Дмитрий Иванов - Коллекционер (сборник)

– Не-е… знаю, Морозова, наверное.

– Нет, мама, её зовут Снегурочка Ряба!

– Курочка?

– Нет, Снегурочка. Нам про неё в садике читали. Я хочу на Новый год костюм Снегурочки-Рябы.

– А какой он должен быть, доченька? Что-то я не представляю себе.

– А я представляю… но не скажу.

– Вот, смотри-смотри…

– Но я никого не вижу, мама.

– Смотри внимательней, там кто-то есть?

– Это ты специально говоришь, чтоб не обидеть?

– Тебя?

– Нет, не меня… Их!

– Кого – их, если ты никого не видишь?

– Но ты же в них веришь, правда?

– Ну-у… да, наверное.

– Вот и не хочешь их обидеть…

– Чем, Галя?

– Неверием в их существование.

– Постой, да как же можно обидеть того, кто не существует?

– Так ведь ты веришь, значит, они существуют… для тебя.

– Боже, какой-то субъективный идеализм.

– Что, мама? Не понимаю…

– Умница ты у меня, дочка! Вот что.

Загорелось световое табло впереди салона, и гламурная улыбка стюардессы осветила его дежурным аварийным светом ангела от гражданской авиации. Скоро посадка. А потом ещё пара часов полёта и Ольгу ждёт Дублин и долгожданная встреча с уже почти самостоятельными погодками Робертом и Татьяной. В честь кого названы внуки, Галя при рождении объяснять не стала. И так понятно, что это не случайно, хотя иной раз и случайности выглядят посильнее любой закономерности. Именно последовательность случайностей не просто свела героев в салоне одного самолёта, чего никак не должно было произойти при обычных обстоятельствах, но и заставила их одновременно заниматься багажом, как бы намекая – это совсем неспроста.

Так всё-таки…

…что жизнь наша? Лишь череда причудливых совпадений, которые, переплетаясь, превращаются в некую диковинную цепь уникальных событий. И всё, что нам не представляется неотвратимым, на самом деле – результат точных расчётов, свершаемых вселенским разумом поверх нашего локального разумения. Так было, так есть… и так, разумеется, будет. До тех самых пор, пока существует потребность в любви, взаимности и желании стать для кого-то волшебником. Хотя бы на некоторое время.

В камере предварительного заключения сидело двое: субтильный мужчина интеллигентного вида, лет пятидесяти, и более плотный сложением качок в брюках «адидас», украшенный наколотой церквушкой, видневшейся из-за облака вспузырившейся майки грязно-небесного цвета. Крест на синих прожилках колокольни был из настоящего золота, он свешивался с густой, как оплавленный воск свечного огарка, накачанной шеи хозяина. За колокольней, слева, аккуратно ютился бюст товарища Сталина с трубкой во рту. При движениях качка товарищ Коба многозначительно подмигивал прищуренным волосатым глазом, то и дело угадывающимся под влажной от пота бретелькой.

Помещение выглядело на удивление чистым, оштукатуренные стены были густо покрыты эмалью в цвет зазевавшейся в подворотне осени, металлические же двери с амбразурой закрытого снаружи оконца отливали глубокой синью далёких арктических морей. Сидеть в подобной камере, наверное, не так уж и худо, если у тебя хороший адвокат, чистая совесть и… никакого соображения о реальной жизни.

Беседовали.

Говорил интеллигент. Бывалый, судя по всему, сокамерник слушал внимательно, не перебивал – долгая жизнь вора-законника научила его больше впитывать информацию, чем трепать языком «будто помелом поганым»…

– Главное – быстрая (ещё лучше – мгновенная) реакция на внешние обстоятельства. Только этим частенько и спасаешься. Вам, собственно, объяснять, судя по всему, ничего не нужно. Жизнь такая… А я тоже как-то раз убедился. Вот был у меня случай после окончания бурсы, ну-у-у… института, то есть. Не успел я диплом толком обмыть, как явились ко мне возврата священного долга требовать. Просыпаюсь с похмела, подруливаю в трусах к двери, открываю, а за ней уже стоят родимые (а ведь не заперто, но они, суки, вежливые, вламываться не решились, типа, «мы мирные люди», но наш, как говорится, бронепоезд пропить не дадим). Двое, в погонах. Лейтенант армейский и… ещё один лейтенант, но постарше. Да не возрастом, а звёздами. Участковый наш, из милиции. Что значит «не может быть»? Безо всякой предварительной записи в общагу припёрлись. И повестка при них. Не вру, именно так и было. Видать, уже и через суд пытались, да всё мимо кассы. Я же у тётки прописан, а она старенькая, глухая – вот никому дверь и не открывала.

Дали мне одеться кое-как, за рученьки белые подхватили и в военкомат доставили. А там уже кипеш стоит – скорее этого засранца Макса на медицинское освиде… тьфу, на комиссию тащите. Долго ли, коротко ли, но оприходовали меня по сокращённой программе. Через два дня уже в учебной части подневольным чижиком чирикал, голосок лишь на команду старшего по званию подавая. Сразу, переодеть в армейское прибывшую команду отчего-то не спешили, замешкались. Дали нам, «духам», передыху на пару часов, покуда у старшины тамошнего что-то с баней и нашими подштанниками плохо срасталось.

Пацаны все из дома, сытые, да и в дороге хорошо питались из притыренных от старшего команды запасов. А я-то общаговский – с одним портвейном в организме прихвачен, да и тот в пути святым духом давно изошёл. Но деньги имеются – трояк зелёный в кармане давно нащупан, только в поезде некуда ему приткнуться. А тут, гляди-ка, чайная, полная восточных сладостей – солдатских слабостей. Тогда такое дело – в диковинку, обычно одни магазины военторга в частях, и то не везде. Это уже мне позже объяснили, чтобы оценил, как повезло несказанно.

Но, собственно, по делу… Иду в харчевню и всем своим голодным существом в прилавок вглядываюсь, как может вглядываться только одинокий людоед на необитаемом острове в утлую лодчонку с малосольными рыбаками, которых вот-вот прибьёт к берегу приливом.

Не сказать, чтоб очень уж полки от товару ломятся, но служивому и прошлогодний сухарь свадебным тортом покажется, если с голодухи. А в чайной же не только сухари безродные без фамилии и родовой принадлежности. Там тебе и коржики, и халва, и сгущёнка, и лимонад с душистым именем «Дюшес», и… Эй, кто это здесь меня отталкивает, ребята? Стоп! Я тоже не лыком штопан, как говорится. Делаю бедром воинственное борцовское движение и оттесняю вероятного противника с завоёванных позиций, как учит нас военная доктрина нерушимого Союза Советских Республик.