Владимир Плешаков - Тары-бары

* * *

Уха была наваристая, дома такую точно не сваришь. Все-таки, пища, приготовленная на свежем воздухе, на живом огне – совсем другая пища. Первобытная. Первостатейная, первоклассная! Ух, вкуснятина! Наелись, отвалились. Теперь, говорит Хуан, десерт. Каждому по кусочечку. Русалка-гриль. Я говорю: Брось, никакая это не русалка, обычный тритон. Или пусть даже и не совсем обычный, редкий. А все равно тритон.

Запеченная зверушка получилась совсем крошечная, на один зубок. Хуан быстро разделил ее на части, мне, как новичку, достался кусок туловища, с одной закопченной лапкой. Лапку я сразу оторвал, чтоб не вызывала ненужных ассоциаций (пальчики такие крохотные, почерневшие, но все равно почти прозрачные…), а тельце, посмотрев на товарищей, по их примеру не стал освобождать от костей, а кинул целиком в рот. Вкус, действительно, оказался ни на что не похожим. Не рыба и не мясо, но в хорошем смысле. Отдаленно напоминает кролика, но что-то и от краба есть. В общем, неуловимый, но очень приятный вкус.

А руку, то есть, лапку оторванную я решил не выбрасывать, а завернул в газету, чтоб привезти домой и оболтусам своим показать. Правда, мужикам об этом не сказал. А то начнутся рыбацкие дела: мол, посторонним говорить нельзя, а то удачу сглазишь! А я на рыбалку первый раз поехал, может, и последний. Так что мне удача рыбацкая без надобности. Надо же сыновей удивить, показать что-то необычное. Вот папка на рыбалку ездил, невидаль привез…

* * *

После еды рыбалка пошла ленивая, удочки закинули, сами попадали у бережка в полудреме. Я вокруг костра прибрал все, котелок сполоснул, Костика толкнул: это у тебя клюет или что? Костик встрепенулся: да я вижу, вижу. И вытянул неплохого подлещика. Для меня-то это просто рыбина была, в Костик сказал: неплохой подлещик! Вот и имя появилось у рыбешки, вот и стал он из анонима подлещиком, да еще неплохим. Такая вот история с этими названиями…

К вечеру стали собираться, сворачиваться, все хором жалели-переживали, что остаться на ночь не получается. Кому-то куда-то завтра с утра надо по делам, кто-то жене обещал, ну не получается! Улов по мешкам и ведрам разложили, на мой непросвещенный взгляд – неплохой улов. И поехали. Мы с Костиком сразу со всеми распрощались, потому что Евгений Палыч (во как! Оказался Павлович!) будет гнать свой ниссан на полной. Но выехали мы первые, до нормальной дороги все равно ползли кое-как, а как только на грунтовку выбрались, ниссан тут же нас обогнал. Аркадий и Хуан еще прокричали в окошко: Привет своим! Пока!

И поехали.

* * *

То ли дорога так петляла, то ли речка, но мы пересекали ее раза три, не меньше. Как переезжаем через мост, так вижу указатель «р. Ум». И когда впереди показался очередной мост, я быстро достал из рюкзака руку, в смысле, лапку, завернутую в газету, и едва машина оказалась на мосту, выбросил сверток за окно. Газета на лету распахнулась и спланировала в траву ближе к берегу. А лапка, в смысле, рука русалки, похоже, упала прямо в воду. Домой.

Света Кувшинникова пукнула. В обществе. Непроизвольно, конечно, и совсем неожиданно для себя. Не пучило живот, не урчало в утробе, никаких намеков. И вдруг – на тебе! Коротко, но чрезвычайно звучно. И оркестр как назло только закончил «Дай пять» и еще не начал следующую вещь – Света так и не узнала, какую именно. И как назло рядом стояли нужные инвесторы, и тональность разговора была та самая, могло срастись. И как назло подошел тот рыжий атлет-очкарик, с которым Света перемолвилась парой слов в начале, а он ответил вполне благосклонно и с юмором, и глаза блеснули тем самым образом, могло срастись. И как назло Света была в образе «диплом МВА», которому пук был совсем никак не к лицу. Выбрала бы «ироничную матрону» или «пост-хиппи с рентой», еще куда бы ни шло.

Света Кувшинникова бросила «извините», стремительно вышла в холл, соскользнула по лестнице к туалетам и заперлась в кабинке. Она думала. И страдала. Страдания мешали мыслительному процессу, и Света привычными движениями души запрещала себе страдать, стараясь думать хладнокровно и не предвзято. Но не получалось. Было стыдно. И сознание того, что повод такой ничтожный, никак не преуменьшало степень и интенсивность переживаемого Светой стыда.

Света Кувшинникова, отключив зрение и слух, улизнула из особняка, где проходило мероприятие, добралась до автомобиля, села и поехала, куда глаза глядят. Зазвонил мобильник. И с каждым повтором короткого ретро-звонка почему-то стыд в Светиной душе нарастал, пока не захлестнул с головой. Света поняла, что несется по заполненным транспортом вечерним улицам, не разбирая знаков, почти не видя ничего от липкого пота, стекающего на глаза. Она еще раз попыталась думать хладнокровно и не предвзято. И придумала: надо припарковаться, так нельзя. Крутанула руль, врезалась в рекламную стойку и перестала думать, стыдиться и потеть одновременно.

**

Зинаида Львовна месяц назад резала овощи на салат в общей кухне. А жилец Володя сидел за своим столиком и чистил рыбу. Они молчали. Володя вообще был неразговорчив, даже замкнут. Ни Зинаида Львовна, ни ее муж даже не знали, где работает их сосед, сколько ему лет, был ли он женат, словом – ничего. До этого Зинаида Львовна, ее муж и двое детей жили в настоящей коммуналке на четыре семьи. Жили дружно, с соседями не только не ссорились, но даже напротив – помогали, чем могли друг дружке. А с пожилой парой Ивановских так вообще практически сроднились, и очень переживали, когда те съехали. Вскоре, впрочем, съехали и сами, получив ордер в квартиру с подселением – этакую «почти коммуналку». Две комнаты из трех заняла Зинаида Львовна с семьей, а в третьей жил холостой Володя – неясного возраста и непонятных занятий. Блеклый, потертый, молчаливый. То ли застенчивый, то ли задумчивый. Муж Зинаиды Львовны пытался наладить контакт с новым соседом, приглашал «посидеть», но как-то не сложилось. Зинаида и сама предлагала Володе не стесняться, заходить, если захочет посмотреть телевизор – своего у Володи не было. Но тот телевидением не интересовался. И радио не слушал. И даже выключал, когда заходил на общую кухню. Зинаида Львовна и ее муж, конечно, время от времени обсуждали странности соседа и сетовали на то, что им не очень повезло с Володей. Хотя он и безвредный и не шумный, а все ж какой-то неуютный, что ли. Обсуждали и при детях. Как оказалось, зря.

Зинаида Львовна чистила и резала овощи, Володя возился с рыбой, а по длинному (особенно для четырехлетнего ребенка) коридору из своей комнаты на кухню шел младший сын Зинаиды Львовны – Глебка. Он шел мимо комнаты Володи, заглянул в приоткрытую дверь (такое случалось на его памяти впервые), ничего особенного там не увидел, но пробормотал: Чо-то дверь открыта…