Мария Рэйвен - Нас шестнадцать (сборник)

– Привет.

Я вздрогнула и обернулась, у дерева стоял Йоргос.

– Привет, ты меня напугал.

– Извините.

– Ничего страшного. Ты опять не в школе?

– Нет.

Он печально улыбнулся и опустил глаза. На нем были те же синие брюки и грязная белая рубашка с короткими рукавами. Похоже, его семья очень бедная, если ребенок ходит без куртки в такую погоду. Похолодало еще сильнее.

– Как у тебя дела?

– Хорошо.

– А хочешь, я подарю тебе теплую куртку?

Мне было неудобно предлагать мальчику деньги и потом неизвестно, на что их могут потратить в его семье.

– Не надо, мне не холодно.

– Как не холодно, у тебя губы вон синие, бледный весь. Возьми хотя бы мой шарф.

– Спасибо, но мне правда не холодно, не волнуйтесь.

Я подумала, что парнишка может что-то знать о старом кладбище, и спросила:

– Йоргос, а ты давно живешь в деревне?

– Всю жизнь.

– Ты знаешь заброшенное кладбище на окраине деревни?

– Знаю, мои друзья там играют.

– Играют на кладбище? Им что играть больше негде?

– Нет.

– А ты что же с ними не играешь?

– Нет, они на меня злятся.

– За что?

– Я их очень подвел.

– Как подвел?

Йоргос молчал, опустив голову.

– Не хочешь об этом говорить?

Он медленно помотал головой из стороны в сторону.

– Хорошо. Скажи, а там был раньше какой-нибудь дом?

Он поднял на меня свои грустные глаза с темными кругами и тихо произнес:

– Там была школа.

– Вот как? Интересно, и где она сейчас? Снесли и устроили там кладбище?

– Ее не сносили.

– Тогда что там случилось?

– Пожар.

Он опять опустил голову и замолчал, сжав губы, лицо его побледнело еще больше. Я решила больше не мучить мальчика и ни о чем не спрашивать.

– Йоргос, мне пора идти, надеюсь, мы еще с тобой увидимся.

Он кивнул. Я повернулась и пошла в гостиницу. Какой жуткий холод сегодня, а бедный ребенок раздетый, надо, наконец, сходить к его родителям. Обернувшись, я крикнула:

– Йоргос, а как твоя фамилия?

Но его уже не было. Хотелось верить, он пошел домой. В таверне я встретила внизу Костаса, он сидел за столом и точил кухонные ножи.

– Здравствуйте, Костас, как ваши дела?

– Здравствуй, Анна, слава Богу, все хорошо. Ты ходила на прогулку?

– Да, прогулялась до старого кладбища.

Он отложил в сторону нож и точило и пристально посмотрел на меня.

– И что там интересного на кладбище?

– Ничего, только тринадцать могил подростков, старшему пятнадцать, младшему шесть, так, ерунда.

– Так, присядь-ка, дочка, и давай по порядку. Зачем ты туда ходила?

– Вчера ночью, когда была гроза, я проснулась и увидела в окне какой-то дом, в нем горел свет в окнах в два часа ночи. Сегодня утром я спросила Марию, что это за дом, она сказала, что там только старое кладбище и домов никаких нет. Вот я и пошла посмотреть, хоть меня все отговаривали.

– Понятно, ну раз ты там уже была, то сама знаешь, что там в самом деле никаких домов нет. Только заброшенное кладбище и все.

– Да, и также сама знаю, что раньше там была школа, которая сгорела. Школу, возможно, потом снесли, а на ее месте сделали кладбище, но хоронили почему-то только детей.

Костас достал сигарету из пачки на столе и зажигалку, затянувшись, он спросил:

– А кто тебе рассказал про пожар?

– Один мальчик, Йоргос, мы встретились недавно в лесу. Он сказал, его друзья играют на том кладбище. Странно, да?

Костас внимательно слушал меня, не перебивая, изредка выпуская клубы сигаретного дыма.

