Сергей Нагаев - Владимир Ост

– Проходите, – посторонился человек в пиджаке и, выставив для рукопожатия запястье, вместо ладони, добавил:

– Камиль Петрович. Извините, руки грязные, убираю тут немножко.

Отрекомендовавшись со своей стороны, Владимир прошел в комнату.

– Да-а-а, – сказал он. – Бывает хуже, но реже.

Рваные, заляпанные обои, колченогая, изодранная мебелишка, раздавленные прямо о паркет окурки, кругом клочки газет и целлофана, пивные крышки, рыбные хвосты и всякая подобная дрянь, по углам – множество пустых бутылок; комната производила удручающее впечатление. Но что Осташов сразу по достоинству оценил, так это чудесный вид из пыльного окна, выходившего в переулок: напротив, через дорогу, росло большое раскидистое дерево, и стояла в строительных лесах небольшая православная церковь, маленький купол которой (со свисающим ржавым крестом) располагался как раз на уровне взгляда. Картина создавала какое-то особенное настроение, вселяла в душу безмятежность и мир.

Камиль Петрович стал подметать пол.

– А клиент когда придет? – спросил он.

– Да вот должен подойти, – ответил Осташов. – А ваш клиент, я имею в виду, хозяин квартиры, он, я так смотрю…

– Ну, а что? Какой есть.

– Ну, да, понятно. А где он?

– Да… Он, это, отошел прогуляться с моим напарником. Я подумал, чего им тут мешаться, толпу создавать? Но вообще, если квартира покупателю понравится, мы можем совершить сделку и без хозяина. У меня уже есть от него доверенность на продажу.

– Ясно… А почему квартира так дешево продается?

– Все нормально, не волнуйтесь, и по документам все чисто, без проблем. Я бы и сам купил эту квартиру, но у меня просто нет времени возиться, ремонтировать… Потом же, ее отремонтируешь, еще надо искать хорошего покупателя. Конечно, тут бы лоск навести, она бы по другой цене пошла. Но времени нет. А мне нужно быстро деньги – и вперед, за следующую квартиру браться: у меня есть на примете один вариант расселения, и мне срочно деньги надо. Вообще, работы по Москве – только успевай.

Камиль Петрович зачерпнул в объемистый совок порцию мусора, сметенного в кучу в центре комнаты, отнес его в прихожую и опрокинул в коробку от телевизора. Повторив процедуру несколько раз и покончив с кучей, а также выбросив пустую вино-водочно-пивную посуду, он, брезгливо поморщившись, закрыл коробку.

– Пойду, руки помою, – сказал Камиль Петрович.

– А я спущусь вниз, – сказал Владимир, – посмотрю, может, покупатель подъехал. Да, Камиль Петрович, вот еще что: если вдруг покупатель спросит о цене…

– Это я помню. Если спросит, я молчу.

– Нет. Молчать не надо. Я прошу вас сказать: «Семьдесят».

Камиль Петрович не удивился, во всяком случае, выражение лица его ничуть не изменилось.

– Ладно. Ваш клиент – ваша цена, – сказал он.

Когда Осташов вышел из подъезда, оказалось, что Кукин уже приехал. Иван стоял рядом со своим черным «Мерседесом», подержанным, но не настолько дряхлым, как автомобиль, в который чуть ранее усаживалась пьяненькая двоица с собакой.

Владимир обратил внимание на то, что широкий «Мерседес» Ивана, для парковки которого во дворике не было места (два закутка, подходящих для этой цели, были заняты «Москвичем» и джипом «Тоета»), – широкий «Мерседес» наглухо перегородил узкую дорожку, так что проехать по ней другим автомобилям было теперь совершенно невозможно. Но Ивану, судя по всему, это было безразлично.

– Ждать себя заставляешь, – весело сказал Кукин, не здороваясь. Затем он снял темные очки, повесил их на уровне солнечного сплетения, зацепив дужкой за пуговицу своей синей сорочки, и улыбнулся в черные средней густоты усы, отчего стал похож на откормленного кота. Владимир пригляделся к Ивану и понял, что ошибся, когда во время телефонного разговора заподозрил его в нетрезвости. Кукин не был подшофе. Хотя, надо заметить, его манера говорить – с гусарским напором и одновременно несколько заплетающимся языком – и впрямь могла сбить с толку.

– Нам сюда, – сказал Осташов и быстро вошел в подъезд.

Осмотр квартиры протекал по преимуществу в молчании. Кукин пытался балагурить, но его шутливый тон никем поддержан не был. Даже на те вопросы Ивана, которые касались непосредственно жилища, Владимир отвечал вяло, ничего не приукрашивая, не выказывая ни малейшей заинтересованности, приличествующей роли посредника. Всем своим видом он как бы говорил: не хочешь – не бери, на квартиру с такой ценой и без тебя покупатели найдутся. Да и Камиль Петрович стал в присутствии клиента как-то особенно собран и немногословен.

В отношении Кукина Осташов испытывал противоречивые чувства. Ему не нравились бесцеремонные хитрецы, каким ему виделся Иван. Но одновременно этот, всем на свете довольный субъект с нахальным взглядом был чертовски обаятелен. Осташов было даже подумал, что они могли бы стать приятелями. Однако очень скоро в поведении Ивана обнаружилась одна весьма неприятная черта: он имел манеру даже при самой невинной теме разговора вдруг, прищурившись, в упор взглядывать в лицо собеседнику, словно надеясь застать человека врасплох и отыскать в его глазах какую-то тщательно скрываемую правду. И было очевидно, что Иван не сомневается в том, что его во всем, в любой мелочи хотят нагреть, – это подразумевалось как само собой разумеющееся.

Владимира коробило столь явное недоверие со стороны Ивана, хотя – интересное дело – в то же время его ничуть не смущало, что сам-то он собирался облапошить клиента на целых десять тысяч. Кукин просто не знал, насколько весомые имел основания, чтобы быть осмотрительным и настороженным.

Осташов, между тем, понимал, что поступает нечестно. Но это ведь бизнес, успокаивал он себя, и кукинская подозрительность лишь укрепляла его в сознании собственной правоты: если кто-то изначально не верит (и по всему заметно, никогда не поверит) в твою порядочность, то зачем поступать с ним порядочно?

Следует признать, что под внезапными взглядами Кукина в душе Владимира нет-нет, да и мелькала тень беспокойства, не узнал ли Иван как-нибудь об обмане. Но постепенно Осташов с этим справился. И действительно, как мог узнать клиент о лишней десятке? Владимир несколько раз задавался этим вопросом и, в конце концов, сообразил, что никак этого быть не могло.

Да, видать, матерый мне попался прохиндей, думал Осташов. А прикидывается тут сибирским валенком, лыбится постоянно, ну прямо Ванек Ваньком. Да, объегорить такого – это не для слабосильных. Но только не для меня, подумал Владимир, только не для того, кто начал новую, вторую жизнь!

Когда осмотр закончился, Камиль Петрович молча сунул Кукину в руки документы на квартиру и, отойдя к окну, закурил. Иван бегло просмотрел бумаги, передал их Владимиру и сказал: