Влад Эмир - Теория относительности

Заглушив двигатель, Влад откинул спинку сиденья и мгновенно уснул. Возможно, через эти самые 2—3 часа именно тишина его и разбудила. За неделю рысканья по общепитовским точкам, успев проехать пару тысяч километров точно, Влад привык просыпаться под грохот проезжающих мимо длинномеров, под рёв двигателей, изрыгающих вонючий воздух, пропитанный серой и углекислым газом. Сейчас было подозрительно тихо и пахло свежим кислородом. Кислород, оказывается, имел собственный запах кислорода, странный и пьянящий, не похожий на запах любого из цветов, не похожий ни на что! Кислород и тишина…

Влад вылез из машины и потянулся, одновременно оглядываясь. Бампер машины оставался в миллиметрах от столбика – указателя, вверху которого и была белая прямоугольная полоска, по краям обрамлённая чёрной чертой, с названием населённого пункта – «Изотово 1,5 км». Деревня с названием «Изотово». Полтора километра. Куда шла главная дорога, Влада уже не интересовало, если он уже приехал в Изотово. Решительно сев за руль, он свернул в сторону и, проехав эти полтора километра, оказался в таком месте…

Тогда Влад, пробыв в Изотово целый день, перезнакомился со всеми её немногочисленными обитателями, не ведавшими ни сном ни духом о бигмагах, гамбургерах и чизбургерах, пасущих свой собственный, не Белорусский скот и даже сыр делающих свой собственный, а не Голландский или Пармезанский. Переночевав на сеновале, как и положено летом в деревне, хоть хозяева и уговаривали не выпендриваться и остаться в доме, безуспешно попытавшись заплатить им за приют и ужин из молока и картошки со своим, выпеченным в печи, хлебом, Влад понял, что теперь он и эта деревня породнились. С той самой поры и стал Влад наведываться в Изотово время от времени, сокращая эти перерывы в визитах. И летом приезжал, и зимой. И уже даже не всегда, проезжая где-нибудь близко, по делам командировочным, а вот так, как сейчас, убежав от всех и от себя в том числе. Обычно заезжал он в Изотово на день-другой, но изредка, если удавалось, оставался и на неделю. Сегодня с утра был как раз четвёртый день этого побега. Офисный народ ждал его возвращения из Новосибирска, но до этого скорбного момента можно было спокойно ловить рыбу, нарубить дров деду Мити, поправить заборчик бабке Пелагее, упиться парным молоком от коровы Зины, сравнивая его с молоком от коровы Рябушки, даже помочь тёте Лене убить петуха, чтобы угоститься потом настоящим куриным бульончиком…

Оставалось ещё три дня до конца командировки в Сибирь, придуманной самим Владом и волна энергии, захлёстывающая его всегда по приезду в Изотово, затопила все чакры, делая всё тело невесомым, с сумасшедшими мыслями. Ночной нервный срыв Влад всерьёз не воспринял, но исписанные мелким почерком листы почему-то не выбросил и не сжёг, а прихватил с собой, когда настало время возвращаться домой, из Новосибирска. Лето проходило и работать приходилось всё активнее. Народ к сентябрю повозвращался из отпусков, с морей и курортов, посыпались заказы, предложения и проекты. Влад теперь и времени не находил даже предполагать – планировать, а не то, чтобы отправиться в Изотово хоть на денёк. Казалось, что в ближайшие 2—3 месяца выехать туда и не удастся, жалко было хоть толику бизнеса терять, Москва была зубастая и пустоты не терпела! Фирм, готовых занять освободившееся место Влада, было хоть отбавляй! Так казалось. Но уже через пару недель Влад понял, что если он не предпримет что-то экстренное и неординарное, получит реальный шанс сойти с ума. Или же получит подтверждение психиатра о наличии у него обычной городской болезни – шизофрении! Может, москвичи все, без исключения, слышат голоса, но тщательно это скрывают?

– Влад, ты что в последнее время такой дёрганный стал? – Отвёл друга в сторону Николай, когда его, по сути, штатный начальник ни с того, ни с сего накричал на бухгалтершу, просто физически не успевшую вчера заехать в банк, выполнявшая какое-то не очень и спешное поручение, – Случилось что?

– Да нет, всё так же! Скучно, может, осень…

– И листва пожухла… Ты, случайно, стихи не пишешь?

– Что? – Поднял глаза на друга Влад, только теперь начав прислушиваться к разговору.

– Да… ─ Понял правильно заминку и вопрос коллега. – Осень… Меланхолия?

– Слушай, Коля, тебе что, делать нечего? Решил меня достать?

– Тише, тише, я же так, просто… Слушай, а что-то всё-таки случилось! Я в таком состоянии… Взвинченном, что ли, даже не помню, чтобы тебя видел! Влюбился? Да нет, те не такие. Не так себя ведут. Те радуются жизни! И людям. А ты на всех бросаешься! Колись, что случилось?

Влад беспомощно посмотрел на друга. У него в дипломате, с которым Влад не расставался практически никогда, сегодня лежал очередной «шедевр», написанный ночью. «Шедевр» литературы, надиктованный кем-то монотонным голосом и дословно, как он умел это делать, записанный Владом, с использованием своих закорючек и символов. 8 листов формата А4, покрытые этими закорючками с двух сторон, как орнаментом, мелкими, ровными строчками, сегодня выбили Влада из колеи окончательно. Приступ деревенской шизофрении неожиданно повторился, когда уже думалось, что тот сбой нервной системы был вызван только дикой жарой и усталостью.

– Говори! – Увидел глаза Влада Николай.

– Мне к психиатру надо! – Неожиданно не только для Николая, но и для себя признался Влад. – Я по ночам слышу чей-то голос, он быстро говорит, я знаю, что он хочет. Он хочет, чтобы я это всё, то, что он говорит, записал. Вроде рассказа, романа… Не знаю! Отрывки какого-то текста. По содержанию – полная хрень, детский сад! Вроде… Ну, как в школе сочинения пишут, ты можешь себе это представить? И я пишу, пишу, пока он не перестанет диктовать. Потом только, когда он перестанет диктовать, спать можно дальше. Как во сне! Просыпаюсь, почти не помню ничего, а листики исписанные рядом лежат!

Николай молча и внимательно смотрел на Влада. Не перебивая, но начисто не веря.

– Пошли! – Теперь уже Влад не скрывался.

Зайдя в свой кабинет, он достал из дипломата листочки.

– На, смотри, сегодня написал.

Николай работал с Владом уже несколько лет в одной фирме, Владом же и организованной, был не столько коллегой и хорошим сотрудником, сколько близким товарищем. И повелось это сотрудничество – товарищество не с работы, а с того самого института, где на лекциях и совершенствовал Влад свои умения писать быстро и непонятно. Коля тоже конспекты его пытался читать, но безуспешно.

– Да… ─ Бегло пробежав листочки глазами, Николай вернул их Владу. – Ночью, говоришь?

То, что первая запись была сделана в командировке, в Сибири почти, Влад признаваться не стал. Не во всём же, совсем уж, признаваться?!