Елена Ронина - Я вас не слышу

– Асю я удочерила. Ой, Маша, эта такая длинная и запутанная история. Но мне нужно выговориться. Так что садись и слушай.

Сама Кира сидеть не могла, она всё время шагала вокруг письменного стола в своем кабинете, нервно теребя кисти роскошного Павлово-Посадского платка.

– Мы дружили с Тамарой, Асиной мамой. В одном классе учились, так называемые подруги детства. Все тайны друг другу доверяли, ухажёров обсуждали. Так получилось, что Томка родила без мужа. Понятное дело, с головой ушла в пелёнки-распашонки; от меня это всё было далековато, и на какой-то период мы друг друга потеряли из вида. А потом жизнь свела нас снова. Вот тут-то Тамара и попросила позаниматься с Асей музыкой: ей казалось, у дочери есть способности. Способности действительно были, и я ринулась в бой. Ну, ты меня знаешь. Вся растворилась в девочке. Аська готова была петь, играть на пианино день и ночь напролёт. Тамара много работала, ей было не до дочери. А когда, наконец, опомнилась, то Ася говорила только обо мне, идти с Тамарой без меня никуда не хотела, ехать отдыхать не желала; в общем, сложилась совершенно дикая ситуация. Я понимаю, что была виновата сама. Я вторглась в чужую жизнь. Это был не мой ребёнок. Я была просто учительница. А мама есть мама, и нельзя переступать черту. Я не задумывалась, молодость, что тут скажешь. С Асей было интересно, и я видела, что девчонка-то, по сути, одна, и матери рядом почти не бывает – место практически свободно. Ну, вот я его и заняла.

Мария слушала Киру и была на стороне Тамары. Теперь понятно, почему учительница отказалась заниматься с Надей дополнительно, и те её слова вспомнились: «…Меня слишком много, я займу всё пространство». И ведь она сама тоже ревновала Надю. Не признавалась даже себе, ругала себя за дурные мысли, но ревновала! Марии были неприятны восторженные реплики дочери в адрес её учительницы.

У нас, к сожалению, нет института гувернанток. Приходит чужой человек в дом. Он должен найти контакт с ребенком, понравиться ему. И иногда возникшая симпатия заслоняет цель его появления. И возникает такая вот перевёрнутая ситуация. Мария попыталась отвлечься от своих мыслей и вернуться к рассказу Киры. Что же произошло?

Кира продолжила. Она, видимо, поняла настроение Марии.

– Маш, не осуждай меня, я не делала ничего специально. Так сложилось. Я просто очень много времени проводила вместе с ребенком. Когда Тамара поняла, что произошло, она позвонила мне и сказала, чтобы я не смела и на пушечный выстрел подходить к её дочери, чтобы я исчезла из их жизни. Было непросто. Аська звонила, плакала, умоляла встретиться. А я понимала, что уже наделала достаточно глупостей и не имею никакого морального права и дальше разрушать чужую семью, всё равно они – мать и дочь, они друг другу родные. Да, Тома, может, не уделяла дочери должного внимания. Но она же одна её воспитывала, кроме неё денег-то ведь никто не зарабатывал! Она же и ради будущего Аси старалась. Только сейчас я понимаю, что и про болезнь свою Тамара уже знала, хотела хоть что-то дочери оставить. А тут я, как слон в посудной лавке, чуть всё не растоптала. Это ведь легко – пришла, как праздник, два часа попела, поиграла, а мать вечно со своими упреками: «То не сделала, это не успела». Да нет, мне, конечно, тоже легко не было: это тяжёлый труд – ребёнка учить. Но всё равно, в том, что Ася так ко мне привязалась, я одна виновата.

Кира посмотрела на Марию. А та продолжала примерять ситуацию на себя. Боже, боже, как хорошо, что Кира сейчас всё это говорит. А ведь как легко стать мамой-цербером. И у них в семье ситуация похожая. Мария много работает, она не может не работать. Она одна воспитывает дочь. Она старается быть для Нади другом. Но как же страшно: неужели вот так чужой человек может прийти, очаровать и увести. И ребёнок мгновенно забудет, что для него сделала родная мама?

– Ситуация сложилась очень непростая. Кстати, это было одной из причин, по которым я переехала в Ярославль. Всё это время мы не общались, страсти, как мне казалось, улеглись. Я сама не делала попыток обнаружить себя, и с той стороны не происходило попыток сблизиться. Нет – так нет. А в конце мая мне позвонила Ася и сказала, что мама умерла. Звонок раздался в 4 утра, Ася рыдала в трубку, Тамара умерла дома. Она не в «Скорую» позвонила, а мне. В 12 я была уже у них. Летела, как сумасшедшая. Маша, ты не представляешь, что я увидела. Тамара умирала мучительно. А отсюда – запах, грязь… Что там мог сделать ни к чему толком не приученный подросток? Сама Аська – потерянная, голодная. Не передать. Она ведь Надина ровесница, а выглядит лет на десять.

Кира начала плакать.

– Прости, не могу всё это вспоминать. Всё пришлось брать на себя: и похороны, и поминки – у Тамары никого не было, – а главное, нужно было решать, что будет с девочкой. Никаких распоряжений Тамара не оставила. Мне пришлось вернуться в Ярославль, меня же никто с работы не отпускал. Ася рыдала в аэропорту, умоляла взять её с собой. Я её уверяла, что быстро доделаю свои дела, приеду обратно, и мы всё решим. Ну и вот.

Кира, наконец, села. Видимо, она рассказала самое сложное, и ей стало легче.

– Отговаривали меня все. И родственники, и опекунский совет. Только я видела, как на меня надеется Аська, и как она мне верит. И не могла я её подвести. Папа мне говорил: «Не делай глупостей! Представляешь, какую ты берешь на себя ответственность! Ты же свою жизнь этим перечеркиваешь. Это-то ты понимаешь? Потом, кто сказал, что ты можешь быть хорошей матерью?! Учительницей, да. А мать – это совсем другое. Не делай этого! Жалость – это плохой советчик».

Кира вытирала слезы, которые текли по её лицу. От жалости к себе, к Асе, от того, что пришлось пережить?

– Маша, у меня не было другого выхода. Выбора не было. Правильно это или нет, жизнь рассудит. Ну вот, будем жить… Проблем миллион, Аську нужно срочно в школу устраивать. Там, у нас в городе, я договорилась, её квартиру продадут, здесь на эти деньги я ей могу купить нормальную двухкомнатную квартиру. Но это уже всё детали. Главное позади, решение принято.

Мария слушала Киру и думала, а как бы она поступила на её месте? Трудно сказать. На этот поступок нужно очень много сил. Хотя в жизни порой возникают такие ситуации, когда от нас уже мало что зависит. И надо просто эти резервы в себе находить. Теперь Мария понимала, что, когда видела весной потерявшую себя и мечущуюся Киру, та уже не стояла перед выбором: выбор был сделан. Она искала в себе тот внутренний стержень, который должен был помочь действовать. Сейчас перед Марией сидела совсем другая женщина, твёрдо знающая, что приняла единственно правильное решение. А слёзы? Ну, когда-то ведь и Кира имела право побыть слабой.