Ярослав Шумахер - Город снов

Джей пытался обставить Рудольфа, Рудольф Джея, и оба действовали из субъективного понятия о благе друг друга. Все бы хорошо, но главный глагол в этом высказывании обставить – значит обмануть. Нужно просто решить, обман в субъективном понятии о благе является благом или нет, но тут опять загвоздка: что значит субъективное понятие о благе и, вообще, существует ли благо в субъективном понятии, вот! Благо понятие объективное и применимо к отношению многих, то бишь с характером всеобщности. Опять же это чья-то мысль, а она субъективна или рождена эйдосом Платона, но Платон единичен, следовательно, субъективен, опять же единичен в понятии, но множественнен в восприятии и так далее до бесконечности. Теперь давайте отвлечемся от глагола «обставить» и поставим акцент на словосочетании благо друг друга. Благо даже в субъективном понятии остается благом, что немаловажно, безотносительно объекта блага, в отношении же объекта, благо примет другую форму, но она может возникнуть только из взаимодействия Рудольфа и Джея. В данном случае, преобразится не благо, расшириться понятие о нем, а значит, благо в субъективном понятии будет больше походить на благо во всеобщем смысле, что ж, это безусловное благо, но и это лишь малая грань динамики происходящего.

У компании «Кроно» было три учредителя, и со всеми Джей контачил неплохо, пытаясь всех водить за нос во благо, пока ему это не наскучило. Он тешил себя мыслями о развитии, лишь изредка вспоминая себя прежнего, сражающегося с демонами тьмы. Рудольф не дотягивал до них, Джей отдыхал душой, занимаясь какой-то чепухой, продавая диваны и мебель. Единственное, что его еще роднило с прошлой жизнью, он по-прежнему был свободен от системы. Он не подписывал никаких бумаг и не числился в штате официальных сотрудников, полагаясь на веру в необходимость, вернее закон необходимости. Ему нужны были деньги, а «Кроно» нужен был он – вот весь коленкор, остальное богатство восприятия.

Африка. Джей подкрался к песчаному берегу реки и увидел трех больших серых слонов. Он начал наблюдать за ними, пытаясь понять цель их появления у реки. Слоны, похоже, совершали какой-то таинственный обряд: два слона погрузились в воду брюхом к верху так, что из воды торчали только кончики хоботов, чтобы дышать, а третий слон взгромоздился на них верхом, по грудь выступая из воды. Он опирался на животы своих собратьев, которые заработали ногами, и все это нагромождение животных поплыло. Черная река с желтыми берегами проносилась перед глазами вновь и вновь. «Крутяк», – подумал Джей, – «так можно реку переплыть, а вот море вряд ли, хотя слоны огромные…»

Джей поначалу беспокоился на счет денег, узнав о скупости Рудольфа, но его воображение быстро набросало возможную защиту.

«Если Рудольф захочет притеснить меня или нарушит свои обязательства, я просто подам на него в суд лично и на компанию „Кроно“. Напишу статью в местную газету о „политике открытых дверей“, которой они так дорожат, натравлю на него телевизионщиков, социальные службы и ОБЭП. Но сперва, вотру ему, что я агент тайного подразделения ОБЭП, у меня зарплата 20000 евро, шикарная квартира за счет организации. А разыгранная мной бедственное положение всего лишь приманка, легенда. Меня внедрили в его организацию с целью заказного шпионажа. „Кроно“ – это экспериментальный проект в рамках федеральной программы по борьбе государства против нарушения частными предпринимателями прав граждан. Каждую неделю я пишу отчеты о работе его компании, у меня нет документов, но при необходимости могут сделать любую ксиву», – думал Джей.

Джей продолжал развивать эту тему и наполнялся чувством гордости за себя, ему было обидно за тех, кто работает на Рудольфа, за их каждодневные унижения и неспособность воспротивиться жесткому всезнанию начальника, в глубине души он желал отмщения. Больше всего его поражало, как теряется личность на фоне какой-нибудь структуры типа «Кроно», как она вбирает в себя человека вместе с его слабостями и проблемами, делая его неспособным больше к сопротивлению, превращая его в послушного голема с искусственной душой. В нем вскипала обида и негодование за человеческую слабость, и хотелось стереть в порошок ненавистную структуру всеми возможными способами, показав силу и волю одного единственного человека, сумевшего подняться на защиту своих личных интересов. Но разум подсказывал ему, что это всего лишь спесь, ведь разрушать всегда легче, чем создавать, он опять влезал в чужую шкуру, на этот раз Рудольфа. «Он сам своими руками организовал это дело, потратил на него кучу денег и нервов. Он гонится за совершенством и бесится по каждому пустяку; это его идея фикс, его детище, к которому он строг и которое любит как самого себя. В этом отношении можно проследить его характер, мотивы и, если угодно, стиль жизни. Погоня за капиталом, вот его стезя, он ее себе выбрал и точно ее придерживается, не позволяя себе расчувствоваться. В рыночной экономике душа излишняя, вернее, жалость к себе подобным, сострадание, любовь – это невыгодно, нерентабельно, а значит, обречено на провал. Мир нарисованного американскими книжками успеха, это мир профессиональных навыков, а не сочувствия к ближнему. Сила, выраженная в капитале, в материальном достатке, вот что делает экономику здоровой, а личность независимой. Я выбрал действовать в направлении к независимости реальной, а не метафизической, которой я пытался достичь раньше. Я просто на время уступил пальму первенства обладать моим сознанием рациональному подходу», – думал Джей.

Джей тосковал по своим прежним «круги своя». Душевное смятение, неуверенность в завтрашнем дне, заставляющие его мозг возводить вселенские мосты между хрупким человеческим я и суровой реальностью, постепенно оставляли его. Он боялся потерять свою душу на фоне этой безучастной ко всему борьбы, он чувствовал, что становится всего лишь покупателем и продавцом своего «я». И лишь одно основание заставляло его идти на этот компромисс с собой – любовь к Тане. Единственный интерес, одно обязательство перед собой, которое надо было выполнить любой ценой, запланированная в скором будущем встреча. Джей точно знал, что она нужна ему как воздух, как откровение, дарованное свыше, он верил и готов был сражаться до последнего.

«Я видел одноклассницу, мы с ней учились в начальной школе. Она была скромной, стеснительной девочкой и мало говорила, боясь проронить не то слово. Иногда она приходила в школу с черной косичкой, но чаще распускала волосы и аккуратно подбирала их ободком. Маститая чернь проступала во всем ее образе, черные густые брови, темный пушок под носиком. Она была медлительна и часто краснела из-за оценок, а ребята, наверное, считали ее глупой. Я не помню, чтобы она смеялась. Она была печально красива в своей робости.