Андрей Силенгинский - Третья половина

– Не совсем, – он покачал круглой головой, густо намазывая хлеб маслом. – Я знал о неизбежности Третьей Мировой намного дольше четырех лет. Просто раньше не имел возможности уехать.

– Здорово… – я сам не понял, какой смысл вкладывал в это слово. – Чего ж ты в Антарктиду не слинял?

– Там холодно, – Бронич ответил с полной серьезностью.

– Холодно, – я пожал плечами. – Можно подумать, в России тепло.

– В России? – Бронич вытаращился на меня с таким изумлением, словно я вдруг превратился в бородатого гнома. – Но я никогда не был в России!

Почти с минуту мы смотрели друг на друга с открытыми ртами. Потом Бронич захохотал.

– Восхитительно, поистине восхитительно! Ведь мы знакомы больше трех лет! Я серб, Джефф, серб. Из Сербии. Знакома тебе такая страна?

Я поспешно кивнул, хотя не был до конца уверен, что представляю себе, о чем идет речь. В Восточной Европе в последнее время черт ногу сломит, столько новых стран… было, – поправил я себя.

Наверное, нужно извиниться.

– Прости, Бронич. Просто я был знаком с одним русским… ну да, точно русским. Так его тоже звали Сви… Свати…

– Святослав, – Бронич прервал мои мучения. И вдруг, ни с того, ни с сего, разразился новым приступом хохота.

– Ты чего?

– Ничего, ничего… И ты меня прости, – Бронич вытирал рукавом навернувшиеся слезы. – В Белграде у меня был одни студент, из ЮАР. Его звали… его звали… Джефф! Но я ни разу за все время нашего с тобой знакомства не предположил, что ты… – Бронич захлебывался в смехе и едва мог говорить, – что ты – зулус!

По правде говоря, мне этот факт не казался достойным такого бурного выражения эмоций, но из солидарности я улыбнулся.

Наконец, и Броничу надоело смеяться.

– Еще раз прости, Джефф! И… спасибо! Разрядка – это очень хорошо при сложившихся обстоятельствах. Давай теперь закончим завтрак и пойдем в мой кабинет, тебе надо кое на что взглянуть. Джефф! – он неожиданно повысил голос и укоризненно покачал головой. – Прекрати смотреть на этот несчастный кусок ветчины с видом мученика! Растянуть его на двадцать пять лет тебе все равно не удастся. Расправься с ним поскорее, мне не терпится приступить к делу. Кстати, поверь мне, плотный завтрак окажется тебе весьма небесполезным.

Бронич принялся так внимательно наблюдать за моей трапезой, что я проглотил остатки завтрака практически не разжевывая. Невозможно спокойно есть, когда тебе смотрят в рот. Впрочем, моя поспешность в какой-то степени объяснялась еще и желанием поскорей увидеть, что же такое прячет он в своем кабинете.

Я пытался строить догадки, но абсолютно ничего не смог придумать. От этого нетерпение мое еще усилилось, и уже через минуту мы с Броничем вошли в его кабинет.

До этого дня я почти никогда не бывал здесь. Кабинетом Броничу служила комнатушка, обставленная предельно просто и функционально: письменный стол, кресло и книжный шкаф. Шкаф был забит литературой научного содержания. На столе располагались две аккуратные стопки бумаги, три гелиевые ручки, закрытый ноутбук и присоединенная к нему странного вида жестяная коробочка.

Вообще-то, порядок в кабинете можно было бы назвать идеальным, если бы не эта коробка. Она вносила долю того хаоса, который по представлениям большинства людей должен царить в кабинете ученого.

Надо сказать, с этой задачей скромное жестяное изделие, объемом менее половины кубического фута, справлялось блестяще. Саму коробочку было непросто разглядеть из-за путаницы разноцветных проводов, торчащих откуда только возможно металлических стержней, скоб, стеклянных трубок, катушек, реле, конденсаторов и прочих деталей.

Общее впечатление было чудовищным. Каким-то шестым чувством я понял, что Бронич привел меня, чтобы продемонстрировать именно эту коробку. Но я бы и с десятой попытки не смог догадаться, что же, черт побери, это такое.

– Садись, Джефф.

– Куда? – я озадаченно осмотрелся.

– Э-э… Действительно. Ну, садись на кресло, а я пока постою.

Я не стал спорить и устроился в кресле, отодвинув его в угол комнаты, чтобы иметь возможность видеть одновременно и Бронича, и нелепую коробку.

– Вот Джефф, – предчувствие меня не обмануло, Бронич показывал именно на коробку. – Ты можешь лицезреть то, что не только спасет наши с тобой жизни, но и позволит выжить оставшейся части человечества.

– Прекрасно, прекрасно, – я потянулся в кресле. – Если ты теперь скажешь, что это, я буду тебе очень признателен.

– Разумеется, скажу, Джефф, ведь за этим я тебя и привел в свой кабинет. Все очень просто, это – машина времени!

Бронич гордо посмотрел на меня, ожидая реакции. На что он рассчитывал, интересно? На аплодисменты? Ни крики «браво» и слезы радости?

– Машина времени? – переспросил я сухо.

– Да.

– Здорово! Именно такой я ее себе всегда и представлял. Это – коробка из-под печенья?

– Из-под мармелада.

– Конечно! Ну, конечно, из-под мармелада! Я должен был сам догадаться, что коробка из-под печенья для этой цели не подходит.

Похоже, до Бронича дошел мой сарказм.

– Извини, Джефф, – он развел руками. – У меня не было возможности наладить серийное производство машин времени. Впрочем, этой одной нам будет вполне достаточно. Несмотря на ее несколько неказистый вид.

– Да к дьяволу вид! – пока еще я был довольно спокоен. – Знаешь, Бронич, я ведь всегда считал тебя наполовину чокнутым. Я заблуждался.

– Брось, Джефф, – Бронич махнул рукой. – Ты никогда…

– Какой на хрен «наполовину»! – я, наконец, взорвался. Выплеснулось копившееся напряжение. – Ты свихнулся на сто, на двести, на тысячу процентов! Господи, машина времени! – я закрыл лицо руками. – Примерно час назад я сказал тебе, что ты идиот?

– Сказал…

– Так вот, я тебе льстил!

Говорить что-то еще не хотелось. Хотелось уйти отсюда куда-нибудь подальше, туда, где меня не сможет найти Бронич. Увы, исполнение этого желания сопровождалось бы таким количеством полученных миллирентген, что смерть от голода покажется приятной.

А ведь чего я так завелся? Потому что, когда шел за Броничем в его кабинет, надеялся. На что – сам толком не пойму. Анабиозные ванны? Таблетки, заменяющие недельный рацион питания? Поди разбери… Но все же Бронич, несмотря на относительную молодость, когда-то был ученым с мировым именем, если верить ему самому. А если не ему, то десятку книг на разных языках с его фамилией на обложке.

И вот я прихожу сюда и убеждаюсь, что экс-светило науки съехало-таки с катушек окончательно и бесповоротно. Тонкая и хрупкая надежда, за которую я цеплялся из последних сил, выскользнула из дрожащих рук и с оглушительным звоном разбилась о коробку из-под печенья… то есть, да, из-под мармелада.