Шикур Шабаев - Экзамен

Одинцов с интересом наблюдал за Толей – Говоров оживился и с увлечением рассказывал свою историю, ожесточённо размахивая руками:

– И тут ты делаешь трагическое лицо, начинаешь охать и ахать: «Как только вы не разбились? Боже, как вам повезло! столько поломок!» Дачник бледнеет и начинает благодарить бога за спасение. А ты уверенно успокаиваешь его: «Всё будет в порядке!» – и в рекордное время, самое большее, за два часа, устраняешь пятиминутную неполадку.

Правда, тут есть свои тонкости, может случиться так, что водитель окажется профессионалом. Но по теории вероятности…

– Но это же нечестно! – оборвал Говорова Саша. – Так нельзя делать.

– Почему? – искренне изумился Толя. – Какой ты наивный, Санек. Как ребёнок. У частника денег много, не обеднеет. Да и сам он считает тебя своим ангелом-спасителем. И ему хорошо, и тебе хорошо.

– Саша замотал головой.

– Нет, это мне не годится.

– Как хочешь, – развёл руками Толя. – Лично мне такая работа очень нравится. Я бы пошёл работать на автостанцию, школьные удостоверения о разряде у нас есть, но весной мне всё равно в армию. Хочется отдохнуть, ничего не делать. Пусть уж лучше за меня Борька поработает! Да только дурачок он – вкалывает за здорово живёшь, за спасибо. А на «спасибо» много не купишь, далеко не уедешь. Я ему сказал как-то про это, а он, чудак, рассердился, не понял, наверное.

Говоров рассмеялся.

– Непрактичный человек наш Борька.

Одинцов задумался.

– Как он там? – поинтересовался он, – я почти месяц не выходил из больницы, даже лекарствами пропах, и никак не мог встретиться с ним. Чем он занимается, не выпивает больше?

– Пьёт, – улыбнулся Толя.

– Ну а ты что же? – укоризненно взглянул Саша на друга, – ничего не мог сказать?

– А что я? – лениво оправдывался Толя, позёвывая и усаживаясь в кресло. – Ты же знаешь, какие у нас отношения – «отойди – не тронь». Он меня и слушать не хочет. Был я у него недавно. Говорит, надоело слесарить. На такой-то работе с начальством ссорится. И Танька, с которой он ходил, ушла от него. А может, и, сам поцапался с ней, кто их разберёт? В-общем, полный разлад, страдает парень, – хохотнул Толя.

– Да-а, – огорчённо протянул Саша. Головин – его лучший друг, и вышло так неловко, что он не смог зайти к Боре, поговорить с ним. А теперь плюс ко всему Боря начал регулярно випивать. Право, неловко.

– Толя, – тихо оказал Одинцов, – увидишь Бориса, передай, что я на следующей неделе зайду к нему. А будет время, пусть сам заглянет ко мне. Скажи, что сержусь на него, пусть перестанет баловаться вином.

– Ладно, – буркнул Толя. – Мне-то что, я передам. А как же ты сам, куда всё-таки надумал поступать?

– Не всё ли равно? – ещё больше помрачнел Саша. – Куда-нибудь на завод. Сначала учеником, а потом видно будет.

Устраиваться на работу он планировал на следующий день, а сегодня не хотелось даже думать об этом, не то что говорить. И так уж на душе кошки скребут.

– Саня! – вдруг закричал Толя, вскочив с кресла, – нашёл, вспомнил!

Его лицо так и озарило улыбкой:

– Как я мог забыть? У меня же сосед – Леонид Петрович, дядя Лёня – на автомобильном работает мастером. Он тебе поможет найти работу. Попросим, и он отыщет такую работёнку… – Толя даже прищёлкнул языком, – и не пыльную, и получать будешь прилично.

Саша пытался было что-то возразить, но Толя решил взять устройство друга на работу в свои руки.

– Завтра вечерком пойдём к дяде Лёне, – сказал он решительным тоном, – возьмём ему бутылочку белого для приличия, и считай, что дело твоё в шляпе.

Проходная. Саша невольно замедлил шаг. Ему вдруг показалось, что пожилой вахтёр, окинув его грозным взглядом, сейчас остановит перед ним вертушку и не пропустит на территорию завода.

– Иди, иди, – ободряюще подтолкнул паренька Леонид Петрович.

Саша неуверенно протянул свой новенький пропуск, ещё пахнущий типографской краской, в жёсткой блестящей обложке; строгий вахтёр неожиданно улыбнулся, и проходная осталась позади.

– Это наш завод! – произнёс Леонид Петрович, поведя рукой на открывшуюся им картину, и Саша почувствовал гордость в голосе мастера.

Вот он, завод! Всё, что видел здесь Саша, поражало его воображение: большие размеры и расстояния, огромные корпуса, причудливое переплетение трубопроводов. Саша шагал рядом с Леонидом Петровичем и с любопытством оглядывался по сторонам. Мастер показал ему едва ли не весь завод, провёл по цехам, а в завершение всего они прошли даже вдоль главного конвейера, на котором собирались автомобили – те, которые Саша видел каждый день на улицах родного города.

Пронзительный визг станков, оглушительный грохот прессов, треск электросварки сливались в единую симфонию, в чёткий рабочий ритм завода. Лица рабочих, молодые и старые, весёлые и сосредоточенные, выделялись какой-то особой красотой, одухотворенностью. «Вот чьи портреты надо писать художникам», – восторженно думал Саша. Ему казалось, что на его глазах совершается что-то величественное, грандиозное.

С самого утра Одинцова не докидало чувство, будто он не по своей воле поступает сюда работать, что только необходимость заставила его прийти за завод, но с каждым шагом это чувство забывалось, исчезало, а когда мастер провёл Сашу по заводскому двору с десятками, сотнями машин, готовых к отправке, блестящих яркими красками, юноша почувствовал, что в его душе не осталось ничего, кроме восхищения.

Леонид Петрович ничего не объяснял, шёл молча и только иногда смотрел на паренька. Когда-то и он сам, такой же юный, наивный, впервые пришёл на завод, который стал теперь его домом, его жизнью.

Саша был очень благодарен мастеру за то, что он не вспоминает больше ту дурацкую историю с бутылкой водки, затеянную Толиком.

Леонид Петрович ужасно рассердился на них за эту затею.

– Стыдно, молодые люди, начинать свою жизнь с этого. Что же вы думали, что я без вашей бутылки не помогу вам, а? Стыдно!

Говоров принялся было что-то объяснять дяде Лёне, а Саша прямо-таки не знал, куда себя девать. Он чувствовал, как всё лицо и уши становятся пунцовыми от стыда.

Наверное, Леонид Петрович заметил это, потому что сразу же сменил свой тон и добродушно спросил у Одинцова:

– А почему ты решил работать у нас на заводе?

Саша взглянул на мускулистые руки Леонида Петровича, ладони с твёрдыми буграми мозолей и произнёс слова, которые удивили не только Толю, но и ещё больше его самого:

– Хочу быть настоящим рабочим!

Вспомнив об этом, Саша улыбнулся про себя: «Теперь я рабочий, теперь я рабочий класс!» Как гордо звучат эти олова: рабочий, рабочий класс, пролетариат. Сколько в них уверенности, силы!

…По аллее с маленькими серебристыми ёлочками Леонид Петрович провёл Одинцова к небольшому кирпичному цеху.