Елена Лактионова - Аромат зеленого яблока

– Погуляем? – предложил инициативный Сергей.

Остров был прекрасен. Порой он открывался такими видами, что у ребят перехватывало дыхание. Маша только успевала щелкать фотоаппаратом. Часто она наводила объектив на Диму. Вот он на фоне ущелья, вот сидит на каменном утесе, вот он у живописного дерева, чудом выросшего на голой скале.

Вдруг они набрели на одинокое бревенчатое строение и стали его исследовать. Строение было полуразрушенным, без дверей, покрытое кое-где мхом. Сгнившее крыльцо вело в черноту.

– Наверное, это монашеский скит, – предположил Сергей.

– И здесь жил монах-отшельник? – изумилась Маша.

Зайти внутрь, в черноту, никто не решился. Только постояли на пороге, заглядывая в дверной проем – оттуда тянуло прохладой, сыростью и нечистотами.

– Серый, щелкни-ка нас здесь, – Диме захотелось сфотографироваться с Машей на пороге скита.

Маша протянула Сергею фотоаппарат, показав, где нужно нажать. Они с Димой встали в дверном проеме, и Дима приобнял Машу за плечи. Ее снова охватило ответное желание прижаться к нему.

Только теперь, часто подавая Маше руку, помогая ей взбираться на скалы и заглядывая в лицо, Дима рассмотрел, наконец, особенность ее глаз – чего никак не мог видеть вчера вечером: небольшие сегменты Машиных карих зрачков были светло-бежевыми, – словно художник, заканчивая портрет, поставил кистью мазки, чтобы портрет «смотрел». С первого раза разглядеть эти блики было почти невозможно, только казалось удивительно живым лицо. Дима, поймав эти блики в глазах Маши, стал с еще большим вниманием и интересом на нее смотреть, что не осталось незамеченным для Маши. Она чувствовала, что нравится ему.

Иногда Дима с Сергеем отходили в сторонку покурить. Машу это тоже приятно изумляло: ее знакомые «заводские» закуривали, даже не спросив разрешения, или спрашивали для проформы, где ответ не подразумевался. Возвращался Дима с этих коротких перекуров не прокуренный, а почему-то с удивительным и приятным ароматом незрелого яблока. И этот Димин аромат, и его манеры, и сам Дима откликались в Машиной душе тихой радостью.

После обеда неожиданно образовалась компания из Машиных подружек и двух незнакомых ей ребят, которых вчера то ли Галка, то ли Люба подцепили на танцах для похода в местный поселок. Маша хотела позвать на прогулку Диму с Сергеем. Она заглянула к ним в каюту, но та оказалась пустой, а компания уже отправлялась. И Маша не сочла грехом пойти без Димы, к тому же о каких-то послеобеденных планах разговора не было.

По грунтовой дороге поднялись к поселку, фотографируясь в особо живописных местах. Сначала Маша думала, что ребята – Саша и Толя – «забиты» желтоголовыми сестрами. Но в процессе прогулки выяснилось, что ребята «ничьи», а симпатичный Толик даже стал оказывать Маше знаки внимания. И ее вдруг снова, как вчера вечером, охватило пьянящее чувство авантюры. Она, неожиданно для себя самой, позволила себе легкий флирт с новым кавалером. Это ей удалось, и теперь Толик стал держаться поближе к ней, а на одной съемке, когда компанию фотографировала Галка, положил руку Маше на плечо. Такое развитие событий, по всей видимости, не устраивало сестер, которые сами имели виды на ребят. То, что сестры тайно бесятся, Маша не замечала. И когда в присутствии Толика Галка нарочно во всеуслышание спросила ее: «Маша, а где твой Дима?», Маша ответила доверчиво и беспечно:

– Не знаю. Мы с ним после обеда не виделись.

После такой провокации Толя к Маше больше не подходил.

В поселок заходить не стали, – лишь прошли мимо деревянных ступенек, ведущих к нему. Машу поразило, что возле лестницы на низеньких тележках сидело несколько безногих инвалидов. Утром, сойдя с теплохода, она тоже видела на пристани пьяного мужичка без обеих ног, валявшегося рядом со своей тележкой. Кто они? Почему их такое скопление в одном месте?

Побродили по окрестностям. Маша фотографировала купола с крестами ветхого собора с облупленными, до кирпичей, стенами. Устроив небольшой привал на живописном холме, компания вернулась обратно.

На пристани стояли Дима с Сергеем, покуривали.

– А мы в поселок ходили, – похвалилась Маша.

– А мы почему не пошли? – спросил Дима Сергея.

Тот пожал плечами.

– Я хотела вас позвать, – сказала Маша. – Но вас в каюте не было.

Маша осталась с ребятами. Рядом стояли откуда-то взявшиеся плетеные кресла. Они уселись в кресла и стали любоваться солнцем, заходящим в залив.

– Смотрите! – вдруг воскликнула Маша и указала на плавающего недалеко от берега мужчину.

– «Морж»! – удивился Дима.

Из воды торчали только голова и плечи «моржа», руками в рукавицах он отталкивал огромные льдины.

– Во дает мужик! – поразился Сергей.

– А почему он в рукавицах? – не поняла Маша.

– Чтобы руки о лед не поранить, – ребята вдруг услышали незнакомый голос и обернулись: рядом в кресле сидел мужчина лет сорока интеллигентного вида, на которого они прежде не обратили внимания. Он тоже наблюдал закат.

Неожиданный собеседник представился Виталием Андреевичем и, как-то ненавязчиво, к слову, стал рассказывать об острове. Его рассказы были намного интереснее щебета экскурсоводши. Да и говорил он то, что говорить советскому экскурсоводу никак не полагалось. Он рассказывал, как монахи, когда началась советско-финская война, ушли в Финляндию, чтобы спастись от советской власти. А были здесь действительно шикарные плодородные сады. В монастырских парниках монахи круглый год выращивали огурцы, помидоры, арбузы, дыни, персики, абрикосы, виноград и даже ананасы. Советская власть разорила монастырь, от садов практически ничего не осталось.

– А мы сегодня утром на скит набрели, – сказала Маша. – Тоже полуразрушенный весь, старый.

– Вероятно, вы набрели на маленькую деревянную часовню, что входит в комплекс Гефсиманского скита, – поправил Виталий Андреевич. – Она действительно пока не отреставрирована.

– А почему здесь так много инвалидов? – снова поинтересовалась Маша. – Мы в поселке нескольких на тележках видели. И на пристани один валялся, как только мы прибыли.

– Их после войны сюда вывезли, – стал рассказывать Виталий Андреевич. – В те годы в городах было очень много калек. Они нищенствовали, попрошайничали. Одним словом, портили вид. – В голосе рассказчика появилась ирония. – А мы мирную жизнь восстанавливали, города отстраивали. Вот их всех собрали и вывезли на Валаам. Организовали Дом инвалидов – он в поселке находится. Они раньше на причал часто выходили. Вернее, прикатывали на своих тележках к прибытию теплоходов. Хорошую милостыню получали от туристов. Потом им и это запретили: впечатление от острова портят, своим видом травмируют отдыхающих. – Виталий Андреевич снова грустно улыбнулся. – Эти, на тележках, еще сами как-то передвигаться могут. А много было таких – без рук, без ног. Их называют «самоварами». В специальных кожаных мешках их подвешивают к потолку – только голова торчит. Санитарки за ними ухаживают, кормят.