Генадий Синицын - Талисман

– Это твой брат Слава, а это тётя Шура, его мама, – поспешил удовлетворить его любопытство отец.

– Неправда, это вовсе не мой брат! Мой братик Дима в больнице с мамой, – с абсолютным убеждением в голосе возразил тот.

Шура улыбнулась, присела к нему и спросила:

– Как тебя зовут?

– Николай младший, – немножко напыжившись, ответил тот.

– Ну, тогда, Николай младший, держи и расти большой! – с пафосом, подражая малышу, произнесла гостья, протянув ему батончик гематогена.

– Спасибо, – опустив длинные ресницы и зажав в ладони подарок, поблагодарил тот.

– Мама, я кушать хочу, – вдруг вклинился в разговор Слава.

– Потерпи немножко, – с укоризной взглянув на сына, ответила мать. – Вот сейчас разберёмся немного и покушаем все вместе.

– Слава, – предложил отец, – давай-ка с братиком на улице погуляйте немного, а мы тут с мамой пока придумаем что-нибудь и кликнем вас. Идёт?

– Погуляем! – запрыгал в восторге Коля, истомившийся за день сидеть взаперти.

– Ну ладно, погуляем, – без энтузиазма согласился Слава.

Когда братья вышли из комнаты, Шура, выкладывая продукты из сумки предложила:

– Приготовлю сейчас чего-нибудь горячего и пообедаем. Ты, Николай, пока воду в кастрюльке поставь вскипятить. Где тут у вас готовят-то?

– Вот здесь и готовим на керогазе. Вообще-то, в доме есть общая кухня, там плита, но не очень удобно. Если никто сейчас не готовит, то надо сначала печь затопить. Вот так и живём, – ответил Николай и, не теряя времени, разжёг керогаз.

Пока готовился обед, завязался разговор о том, как жили после развода. Из которого Николай узнал, что отец Шуры с войны так и не вернулся, долго о нём не было никакой информации и только в 1949 году пришло официальное извещение, о том, что он погиб в мае 1945 года под Прагой. Все эти годы Шура жила с сыном и своей матерью. Получив письмо от бывшего мужа, она, прочитав его, долго плакала, вспоминая совместно прожитые годы и нелепый, как теперь уже казалось, развод. Терзаясь, всё сомневалась и в один из таких дней решила приехать, прояснить ситуацию на месте. Сын, к тому же, замучил своими вопросами о папе.

Нагулявшись, вернулись дети. Шура накрыла стол и все, наконец-то, поели. После сытного обеда дети вновь убежали на улицу, взрослые остались вдвоём и продолжили разговор.

– Ну что, Коля, – промолвила Шура, – разговор, конечно, непростой, но нам необходимо серьёзно всё обсудить, принять какое-то решение. Принимать его, прежде всего, тебе.

– Обсуждать-то есть чего, а вот принимать какое-то решение пока не готов. Я вообще-то не предполагал, что ты вдруг вот так возьмёшь и объявишься. Как-то всё неожиданно, согласись. Договоримся таким образом, вы пока у меня поживёте. Осмотримся, что ли, а уже потом всё равно решать придётся.

– Может быть, ты и прав, давай так и сделаем. Кстати, давай сразу договоримся – как ночевать-то будем?

– А что тут договариваться? Две кровати есть. На одной я с Колькой, на другой ты со Славкой.

– Мне кажется, что лучше будет, если сразу дети будут спать на одной, а мы с тобой – на другой. Не чужие мы, в конце концов, а то потом переиначивать неловко будет, а, скорее всего, придётся.

– У меня возражений нет, – согласился он.

– Вот и хорошо. Значит, определились, – с удовлетворением подвела итог Шура.

Вечером улеглись спать, как договорились. Дети долго о чем-то шептались, наконец, угомонились. Николай от близости горячего женского тела чувствовал себя несколько напряжённо. Желание предательски охватывало его. Чтобы как-то охладить его, он повернулся лицом к стене и потихоньку засопел, притворившись заснувшим. Томительно тянулось время, сон не приходил. Николай кожей чувствовал, Шура тоже не спит, что было вполне естественно. Внутренний голос издевательски подтрунивал над ним в сложившейся ситуации. Не выдержав, он перевернулся на другой бок. Сквозь тонкую ткань женской ночной рубашки передавалось тепло притягательного тела. Неожиданно на руку осторожно легла ладонь её руки, пальцы переплелись. Вскоре он почувствовал у лица томное женское дыхание и уже больше не пытался совладать с собой. Кровать предательски заскрипела. «Тише, ты, дети услышат», – с беспокойством прошептала Шура. Николай буркнул ей на ухо что-то невнятное, проклиная в душе и скрипучую кровать, и стеснённые условия, однако, чувствуя необыкновенный прилив сил, он и не помышлял умерить пыл охватившей его страсти…

Интимная ночная разрядка восстановила душевное равновесие бывших супругов. Последующие дни потекли своим чередом, истосковавшиеся по теплу и ласке, они уже, без стеснения, по ночам предавались любовным утехам. Дети вскоре свыклись с новыми обстоятельствами их жизни, женская повседневная забота сказалась и на взаимоотношениях Коли с тётей Шурой.

Незаметно прошёл почти месяц. Как-то, придя из больницы после очередного посещения жены с младшим сыном, Николай завёл с Шурой прерванный ранее разговор о дальнейших их взаимоотношениях.

– Катю, в связи с достижением сыном установленного возраста, скоро выписывают из больницы. Пора мне определяться. Я принял решение и возвращаюсь к тебе. Колю забираю с собой, сама понимаешь, что Катя двоих одна не вытянет. Жить будем в Барнауле, жильё для нас я на работе пробью. Если тебя такой вариант устраивает, завтра же буду решать вопрос с жилплощадью.

– Я согласна! – решительно, даже не взяв паузу на обдумывание предложения, ответила она.

Несмотря на заботы, свалившиеся на голову по обустройству нового семейного очага, Николай почувствовал облегчение. Решение было принято, и он теперь уже знал, что необходимо делать. На работе ему предложили полуподвальное помещение в двухэтажном доме, находившемся в соседнем квартале. Эта комната до того использовалась в качестве подсобного помещения для хранения материальных ценностей.

Уже через неделю Николай получил ключи от предложенной ему комнаты, и вместе с Шурой отправились её смотреть.

Выделенное помещение имело отдельный вход, находящийся с противоположной стороны дома с общим подъездом. Недалеко от входа, на расстоянии метров полутора друг от друга, в лучах яркого летнего солнца поблёскивали стёкла двух окон. Они наполовину уходили ниже уровня отмостки, в приоконные небольшие приямки, забранные, как и сами окна, металлическими решётками. Николай открыл входную металлическую дверь, по каменным ступеням они вместе спустились в небольшой, но достаточно просторный тамбур. С правой его стороны находилась ещё одна, но уже стандартная деревянная дверь. Открыв её, они вошли в просторную, метров шесть в длину и четыре шириной, комнату с дощатыми свежеокрашенными полами, стены и потолок были побелены известью, с едва уловимым голубоватым оттенком.