Игорь Евтишенков - Римская сага. Том V. За великой стеной

– Пожалуй, это правильно. Мы подумаем над этим.

– Сын Неба так мудро решил проблему с генералом Таном, но ещё остался брат Чжи Чжи. Он тоже может стать опасным… однажды.

– Он подписал договор и теперь наш слуга, – недовольно возразил император.

– Но теперь его не сдерживает старший брат. Он свободен. И может напасть на империю, которую охраняет Премудрый Правитель.

– Может… – Юань Ди озадаченно нахмурил брови и сел в кресло. Ю Ван терпеливо ждала. Два дня назад, когда служанки рассказали ей о том, что наложницы Фу и Фан говорили императору о последней наложнице, она испугалась не на шутку. Никто, кроме неё, не знал, что когда два года назад в гарем императора привезли пятнадцатилетнюю девушку по имени Ван Чжаоцзюнь, Ю Ван была одной из первых, кто услышал и оценил её игру на семиструнном инструменте цисяньцинь. Ещё тогда эта девушка произвела на неё впечатление идеала гармонии и красоты. Не сдержавшись, она сказала ей об этом в растроганных чувствах. Видимо, восприняв слова императрицы как наивысшую похвалу, юная девушка отказалась заплатить старшему евнуху Ши Сяню большую сумму за то, чтобы тот помог представить её императору. Из-за этого придворный художник, который рисовал картины всех новых наложниц и тоже был евнухом, нарисовал Ван Чжаоцзюнь с родинками на щеках и шее. Поэтому когда старший евнух принёс императору её портрет, тот с брезгливостью отвернулся и больше никогда не вспоминал о «последней наложнице». Ей дали имя Минфэй и забыли. Девушка, не зная об этом, из гордости не напоминала о себе и не обращалась к евнухам, чтобы исправить своё положение, веря, что император рано или поздно вспомнит о ней. Императрица, придя в себя, поняла, что так будет лучше, потому что такая красивая наложница могла ещё дальше отдалить от неё супруга. И вот теперь, услышав о ней, она снова испугалась. – Хуханье нам пока не мешает, – наконец, произнёс император и перевёл взгляд на неё.

– Сын Неба прав, как всегда, – нежно ответила Ю Ван и склонила голову. – В последний раз, когда он приезжал сюда, он просил породниться с родом императора…

– Да, помню.

– Почему бы не подарить ему в знак наивысшей благодарности одну из наложниц? – её воркующая интонация не усыпила его, и Юань Ди сразу же настороженно спросил:

– Кого ты имеешь ввиду?

– Минфэй. Последнюю наложницу.

– Пусть принесут её портрет! – приказал он и, дождавшись евнуха с картиной, пренебрежительно усмехнулся. – Хуханье не очень обрадуется такому подарку.

– Подарок императора – всегда огромная честь. Особенно наложница из его гарема, – в тон ему, с лёгкой иронией добавила Ю Ван.

– Кстати, к её лицу очень подходит тот уродливый варвар со шрамом. От него исходит угроза. Я это чувствую. Он убил слугу твоего брата… и не нравится мне. Как и те певцы, которые пели под навесом. Слепой и молодой. Они чужие. И неприятные. Да, ты права, все эти страшные рабы похожи друг на друга и могут понравиться хунну. Хунну любят всё очень страшное, – он впервые за долгое время рассмеялся, и его жена решила промолчать, чтобы он не изменил своё решение.

Сразу после этого разговора к губернатору Бао Ши был послан гонец. Ему было приказано забрать всех рабынь из садов внутреннего города и убрать их из столицы вместе с бледными рабами. Второй гонец был отправлен к Великой Стене, на север, чтобы известить нового шаньюя Хуханье о великом подарке императора.

Римляне были рады, когда узнали, что их отправляют строить город. Но известие о том, что туда же привезут всех выживших женщин хунну, среди которых они надеялись найти своих жён, вызвало неописуемый восторг – все возбуждённо рассказывали друг другу, где и когда оставили их в столице Чжи Чжи, кого видели во время перехода, и жизнь теперь казалась им не такой ужасной, как ещё несколько дней назад. Около тридцати человек не могли передвигаться из-за ран, полученных во внутреннем городе, но убитых не было. И это тоже казалось чудом. Однако через день пришла другая новость – Лация, Павла Домициана и Зенона оставляли в столице. Их должны были отправить к новому шаньюю Хуханье. Больше пока ничего не было известно. Однако этой же ночью снова появился старый проводник Годзю, который рассказал Лацию, что его ждёт. Приказ императора гласил, что его и двух певцов он дарит новому шаньюю хунну вместе с одной из наложниц, как знак наивеличайшей милости. Женщина должна будет стать женой Хуханье и укрепить мир. Об этом ходит много слухов, но все они странные. Понятно было одно – император хотел приблизить нового шаньюя и избежать нападений на империю Хань. Но зачем вместе с наложницей дарил трёх римлян, никто не знал. Старый кочевник пока ничем не мог им помочь, потому что уезжал по просьбе губернатора на запад, в долину своенравной реки Во. Там надо было найти удобное место для постройки города. Но он пообещал, что узнает, куда их отвезут и где они будут жить за Великой Стеной. Тогда можно будет выкупить их у хунну, так он сказал. Юные братья были настолько расстроены этой новостью, что расплакались и забились в угол. Лаций тоже переживал. Он не мог поговорить с Чоу, не знал, выжила ли Саэт, и если да, то как переживёт разлуку с Зеноном. Ему было трудно понять, почему Фортуна сначала поманила его надеждой, а теперь снова решила наказать.

Павел Домициан воспринял этот удар судьбы стойко. Он понимал Лация, но надеялся, что новому шаньюю понравятся его песни, и он сможет как-то там выжить. Старому кочевнику Годзю он не верил, считая того предателем. Зенон всю ночь плакал и ворочался, не в состоянии уснуть. Марк успокаивал его, но ему самому было нелегко. Лаций всё это слышал и тоже не спал. Только на рассвете он забылся коротким, тревожным сном. Ему приснился Чжи Чжи со стрелой в носу. Шаньюй всё время смеялся, булькая кровяными пузырями из раскрытого рта, и стрела вместо носа дёргалась в такт его смеху. Потом появился старший ханьский евнух, его сменил погибший воин в чёрном халате с застывшим в глазах удивлением, ему на смену пришла Эмилия, но почему-то он не мог увидеть её лицо. Хотя слышал, как она плачет. Её фигура проплыла мимо и исчезла. Последним появился начальник стражи Фу Син. Но он никуда не исчезал. Только сильнее и сильнее тряс его за плечо, недовольно повторяя какие-то слова. Наконец, Лаций проснулся и понял, что начальник стражи не снится и пытается его разбудить. Прощание с товарищами было тяжёлым. Лаций и Зенон тащили свои железные шары, как обреченные на смерть. Павел держался за верёвку, привязанную к поясу Лация. Никто не смотрел им в глаза, у многих на глазах были слёзы. Остальным римлянам сняли цепи и заменили их на верёвки, которые не растирали ноги так, как железо. Марк с Зеноном обнялись и долго не могли расстаться. Их силой оторвали друг от друга и несколько раз ударил палками.