А. Сандер - Патримониум

– Боюсь, что не все ещё в сборе, – сказал человек за столом – Мы не можем начать без Дезмонда.

– Сомневаюсь, что он придет, – громко высказала своё мнение женщина, сидящая радом с грузным мужчиной. Её лицо, пусть и лишенное даже мимических морщин, тем не менее, выдавало её уже немолодой возраст.

– Учитывая, что его вообще никто давно не видел… Наверное валяется в каком—нибудь наркоманском притоне… – она не успела закончить свою мысль когда в дверях комнаты появился молодой человек в сером костюме.

– Притон сегодня был закрыт, – громогласно объявил он, – видно даже в притонах бывают выходные, дорогая моя тётя.

«Тётя» бросила брезгливый взгляд на прибывшего молодого человека и плотнее закуталась в свой кружевной палантин, будто вместе с ним в комнату залетел сквозняк.

– Всем здрасьте! – нарочито громко поприветствовал опоздавший гость присутствующих.

– Ба! Кого я вижу? Неужто дядя Амос? Сколько лет, сколько зим… – сказал молодой человек, направляясь к грузному краснолицему мужчине и распахивая руки для объятий. Женщина с неподвижным лицом рядом с ним поспешила отодвинуть свой стул. Краснолицый мужчина в свою очередь не сказал ни слова и не сделал ни малейшего движения по направлению к своему племяннику, который продолжал стоять с распростертыми руками. «Дядя Амос» лишь окинул явно нежданного гостя презрительным взглядом.

– Дядя как всегда немногословен! – сказал новоприбывший, так и не дождавшись со стороны дяди какой—нибудь реакции.

– Ну а вы то, дорогая тетушка, как поживаете? – продолжил он, повернувшись к женщине с неподвижным лицом. Та лишь нервно заерзала на стуле, избегая встречаться с ним взглядом.

– Ну что ж, рад видеть, что у нас в семье ещё не разучились проявлять теплые чувства по отношению друг к другу.

Молодой человек резко развернулся на каблуках и окинул взглядом присутствующих. Все они в неловком молчании пытались не смотреть на него или отводили глаза, как школьники, которые боятся, что их спросит учитель.

– К сожалению, со всеми остальными я не имею чести быть знакомым. Но я думаю, что мой дорогой папаша и вам оставил что—нибудь на память о себе.

Тиканье часов в воцарившейся гробовой тишине казалось оглушающим, словно звук отбойного молотка.

– Ах, надо же! Не сразу заметил! – продолжал он, направляясь к красивой молодой женщине, сидящей в другом углу комнаты. На вид ей было не больше тридцати. Черный пиджак выгодно оттенял фарфоровую бледность её кожи. Поднятые наверх волосы открывали длинную шею и подчеркивали высокий лоб. Она нервно оглянулась по сторонам в надежде, что эти слова предназначались не ей. При этом мужчина, сидящий слева от нее и пожилая женщина справа, резко отпрянули в стороны, будто та была прокаженная.

– Ну, здравствуй, мама! – сказал он, обнимая её за плечи.

– Убери от меня свои руки, – тихо прошипела молодая женщина сквозь зубы, отстраняясь от его объятий, – и кончай весь этот балаган, ради бога.

– Кстати о Боге… Его пути действительно неисповедимы… – сказал он громко, – Кто бы мог подумать! Эта женщина некогда была моей невестой, затем женой моего отца…

– Дезмонд! – громко перебил его нотариус.

– … и по совместительству моей мачехой, а теперь скорбящая вдова! – не обращая внимания на нотариуса, продолжал тот.

– Дезмонд! Угомонись! – громко прикрикнул нотариус. Сложно было представить себе, что этот маленький человечек вообще мог издавать громкие звуки, а тем более кричать, – Имей хоть каплю уважения к своему отцу!

Молодой человек резко повернулся. Улыбка мгновенно сошла с его лица. Он нахмурился и попытался придать своему лицу серьезное выражение.

– Ах да! Простите, ради бога! – сказал он, театрально кланяясь нотариусу. Затем он подошел к высокой вазе, с выгравированным на ней причудливым узором, стоявшей на тумбе возле окна, и печально сказал. – Ну, здравствуй, папа, вот мы, наконец, и встретились…

– Дезмонд, – сказал нотариус, устало потирая переносицу, – урна с прахом твоего отца стоит у меня на столе, а это – ваза для цветов.

– Ну надо же, не узнал, – сказал молодой человек взяв урну в руки и обращаясь к ней:

– Богатым будешь! Хотя в данной ситуации богатым буду скорее я…

– Пф! – фыркнула дама в мехах, – зная его папашу —вряд ли, – вполголоса шепнула она своему соседу.

– Удивительно, что он выбрал такую банальную урну в качестве своего последнего пристанища, – сказал Дезмонд, крутя в руках урну, – на него это не похоже.

– Давайте вспомним, для чего мы все сегодня собрались здесь, – нотариус многозначительно посмотрел на молодого человека, взял урну из его рук и аккуратно поставил её на прежнее место.

– Да ладно, я думаю, мы все и так помним, зачем мы здесь собрались, – презрительно фыркнул Дезмонд, – для того чтобы узнать кому что перепало от моего преставившегося папаши.

– Присядь, пожалуйста, – коротко сказал нотариус, холодно посмотрев на него поверх очков. Дезмонд вальяжно плюхнулся на свободный стул. Люди, сидящие рядом, поспешили незаметно переставить свои стулья подальше от него.

– Кхм! – нотариус ещё раз бросил взгляд на собравшихся, чтобы убедиться что все, наконец, заняли свои места, и Дезмонд не делает новых попыток нарушить и так не устойчивое спокойствие. Впрочем, его наглая ухмылка не вселяла доверия, и нотариус мысленно сделал заметку, что не стоит спускать с него глаз.

– Как вы все уже знаете, Френсис Амери составил завещание…

По комнате пронесся возбужденный шепот. Присутствующие явно оживились и подались вперед на своих стульях. Впрочем, когда начали зачитывать первые строки завещания, общий приподнятый настрой присутствующих заметно спал. Наследство было не таким большим, как предполагалось. Точнее сказать, оно оказалось ещё меньше ожидаемого – хотя никто и не питал ложных иллюзий касательно финансового положения недавно приставившегося Френсиса Амери.

– …моему любимому другу Джону Бичему, – зачитывал Эдвин Фосс монотонным голосом, – … я оставляю в память обо мне набор клюшек для гольфа.

Джон Бичем, мужчина преклонных лет в инвалидном кресле, удивленно заморгал глазами, и рассеянно оглянулся по сторонам, будто спрашивал у собравшихся правильно ли он расслышал.

В это время Дезмонд Амери внимательно наблюдал за реакцией каждого «счастливчика» и откровенно веселился.

– Моя дорогая подруга Мери Гилберт получает мою коллекцию курительных трубок… – продолжал Эдвин Фосс.

У Мери Гилберт при этом вытянулось лицо, и она удивленно прошептала своему соседу: «Я не переношу табачный дым!».

Так называемое «наследство», по большей части, представляло собой старую одежду, мебель и прочую ерунду. «Наследники» тщетно пытались стереть со своих лиц обиду, злость или разочарование.