Алексей Дьяченко - Шалопут

– Да, – грустно признала Начинкина.

– Согласна? – удивился Василий.

– Ты мне не муж. Господи! – взмолилась Нина, – пошли мужа и защитника.

– Правильно. Молись. Бог не оставит без внимания искреннюю молитву. Обязательно мужа пошлёт.

– Ты серьёзно?

– Серьёзнее не бывает. Человек получает по вере. Если веришь, обязательно получишь то, что просишь.

– Я верю.

– Значит, даже не сомневайся. Будет у тебя муж. Чего опять нахмурилась?

– Да, Локотков ультиматум поставил. Он испугался бандитов. Говорит, или договаривайся с ними, или ищи себе другого сторожа. Говорю: «Даже Игнат их не боится». «Игнат – дурак, а дураки ничего не боятся. В общем, ты меня услышала». Так что придётся Игнату пока без сменщика работать. Согласится ли? У него же в овраге хозяйство, козы.

– Согласится. С телевидения к нему приезжали, он всё о себе рассказал, показал питомцев, молочком репортёра угостил. Те материал показали в новостях. Стоит Игнат на фоне картонной лачуги, а вокруг него стадо коз. Получилось всё, как в сказке «Чипполино» с домиком кума Тыквы. Картонный дом, построенный Огоньковым, сломали. А коз забрали, якобы в уплату за работу бульдозера.

– Ой, бедный. А Игнат что же?

– Соорудил себе новый дом, накрыл полиэтиленом, приглашает на новоселье.

– Чёртовы власти!

– Да нет. Это перегибы на местах. Власть сейчас хорошая. И нравы, несмотря на всё, смягчаются. Был в парикмахерской, даже не просил, мастер сам мне из ушей специальной насадкой волосы выстриг. А в советские времена, помню, мой дедушка Пётр Кононович, попросил, чтобы выстригли, так был целый скандал. Молодая девчонка-мастер кричала: «Да не стану я вам волосы из ушей выстригать! Идите, жалуйтесь заведующему!».

Нинка посмеялась и стала подавать горячее. Одновременно с этим заводила любимые мелодии, с помощью которых пыталась успокоиться.

– Я на годовщину с собой «оруженосцев» приведу? – спросил разрешения Василий.

– Приводи, – охотно согласилась Начинкина, – может, раковину в ванной как следует закрепят. Ты, пьяный, имеешь привычку всем своим весом на неё наваливаться. Качается уже. Кто они такие, твои «оруженосцы»? Расскажи о них.

– Ну, ты, Нин, даёшь. Два месяца у тебя работали, ремонт делали. Так и не узнала?

– Я же с ними бесед не вела.

– Никандра взял от Анны Тихоновны Огоньковой, а Сморкачёва – с Москвы-Товарной-Рязанской. Начали они с ремонта подвала. Сделали там кухню, ванную, туалет. Все помещения. Проводку заменили на новую. Затем таскали туда старинную мебель из бывшего комиссионного. А кончилась эпопея тем, что меня с ними оформили в этом подвале сторожами. Это долгая смешная история. Когда я привёл Никандра к себе в подвал, на нём была лишь разорванная рубашка и желание чего-нибудь украсть. Я накормил его, сказал: «надень что-нибудь моё». Уздечкин помылся и первое, что надел на своё чистое, атлетическое цыганское тело, была майка, подаренная мне на день рождения Ласкиным. На майке красовалась надпись: «Я ваш следующий президент». Увидев Никандра с такой надписью на груди, я рассмеялся и мгновенно сочинил фильм. «Представляете, – говорил я, – крупным планом на экране – радиоприёмник. Шесть часов утра. Пикает радио, отсчитывает секунды. Сейчас зазвучит гимн и вдруг… Из ретранслятора доносится знакомая мелодия и приятный низкий баритон Дана Спатару поёт: «Я гитару настрою на лирический лад». Следующий кадр: «Запотевшее зеркало в ванной, красная распаренная рука в чёрных волосках, скользя по зеркальной поверхности, снимает с неё матовую испарину, и мы видим отражение бородатого лица Никандра, чёрную, как смоль, шевелюру, пористый нос, блестящие светло-карие глаза. Он начинает улыбаться во всю ширину своего рта, и вся ванная наполняется солнечными зайчиками. Это сам за себя говорит полный рот золотых зубов президента Никандра. Следующий кадр: «Всё тот же чарующий голос Дана Спатару, поющий «От зари до зари, от темна до темна», и мы видим колонну тяжёлых правительственных лимузинов, медленно въезжающую в Кремль через Боровицкие ворота».

Услышав всё это о себе, Уздечкин искренно, так, как может сказать только ребёнок, заявил: «Хочу быть президентом!».

– Так откуда он взялся?

– Не торопитесь, прекрасная леди. Наберитесь терпения и слушайте. Было это на Преображение Господне, в ночь на девятнадцатое августа, в прошлом, девяносто шестом году. Пал Терентич и Анна Тихоновна готовили борщ. Старушка резала капусту, морковку, лук. Терентич натирал свёклу на тёрке, тушил её в растительном масле на маленьком огоньке. И удался у них борщ на славу. Жалко было есть. И сказала жена мужу: «Паша, милый супруг мой, сколько сил, сколько любви в него вложено, неужели всё это взять и в навоз превратить? Давай, не станем есть его, хотя бы до утра. Он для меня всё одно, что живой». А Никандр к тому времени, будучи совершенно пьяным, уже ввалился в незапертую квартиру и подслушивал разговор старухи со стариком. Уздечкин дождался, пока пенсионеры легли спать, съел борщ, разделся и обмазался остатками оного. Свеклой подкрасил щёки и разбудил сердешных. «Я, – говорит, – сынок ваш. Зовут меня Борщ, а отчество Павлович. Зародился я на кухне, у вас в кастрюле, в любви и взаимном согласии. Теперь кормите, одевайте, обувайте меня. Я ваш законный сын». Павел Терентьевич за молотком потянулся, а у Анны Тихоновны что-то в сердце шевельнулось. Признала в Никандре своего сына. И стали они жить втроём. Время проходит, Уздечкин живёт у стариков, ест, пьёт, горя не знает. Да наскучила цыгану домашняя жизнь. Выпил как-то за ужином лишнего и говорит: «Дай-ка, мама, сыну титьку пососать». Тут его и выгнали. Сам он из цыганского села под Ужгородом. Хороший работник, но только ветер в голове. Ни документов, ни дома, ни семьи. Смотрю, старается, думаю, пусть живёт.

– Нет, не так.

– А как?

– Во-первых, Никандр с Малоярославца. А было всё так. Детей у Павла Терентьича и Анны Тихоновны не было, заскучали крепко по этому поводу старики. Павел Терентьевич вернулся с огорода, принёс картошку и свёклу. У них же в овраге приличный огород, земляночка для хранения инвентаря. Сварили борщ и стали вслух мечтать: «Понюхай, какой душистый. Он словно живой. Если бы ожил, то стал бы нам вместо сына». Легли спать, а подслушавший разговор Никандр, съел целый котёл одним махом, да там же, у плиты, на полу, и уснул, свернувшись калачиком. Утром дед с бабкой вышли на кухню, а там лежит голый мужик, весь в засохшей грязи. Лицо в свекле измазано, глаза блестят весельем и радостью. Они спросили: «Кто ты?». Голый человек ответил: «Я сыночек ваш. Я тот борщ, который вы вчера сварили» и кинулся лобызать стопы ног родительских. И рассудок у стариков помутился. Поверили цыгану. С неделю он жил у них на правах сына, а потом…