– Этот Йоргос, я думаю, из очень бедной семьи. Представляете, на нем кроме брюк и рубашки с короткими рукавами ничего нет. Ботинки ужасно старые и стоптанные. Правда, он вечно твердит, что ему не холодно, я думаю, просто гордый, не хочет ничего просить. Он сидит в лесу каждый день у огромного валуна безо всякой причины, прогуливая занятия.

– Анна, скажи мне, в этом мальчике нет ничего необычного, кроме старой одежды?

Я задумалась. Что в нем странного, мальчик как мальчик, ну…

– Разве что он очень бледный и круги под глазами темные, губы синие. Просто он замерзший.

– Может, он не замерзший, дочка, может, он просто… мертвый?

Костас произнес это слово еле слышно, но для меня оно прозвучало как выстрел. Я непонимающе уставилась на Костаса.

– Что вы такое говорите? Как этот мальчик может быть мертвым, если я с ним разговаривала?

Костас потушил сигарету и крикнул жене:

– Мария, принеси мне бутылку зивании из погреба и две рюмки, оливки с хлебом захвати.

Я молчала и ждала объяснений. Мария принесла, что он попросил, молча поставила поднос на стол и удалилась. Костас налил в рюмки водку, пододвинул мне одну и сказал:

– Давай выпьем, Анна, за упокой душ невинных. А потом я расскажу тебе одну историю.

Я залпом опрокинула в себя противную обжигающую жидкость и заела оливкой. Костас выпил не торопясь свою рюмку и, вытерев рот рукой, стал рассказывать.

– Это случилось в семьдесят восьмом. Мы с Марией тогда только поженились, не было у нас ни таверны, ни гостиницы, ни денег. Но жили мы дружно и счастливо. Жителей в деревне тогда было не очень много, их и сейчас не много, но зато тогда было много ребятишек. Рожали по четверо, пятеро детей, редко встретишь семью с двумя детьми, тем более с одним. Родители в основном фермерством занимались, а дети помогали, кто в поле, а кто дома по хозяйству. Но в тоже время все дети ходили в школу. В начале семидесятых построили в нашей деревне школу, хорошую, двухэтажную. Учителя приехали из города обучать, значит, детвору нашу, муниципалитет им зарплату платил неплохую. Где стояла школа, ты уже знаешь. Зима в тот год выдалась теплая, сухая. Перед Рождеством учителя праздник решили устроить для детишек и их родителей, с елкой, спектаклем, угощением, подарками, все как полагается. Ученики игрушки на елку и украшения сами мастерили из бумаги цветной, фольги и клея, не было денег особо на елочные игрушки. Как-то днем, после уроков уже, случилось на втором этаже замыкание, загорелась проводка. А там как раз младшие классы учились. Ну, перепугались все, паника, переполох. С первого этажа ребята постарше прибежали, помогать младших выводить. В школе тогда только один учитель оставался дежурить. За несколько минут вспыхнула вся школа, как коробок спичек, везде ведь бумага была, из которой дети мастерили снежинки всякие. Да еще дым везде. Дети двери дергают, они не открываются. Потом выяснилось, они со страху не в ту сторону дергали. Один мальчонка, правда, через окно выбрался, побежал за помощью через лес напрямик, в деревню. Но привести никого так и не смог.

Костас перевел дыхание, налил себе еще водки и выпил, не поморщившись. Я сидела, не шелохнувшись, затаив дыхание. Он вздохнул и продолжил.

– Не добежал тот парень до деревни, споткнулся в лесу, налетел на камень, ударился виском и сразу насмерть, это уже потом выяснилось. Все, кто в школе остались, так и сгорели заживо, один учитель и шестнадцать учеников. И один, что в лесу погиб. Итого восемнадцать человек. Что в тот день в деревне творилось, никакими словами не описать. В каждую семью почти пришла смерть. Почти все по ребенку потеряли, а кто и по двое. А тот паренек, что в лесу погиб, один был у родителей. Мать его через неделю умерла от горя, а отец всего на месяц ее пережил. Их на деревенском кладбище похоронили. А школу, что от нее осталось, разобрали и на этом месте сделали детское кладбище. Ходили туда всей деревней каждый год перед Рождеством поминать загубленных детей своих.