Василий Лягоскин - Дома мы не нужны. Книга вторая. Союз нерушимый

Он плюнул со злостью на куски алюминиевой обшивки, накрывшей впереди «Кадиллак» – все, что осталось от покрытия ангара. А телохранитель ответил, к изумлению профессора, все еще считавшего его гигантом с умом малыша, вполне по-взрослому:

– Вы же сами мне такое сказали, босс, что любой с управлением не справился бы.

– Ну что я тебе такого сказал, Марио?

– Вы сказали босс, что нам не скрыться, и что вас сегодня все равно пришьют. И что я после этого могу быть абсолютно свободным, и на мое имя даже открыт счет в миланском банке. А зачем мне деньги и свобода без вас, босс? Никому я на всем свете не нужен, кроме вас…

– Ага, – даже обрадовался Алексей Александрович, – так это Марио сюда прислали с миссией; это ему положены всякие плюшки – хотя бы эта гипертрофированная преданность, ну и долголетие в придачу с волшебной регенерацией.

Полковник между тем нагнулся и, ухватившись за остатки заднего борта автомобиля, дернул его вверх и назад. «Эскалейд» ощутимо вздрогнул и, кажется, немного сдал назад.

– Эй-эй, ты что делаешь? – воскликнул итальянский босс, забывший о вежливости, на который прямо указывала его фамилия, – это моя машина!

Командир сделал вид, что не понял его; во всяком случае он повернулся к другому итальянцу – Марио Грассо: «Берись с другой стороны».

Гигант понял без перевода. Тяжеленный кузов, подхваченный с двух сторон двумя парами сильнейших, какие только мог представить Романов, человеческих рук, оторвался от земли и пополз назад, открывая перед всеми очередные сокровища Али-Бабы – по-итальянски Басилио Луччи.

Сокровища эти были упакованы в плотную бумагу, на которой не стыдно было бы печатать иллюстрированные журналы. Четыре огромных – больше метра и в диаметре, и в высоту – рулона с такой бумагой ждали их тут. Три абсолютно целых, скорее всего не пострадавших от дождя, поскольку они были тщательно упакованы все в тот же полиэтилен с разноцветными наклейками; четвертый оказался на границе участка и был лишен примерно четверти свих первоначальных запасов. Он несомненно был основательно пропитан влагой, но спроси сейчас кто командира, тот бы как обычно сказал: «Пригодится!».

Басилио ринулся было на свое рабочее место, но был остановлен Паоло:

– Стоять! Мы сами разберемся!

Парень озадаченно повернулся к Кудрявцеву: «Но там же…», и тут же успокоился, не договорив, потому что командир стоял абсолютно безмятежным, с легкой улыбкой на губах; весь его уверенный вид словно говорил:

– Пусть смотрят, все равно мы возьмем то, что нам нужно.

Еще его лицо выражало легкое недоумение: как так – пошел уже пятый день, а вы даже не разобрали, чем вас провидение наделило; ну, или тот, кто под провидение сработал.

А Марио начал разворачивать первый сверток – там оказались шесть коробок с «Хускварнами». Босс скрипнул зубами. Даже для него, далекого от повседневных забот, было понятно, какое богатство уплывает сейчас из итальянской общины.

– Одну можешь оставить, – полковник перешел на «ты» вслед за боссом.

– А бензин? – резко перевел на него взгляд итальянец; видно об удаче русских с ГСМ ему тоже было известно.

– А что еще, собственно, мог ему поведать Иванов? – подумал Алексей Александрович, переводя этот короткий диалог, – да пожалуй все, секретов ни от кого не держали – и об оружии, и о победе над собакомедведями, и о… Нет! Последнюю лекцию Виктор «прогулял», по уважительной причине, конечно – был в караульной смене. Поэтому ни босс, ни Виктория (а куда она, кстати, подевалась?) не знают, что с ними случилось; куда их забросила судьба и – главное – что назад дороги нет! И именно поэтому командир взял с собой все запасы валюты – эти цветные фантики здесь еще можно обменять на вполне материальные ценности. Сложно, но можно.

Он вдруг вспомнил командирское: «…не отставай и почаще оглядывайся», и дисциплинированно оглянулся – латышки действительно не было рядом, и смутная тень тревоги зародилась внутри него. Однако его голос не переменился, переводя несколько удивленный возглас Кудрявцева:

– Так у тебя же в «Кадиллаке» бак литров на сто!

– Сто двадцать, – хмуро поправил его итальянский босс, – только он наполовину пуст.

– Или наполовину полон, – весело поправил его полковник.

Весело, потому что Грассо как раз разворачивал упаковку с тех самых «Грюндфосов», без которых Ильин чуть ли со слезами на глазах просил не возвращаться. Потребовать он у командира, конечно, не посмел, но его последняя просьба была где-то на грани.

Потом сильные руки итальянского телохранителя стали доставать совсем уже невообразимые вещи – два компактных компрессора, комплекты шлангов и насадок для автоматического полива, и многое другое, чего сам профессор видел впервые, но благодаря комментариям Басилио узнавал, хотя бы по названиям.

Лицо Джентиле становилось все скучнее – не считать же оружием целую коробку садовых секаторов (сорок штук, пояснил Луччи) или четыре газонокосилки, с таким же количеством электротриммеров, извлеченных из общей упаковки. Наконец, когда у дюралевой стенки оставалось не так много товара, Марио нагнулся к очередному бумажному тюку – точнее к целой связке упаковок. Луччи опять попытался дернуться вперед, и снова был остановлен неразборчивым рыком босса; телохранитель резко надорвал толстую бумагу и изнутри, словно змея, вылетела длинная металлическая лента. Она развернулась неожиданно далеко и только по счастливой случайности острый металл не задел никого. Но нет – здоровяк-итальянец стоял с бледной улыбкой, зажимая ладонью правой руки предплечье левой. Из под пальцев обильно сочилась кровь. К нему бросились сразу трое – Джентале и командир с Оксаной – первый с по-настоящему озабоченным лицом (надо же!); двое других уже с платочками в руках.

Сам профессор не спешил; он даже позволил себе короткий комментарий – на русском, естественно, языке: «Да ничего с ним не будет. Зарастет как на собаке».

Кудрявцев, накладывая сложенные вместе платки на рану (чтобы по-настоящему перевязать такую руку, понадобился бы платок гигантских размеров!), повернулся к нему. В его кивке Романов прочитал: «Он из этих, из наших?», и кивнул в ответ, понимая, каких «наших» имеет в виду командир.

А Марио Грассо уже улыбался по-настоящему, с молчаливой благодарностью принимая заботу русских – для него Оксана Гольдберг была самой настоящей русской. Но больше всего ему, судя по сияющей физиономии – если можно было так назвать профиль какого-то из греческих богов – было приятно внимание босса.

Он хотел сказать что-то Джентале, но тот уже принял свой обычный чуть презрительный ко всем окружающим вид; к тому же Луччи наконец разразился тирадой, которую так долго запрещал Паоло: