Ольга Ворон - Край света

– А… Ну, айда отсюда!

Да, нужно убираться. Только вот… Нехорошо на сердце. И не потому, что я поломал, нет – не первый он и не последний. Нехорошо, потому что… Неправильно, несправедливо. Потому что восемь лет назад из нищей промёрзшей коммуналки с отключенным за неуплату светом я убегал на заработок на улицу. И мне всё равно было – что делать, кого бить. Как этому мужику… А теперь? Чем мы разные?

Я вытащил из кармана и положил на хлеб комок сахара, жёлтый, от влаги спекшийся в бесформенный айсберг. И ушёл тихо, чтобы не потревожить.

До станции добирался в задумчивости. Да и Чахлый, пожёвывая соломку, не торопил с выводами. На плацу собирались разойтись: он к административному зданию – там на втором этаже квартировал, – я к себе, в подвал станции. Но не успели ударить по рукам. Чахлый вдруг остановился, замерев с протянутой ладонью и медленно повернулся в сторону котлована.

«УАЗ» вылетел со стройки, ревя форсированным движком. Он ещё не остановился, а со стороны пассажира открылась дверь и выскочил боец.

– Командир! – захрипел он бронхитным прокуренным басом. – ЧП!

Чахлый кивнул мне и быстрым шагом добрался до машины. Нырнул в проём, обернулся, прежде чем захлопнуть дверь:

– Договорим! – и махнул водителю: – Давай!

Я проводил быстро удаляющийся «УАЗик» взглядом.

Собственно, Чахлый мне понравился. Тёртый мужик, но не утерявший романтизма в душе. Наверняка, войной не раз поддетый, до нутра взрезанный, и жизнью об асфальт не раз приложенный. А всё же что-то такое оставалось в нём живое, подвижное. И даже его маска угрюмости понравилась – выверенная, строгая, словно наросшая на лицо. Не то, что у меня! Про мою «физию» друзья постоянно шутили, что «Иванушки-дурачки на земле русской не перевелись».

От делать нечего, решил-таки прогуляться по территории, познакомиться поближе, уже без экскурсовода.

И направился к той стороне, где, недалеко от дороги бетонный забор приближался вплотную к лесу. Кроны многовековых вечнозелёных деревьев нависали, словно тучи цвета морской воды, зацепившиеся за стволы и оставшиеся тут. Тёмные, пушистые, ветви с огромными иголками просовывались через дыры в бетонных плитах лапами неведомых зверей. И хотелось подойти и поздороваться. Но, дойдя, я понял, что попросту не дотянусь – ветки висели выше моего роста – только пальцами и удалось погладить снизу щетинистое брюхо. Иглы оказались тонкими и длинными, как не бывает в моей родной местности. А запах, шедший от леса, одуряющее шибанул в ноздри. И, разнежившись от невероятных ощущений, я сел в тени на скудную травку, привалился к забору спиной и замер, закрыв глаза. Костян был прав – тут было хорошо.

Спокойно. Никто не бегает, не суетится. Не дёргают – надо туда, надо сюда. Нет ни докучливых фанатов, ни озверевших менеджеров и журналистов. А самое главное – нет пустоты. Как вспомнишь квартиру, в которую нужно возвращаться каждый вечер и подкатывает к горлу комок. Осиротевший домик из однушки переделанный в двухкомнатную, где и мне и маме хватало по маленькой коморке. Мать так хотела, чтобы у меня появилась девушка, и всё считала, что мешает мне в этом. Будто не было иных причин, чтобы не таскаться за юбками! Но всё же я её желание уважал и, как мои рабочие руки подросли, мы и замесили раствора и из набранных по стройкам досок соорудили перегородку. А когда матери не стало, я первым делом свалил её. Нет, не кувалдой. Руками. Просто вернулся с похорон и уткнулся взглядом в эту стену. В дешёвых розовых обоях и с картинками-вышивками с двух сторон от старого светильника. Упёрся лбом и начал колотить. Руки в кровь, а стену снесло. Я сидел посреди белого тумана, уперев кулаки в колени, и смотрел, как по брючинам стекает кровь. И мне было всё равно. Я знал, что не могу быть в доме, который каждой складкой штор, каждой тенью в углах, каждым вздрагиванием секундной стрелки на старых часах – напоминает её. И кажется в любой миг услышишь тихие шаги, в любой момент на плечи опустятся мягкие руки…

А здесь хорошо. Время идёт, как и должно ему двигаться – размерено, со скоростью черепахи, делая век жизни долгим, наполненным и утяжёлённым ощущениями и размышлениями.

И из этого состояния меня выдернул надвигающийся гул.

Машины приближалась сбоку, где проходила дорога и стоял контрольно-пропускной пункт из шлагбаума, двух решётчатых щитов, прислоняемых охраной к нему на ночь, и бойца с автоматом.

Я приоткрыл глаза и вгляделся. К зоне подъезжали бортовой грузовик с тяжёлой тупорылой кабиной и новенький «УАЗ» старой модели. Автомобили подкатили к КПП и их тут же пропустили – видимо, управление «Кастро» не особо нуждалось в формальностях, тут все друг друга знали в лицо. И доверяли.

Грузовик подъехал к площадке перед бараками, а вот «уазик» проехал дальше, к административному корпусу. Его встретил сам команданте, по такому случаю спустившись из своего кабинета, и Ворон. Из джипа выскочили двое парней в комуфляже с диковатыми внимательными взглядами, а за ними молодцеватый юноша в костюме, с дипломатом в руках. Юноша поручкался с «Кастро» и они живо скрылись в здании. А двое телохранителей открыли багажник и принялись выгружать ящики на землю. Ворон принимал их, передавая кому-то из своих людей.

Бухгалтерия и водка, – сообразил я. Больше ничто так трепетно и серьёзно не ожидают. Всё, что тут людям важно. Мне это было неинтересно, и я переключился на вторую машину.

Грузовик, вставший на площадке, не подавал признаков жизни. Водитель, открыв дверь, философски развалился на креслах в ожидании.

Когда из барака охраны выкатил Чахлый, стало ясно – что он ждал. За Чахлым тянулось четверо охранников с дубинками в руках, все они, как младшие братья, копировали походку своего командира. Шли вразвалочку, бросая угрюмые взгляды. Чахлый кивнул подскочившему водителю и прошёл к закрытому кузову. Сдёрнул замок, отворил борт и, по-молодецки легко взлетев наверх, распахнул тент. И, оглядев содержимое, брезгливо показал на землю. Но люди, сидящие в кузове – несколько десятков грязных, неопрятных тел, слежавшихся за время пути в единую массу – только теснее вжались друг в друга.

Чахлый сплюнул и пригрозил.

Но люди только крепче стискивали сцепленные руки.

Начсмены пожал плечами и спрыгнул. Закурил, привычно щурясь на огонёк, и кивнул своим бойцам на машину. Мужики рванули внутрь. И там, в тени кузова, началась потеха. Бойцы били дубинками по спинам и плечам, расцепляя руки и выталкивая прибывших из машины. Вышвыривали на землю, а там их уже принимали их товарищи, сгоняя сброд в один строй – нечёткий, мохнатый от изобилия драных лохмотьев и всклокоченных волос, и шатающийся от усталости и долгой дороги. Через несколько минут возле машины уже стоял строй. И я удивлённо приподнялся, пытаясь пересчитать людей. Получалось много. Как в том анекдоте про «запорожец», пьяных мужиков и гармошку. Как же столько смогли забить в кузов?