Игорь Евтишенков - Римская сага. Том IV. Далёкие степи хунну

Так началась новая жизнь римлян в далёкой полупустынной стране. Им пришлось помогать кочевникам во всём: они следили за стадами, выделывали кожи, доили оленей, ловили рыбу, строили загоны, коптили мясо и даже охотились. Трудно было всем, поэтому разницы в отношениях почти не было. Если бы кто-то из римлян не работал, он бы просто умер от голода. Но точно так же умер бы любой хунну. Здесь Лацию впервые пришлось есть сырую рыбу и мясо, когда в горах их застала снежная буря; здесь же он попробовал странный напиток из молока кобылиц, который слегка кружил голову и вызывал лёгкую усталость.

К весне он даже выучил все слова, которые употребляли слуги в большой палатке Тай Сина, и постепенно научился общаться с ними на их несложном языке. Они все ютились у самого выхода, но Саэт и Атилла не жаловались. Вторая, женская половина, была для всех под запретом, даже для мужчин хунну. Там жили женщины лули-князя и именно оттуда они могли бросаться разными вещами в мужчин во время ссор. Это иногда забавляло Лация и Атиллу, но не Саэт. Та вынуждена была работать и следить за маленьким ребёнком. Но ей уже начинал мешать большой живот. Атилла старался помогать, однако его весь день не было рядом, поэтому Саэт уставала так, что падала вечером на шкуры и сразу же засыпала. Они почти не общались, хотя все спали рядом, и это было самое тяжёлое время их жизни с хунну.

Иногда к ним приходил Павел Домициан. Особенно часто это происходило в зимние холодные дни, когда ветры дули по несколько дней подряд и выйти наружу было невозможно. Именно тогда его пение и беззащитность привлекли внимание женщин лули-князя и они уговорили слуг переселить слепого певца к ним в палатку, чтобы тот ублажал их своим голосом. Так они снова оказались все вместе. Во время работы мужчины хунну работали вместе с римлянами, но иногда давали им тяжёлую работу, когда надо было таскать камни или деревья из предгорий. Лация расстраивало, что он никак не мог научиться ездить верхом так же легко и умело, как хунну. Те всё время смеялись над ним, когда видели, как он пытается повторять их движения на лошади. Атилла сказал, что всё равно ничего не получится, потому что это не лошади, а большие ослы. Для Лация, как он считал, нужна была более высокая лошадь. Как у сатрапа Мурмилака – длинноногая и стройная, а не приземистая и патлатая, как у большинства хунну. Так говорил Атилла. Но стройные лошади были только у шаньюя и его знати, поэтому Лацию даже мечтать об этом не стоило. Но он не сдавался и старался ездить на лошадях при каждом удобном случае. К счастью, такие случаи предоставлялись очень часто, потому что следить за стадами можно было только верхом.

Охотились хунну не так часто, как парфяне, делая это, в основном, перед большими праздниками. На охоту они всегда брали с собой тех римлян, которые умели стрелять из лука или владеть копьём. Хотя по владению луком с хунну никто не мог сравниться. Они стреляли с лошадей, как парфяне, но настолько точно, что вызывали у Лация неподдельное восхищение. Но всему было своё объяснение. Их дети начинали ездить на лошадях уже через год после того, как начинали ходить. Взрослые с радостью им помогали, и к пяти-шести годам малыши уже сами держались на спине, вцепившись в гриву маленькими ручонками и радостно разъезжая по становищу.

Но самая большая сложность, с которой столкнулись римляне в быту, было отсутствие воды и сливных клоак. В Ктесифоне, Мерве и других городах Парфии вдоль всех улиц были выдолблены узкие, в две ладони желоба, в которые горожане сливали отходы и испражнялись. Это напоминало Рим и было позаимствовано у греков. Лаций это сразу понял. В пути между городами никаких стоков и клоак не было. Однако хунну всегда отгоняли лошадей и скот на несколько десятков шагов от стоянки, и именно возле животных они приказывали рабам вырывать небольшие ямы, куда справляли нужду и сбрасывали отходы. В Риме были большие горшки и чаши для внутренних туалетов, но они были только у богатых граждан. Простые люди обычно ходили под забор, где проходили городские сливные клоаки, или в специальные места возле театров и площадей, где для этого делались отдельные площадки с каменными широкими ступенями. Садясь на них, они справляли нужду и после этого шли дальше или возвращались на представление. Здесь же всё было совсем по-другому. Те гэры, которые разбрасывали отходы вокруг себя, вынуждены были часто перемещаться в другие места, но для хунну это было нормально. Как и ездить каждый день за водой. Поэтому когда римляне через два месяца проложили от верхнего порога реки несколько десятков разбитых пополам стволов, те сначала даже не поняли, зачем это надо. Только дети всё время радостно бегали вокруг и играли корой и щепками. Они прятались за стволами, кидали друг в друга куски земли и мелкие камни и постоянно кричали. Римляне терпеливо выгребали из выдолбленных стволов траву и камни, и продолжали соединять их между собой. Наконец, однажды вечером по становищу разнёсся слух, что река течёт прямо на гэры. Почти все хунну выбежали из своих жилищ и увидели, что возле крайних гэров действительно течёт вода. Она стекала в большую яму, из которой по вырытой дорожке убегала обратно в реку, только чуть ниже, у самого брода. Лаций попытался точно также сделать и со сливными ямами, но у него ничего не получилось, потому что хунну и их животные ходили, где хотели, и постоянно разрушали сделанные в земле стоки. К тому же близилась зима, которая должна была заморозить их сооружения. Прижилось только одно нововведение – это деревянные вёдра, в которые вечером или ночью выбрасывали мелкие отходы, а также справляли нужду женщины и дети. Вёдра выносили за гэр, в большую бочку с двумя палками. А когда она наполнялась, римляне относили её к порогам и выливали в реку. Но Лаций с Атиллой решили, что как только начнут строить город, то сразу сделают в нём клоаки и хранилища для воды.

На такой большой стоянке, как здесь, всё было разделено между родственниками, которые старались держаться вместе. Так как хунну постоянно кочевали, то большая часть стад угонялась на юг. Те, кто оставались, занимались летом земледелием, а зимой питались тем, что запасли зимой и пригнанным скотом. Причём, большие стада были только у знати, у простых воинов и оседлых кочевников было по одному—два быка, несколько лошадей и около десятка свиней и овец.

Первая зима была долгой и тяжёлой, и единственной радостью для Лация было то, что в их палатке-гэре было целых два больших котла, один из которых ему удавалось время от времени использовать для кипячения воды, чтобы помыться. Кочевники смеялись над его причудами, называя римлян «нуцгэн хунну», голые люди, потому что те брились и мылись. Однажды Лацию удалось даже найти старый скребок для шкур, в который была вставлена полоска из железа. Это было невероятная удача, и он несколько дней прятал его ото всех, наблюдая за кочевниками. Убедившись, что никто не ищет пропажу, он достал его и отдал Атилле, чтобы тот наточил полоску. После этого они смогли снова спокойно бриться. Но с наступлением суровых холодов и ветров пришлось забыть о бритье, потому что борода защищала от морозов и ветра.