише попросил Юлю. Но она растерялась, забегала глазами вокруг себя, никак не могла отыскать его, а Семён всё шёпотом. – Да вон же лежит на траве, правей, правей, эх, слепая мать твою! – Семён подтягивал осторожными движениями, уже нервничал, боясь упустить добычу. Задрал высоко удилище над головой, начал торопливей подтягивать ближе к берегу. Но Юлина нерасторопность уже выводила его из себя, и он перешёл на окрик. Его охватил безудержный азарт рыболова, он кричал на девушку, которая совсем растерялась. – Ну чего, давай же мать твою! Чего мечешься, вон же лежит! – указывал движением головы.

Наконец Юлия заметила сак, легко подбежала, схватила обеими руками, боясь, что он, как рыба, выпрыгнет в воду.

– Сама давай! – разъярённо выкрикнул рыбак, видя как она застыла, ожидая его команду. Между тем у Юли в душе поднялось возмущение: почему он так кричит на неё, он не имеет права ей грубить! И чего ради так распалять себя, совсем помешался на рыбалке! Однако она и сама почувствовала, как азарт Семёна передался и ей. Дрожавшей рукой опустила сак в воду, где билась крупная рыбина.

– Зачёрпывай, зачёрпывай, мать твою так! – и вскоре вытащили крупного сазана. Семён отбросил удилище на траву, выхватил у Юли сачок, чуть не сбив её с ног. Пока вытаскивал улов, он весь взмок и раскраснелся, как после парной баньки.

– Вот смотри, какой красавец! А ты уйти хотела! – с охрипом выкрикнул Семён, восхищённый удачей. Он посмотрел на остальные поплавки: один, кажется, дёрнулся и застыл. Семён напрягся в ожидании, нащупывая в кармане брюк папиросы и спички. Не сводя с поплавков глаз, закуривал, пыхая дымом. Но поплавки больше не дёргались, на воде царило спокойствие. Он попыхивал папиросой, одаривая Юлю самой щедрой улыбкой, на какую был способен, при этом вытирая влажной ладонью мокрый лоб. Потом уселся на измятой сухой траве, вытащив из пачки вторую папиросу, дунул в неё, помял жёсткими пальцами и подкурил от выкуренной первой.

– Что бы я без тебя делал, какую удачу ты мне послала! – сказал он, дымя папиросой в сторону поплавков.

Юля прониклась боязливым уважением к Семёну, села неподалёку на старую корягу, надела очки и стала читать. Она ощущала на себе его колючий взгляд, отчего невольно отводила лицо в сторону. Теперь, когда радость первой удачи от улова была позади, он успокоился и не мешал ей читать, будто её тут вовсе не было. «Не хочет со мной рядышком сидеть, – думал он про себя, наблюдая за поплавками, стоявшими в одну линию в одном и том же застывшем положении, что его стало огорчать, и он косил на Юлю осторожный взгляд. – Рыбалка не интересна ей, такого сазана вытащили… Светка сейчас бы прыгала, ликовала от радости… а эта даже не моргнёт, вся серьёзная или стесняется, или брезгает мной. Ну, а тогда чего поехала? Ну, ладно, читай, читай!» Семён поставил локти на колени, выплюнул окурок, приняв задумчивый вид. Потом поглядывал на поплавки: «Проклятый… какой-то лихоман один зацепился и шабаш», – с огорчением изрёк про себя. И задрал голову к голубому небу: в его глубине заметил стоявшее неподвижно маленькое белое облачко. Над ухом резко зазвенел комар, он нервно отмахнулся от него. Но комар вновь, словно с ним играя, тонким занудным звоном приблизился к самому уху. Он резко качнул головой и ладошкой шлёпнул по щеке. Комар размазался по пальцу. Семён вытер его о траву. В камышах слышны были голоса птиц, они то отдалялись, то приближались вместе с шорохом ветерка в камышах.

– Перестала клевать, что на это скажешь? – обратился к Юле, которая недовольно посмотрела на него: «Чего отрываешь от книги?» – было в её взгляде. – Поклёва, говорю, неужели не будет, как ты считаешь, сестрёнка?

– Нашли у кого спросить, я в рыбалке не смыслю! – неохотно отозвалась она и опять уткнулась в страницу, предчувствуя, что этим разговор не закончится. Семёну стало скучно, вот и хочет с ней поболтать. А в его тоне была слышна затаённая игра слов.

– Ты чего такая невесёлая?

– С чего вы взяли, Семён Иванович?

– Да зови уж Семёном, что там, – а сам хитро прищурил глаза, изучающее разглядывал её.

– Вы мне в отцы годитесь – не могу.

– Так уж и в отцы? – удивлённо протянул он, поднимая и опуская плечи.

Солнечные лучи уже горячо касались её спины, под майкой стало липко, мокро от пота. Она видела, как Семён зачем-то не спеша встал, отвернулся от поплавков. Теперь, когда не клевало, он потерял интерес к рыбалке. Стоял спиной к реке, а лицом к ней в расслабленной позе.

– Эти очки тебе очень идут! – лестно заметил он.

– Что вы сказали, Семён Иванович? – не расслышала она.

– Я говорю, очки к лицу! – он сделал странное движение к ней. – Хочешь такие куплю, книга нравится – дарю! – а сам всё ближе, ближе.