Дмитрий Иванов - Марчеканская вспышка (сборник)

Слепой, как крот, Ляксеич долго таскал Славку за воротник бушлата, но сбросить подчинённого рыбам на корм, как звучало в угрозе, мичманской решимости не хватило. Измотанный Салеев уже и виниться приготовился, но тут как раз старший электрик вспомнил последовательность событий и свою в них роль. Отошёл быстро, не стал местью непродуктивной заниматься, начальству не доложил и дело замял. А позднее они со Славиком даже подружились.

Через день-другой способность зреть в корень снова вернулась к мичману. Только крапинки расплавленного металла ещё несколько месяцев не сходили, и чуб больше не отрос. Хотя про усы такого сказать нельзя, не в пример крепче оказались. Снова запушились мулявинской пышностью. И превратился мичман из лубочного клона Элвиса Пресли в неплохую копию запорожского казака, которому оселедец пьяный парикмахер отстриг в трудовом порыве. А Салееву пришлось выучить русский электрический язык не так, как ему в школе преподавали, а самым, что ни на есть, примитивным способом – вызубрить. Теперь он уже не путал такие важные понятия, как «уклучить» и «уыклучить». С акустиком две недели тренировался, даже на осциллографе частотную характеристику этих команд рассматривал с прилежанием. Говорит, мол, и зачёт потом специальный сдавать пришлось.

Незаметно наступил холодный 1971-ый год. К этому моменту за плечами Салеева числилась не одна «автономка». Деньги у подводников водились, и немалые. Прибыв в ставшую родной бухту Нагаева и завершив неотложные корабельные работы, команда покидала причал. Первыми уезжали офицеры, следом мичмана, а за ними – матросы. На субмарине оставалась только дежурная вахта. Несмотря на все чудеса секретной кодированной радиосвязи, местное население заранее знало о том, какая лодка должна вот-вот вернуться в гавань. Американская разведка не знала, а население Магадана знало. Лучше бы не умничали, господа супостаты, а вели наблюдение за девицами нетяжёлого поведения и внезапным расширением ассортиментного перечня в местных кабачках, если поговорить со старушками, сидящими у подъездов, лень.

Как только первый человек сходил с трапа субмарины, перед ним лихо разворачивалось такси, распахнутое навстречу героям морей и океанов полновесной водительской улыбкой. Машины пролетали за проходную, под поднятый шлагбаум, но береговые посты взысканий за этот «реверанс» перед «бомбилами» не получали по давно заведённой традиции. Таксисты приезжали «под расчёт». То есть ровно столько автомобилей, сколько было необходимо экипажу. Ещё один минус хвалёной американской разведке. Так быстро посчитать не только количество плавсостава, но и кто, с кем поедет, куда и надолго ли, ей не удавалось никогда. У таксистов бы поучились, что ли…

Славик обычно проводил подобные торжественные вечера прибытия в порт в одной и той же компании. Морячки-подводники срочной службы, не мудрствуя лукаво, отправлялись прямиком в Марчекан, где заруливали в первый же барак, там бросали жребий и заходили в комнату с выпавшим номером. Проколов практически не было никогда. Бывшие политкаторжане охотно делили с подводниками не только принесённую матросиками выпивку, но и свою собственную скудную закуску.

Так случилось и зимой 1971-го. Четверо матросов завалились в подвернувшийся барак, в котором им никогда раньше бывать не доводилось, «бросили на пальцах» номер комнаты и вошли. Вместо двери, которая, по всей видимости, сгнила, вход загораживали высокие, в полтора человеческих роста, этажерки с утрамбованными на них книгами. Салеев обратил внимание, что книги эти всё больше потрёпанные, некоторые без обложек. «Значит, хозяин – любитель чтения, – подумал матрос Слава и раздвинул выцветшую занавеску, натянутую между двумя этажерками. – Тук-тук-тук. Есть кто дома? Не бойтесь, мы матросы. Погреться хочется немного. Вп у стите?»

Из глубины комнаты вышел лысоватый старик с аристократическими манерами в простой ватной безрукавке поверх толстовки и обрезанных серых армейских валенках.

– Что ж, милости просим, молодые люди! – произнёс хозяин дружелюбно, делая приглашающий жест рукой.

Ребята (конечно, ребята – им всем только по двадцать лет) вошли. Славкиным глазам предстала бедная комната, заставленная такими же библиотечными этажерками, как и те, что стояли на входе. «Ого, да тут несколько тысяч книг!» – поразился Салеев.

Самым примечательным предметом мебели в комнате было пианино «Красный Октябрь», на котором стояла в рамочке большая фотография хозяина в молодости. В углу пылился патефон со сломанной ручкой, две табуретки, кровать с панцирной сеткой, простой круглый стол «мечта советского пролетария»… И всё. На этом интерьер исчерпывался.

– Мы пришли сюда не скандалить, а выпить и засандалить! – привычно пошутил Слава, доставая бутылки с выпивкой.

Стакан у хозяина оказался всего один, поэтому пили по очереди. А закуски величавый, но вполне добродушный старик (ему тогда было ещё только шестьдесят семь) раздобыл у соседей. Матросы слышали, как он просил:

– Душенька-голубушка, не будете ли вы так любезны – ссудить меня какой-нибудь удобоваримой пищей?

Но просил так, что отказать было, пожалуй, что и невозможно.

– Конечно, конечно, Вадим Алексеевич. Сейчас посмотрю. Вестимо, к вам гости нагрянули с причала. Нельзя же морячков ничем не угостить. Понимаю, понимаю. Одалживайтесь, не стесняйтесь.

Слегка подпив, старик рассказал свою историю о том, что когда-то давно, ещё до войны был одним из самых известных теноров в стране. Даже лично Сталину в Кремле пел. Потом из-за своих амбиций пострадал, когда отказался в репертуар здравицы Отцу Всех народов включить и провозглашать оные без устали.

– Вот так с 45-го года здесь и живу, ребята, – говорил хозяин печально. – Сначала в лагере, а потом в этом бараке. А за что в 45-ом на восемь лет был осуждён, так мне и не объяснили [14] В феврале 1945-го года Козин был арестован и осужден на восемь лет лишения свободы (освобожден досрочно в 1950-ом за примерное поведение и хорошую работу). В справке, выданной певцу управлением лагерей, запись в графе «по какой статье осужден» отсутствует. . Петь не бросил, но Магадан не Москва, да и годы уже не те. А в столицу возвращаться не разрешают.

– Как это не разрешают? – удивился один из подводников. – У нас же свободная страна… Или – нет?

– Лучше об этом рассуждать не в магаданском бараке, – почти прошептал и невесело улыбнулся хозяин.

Старик присел «к роялю» и тихонько стал наигрывать какую-то незнакомую молодым парням мелодию, еле слышно подпевая себе: «Осень, туманное утро…» Потом неожиданно прервался и сказал:

– Я с советской властью в большой ссоре, но вас, моряков люблю. Вы в 65-ом не стали безоружных зеков расстреливать…