Алексей Гелейн - Прекрасная дама одинокого майора, или Плац, заметенный снегом

Было отчего возненавидеть русских!

…Я же для досточтимого Додика Арабесковича был и русским, и евреем одновременно!.. А кроме всего прочего, я был москвичом!..

О, жестокосердный Б-г Израиля! За что караешь Ты? Караешь его, меня, безжизненную белую степь, – всех нас!.. «В той степи глухой замерзал ямщик…» – «Шма Исраэль! Ам Исраэль здесь еще хай!..» – «…он товарищу отдавал наказ…»

Эх-эх!..

Иногда его стойкое чувство нелюбви ко мне сменялось неподдельным изумлением: как вот это – то есть: я – может быть ? Но это , вопреки всему, было … Сей печальный факт смущал трепетный ум и беспокоил нежную душу старшего прапорщика Додика Арабесковича, но здравого объяснения прискорбному факту сему совершенно не находилось!..

Додик Арабескович огляделся вокруг и помрачнел. Не знаю, что именно ожидал увидеть он: раскаленные пески Египта или плавящийся асфальт полуденного Баку, а только увидел он самый что ни на есть обыкновенный снег… Увы, предчувствие его не обмануло: пейзаж за прошедший час совершенно не изменился к лучшему! Опечаленный старшина с тоской посмотрел на меня и поинтересовался тихо и кротко:

– Шлангуешь?

– Никак нет!.. То есть, наоборот!.. Дело в том, что…

На этом месте старшина махнул на меня рукой.

(Язык! О, великий и могучий русский язык, когда-нибудь ты погубишь меня!)

Махнув, рука повисла тяжело, безжизненно. Старшина пригорюнился окончательно и вздохнул.

– И чему вас только в этой Москве в институтах учат…

В ответ я не менее печально развел руками: о, да! вы совершенно правы! процесс обучения у нас… э-э-э… еще не налажен! да попросту плох он! особенно в Москве! учат из рук вон! черт, заледенел я тут от… собственного невежества, простите мне уж это грубое слово!

Додик Арабескович задумался. В глазах его обозначился вполне гамлетовский вопрос: два наряда вне очереди или… впустить? Впустить… или – два наряда? А может, хотя бы один? А?.. Нет, слишком унылый был у меня вид даже и для одного! Человек мучается, скорбит… Осознает!

– Заходи! – старшина широким жестом пригласил меня в теплую казарму.

В курилке рядом с сортиром отдыхали, сладко попыхивая «Дукатом», три неразлучных «сверчка»: младший сержант сверхсрочной службы Брылькин, сержант сверхсрочной службы мариец Степа и старшина сверхсрочной службы Страстотерпцев. Негнущимися пальцами я размял ароматную «Астру».

– …такая, понимаешь, толстая загорелая задница посреди кровати! – маленький, круглый Страстотерпцев брызгал слюной и размахивал в воздухе руками, слегка при этом подпрыгивая. – Ну, тут я ей и вдул ! Вдул по самые уши!

Круглолицый Брылькин и вечно улыбающийся мариец Степа слушали уважительно, изредка кивая и поддакивая.

(Помнится, в первые дни своей службы я, тогда еще плохо знакомый с суровыми реалиями солдатской жизни, наивно поинтересовался у Страстотерпцева, что означает это загадочное вдул ? «Что значит – вдул ? – Страстотерпцев задумался, подыскивая подходящий синоним, затем доверительно улыбнулся и, подтверждая мои давние и наихудшие опасения по поводу величия и могучести русского языка, выдал радостно и счастливо: – Вдул – то же самое, что и впердолил !» Более никакие вопросы языкознания мы с ним не обсуждали.)

От тепла и курева голова моя закружилась, и, погружаясь в полудрему, успел подумать я: до чего же скудна жизнь у старшины сверхсрочной службы Страстотерпцева, до чего же она у него тосклива и однообразна!

– …песок, пронимаешь, море! А посреди песка… – Страстотерпцев и сам захлебнулся от описываемой красоты, – посреди песка: толстая загорелая задница!..

– «Вдул»?! – спросил зачарованный восхитительной картиной мариец Степа.

– И как «вдул»! Эх, братцы ж вы мои, как же я тогда «вдул»! А так я ей тогда «вдул», ребяточки, что никакими такими русскими словами этого не передашь!

И тут сказочная задница обернулась белоснежным бом—бром—черт-его-знает-каким—стакселем, курилка качнулась и поплыла тяжелым бригом по могучим волнам седого океана к далекому сияющему горизонту… А вот уже и не корабль это вовсе, а тихая скромная «букашка», троллейбус «Б», ползущий серым размокшим Садовым… «Метро „Парк Культуры“! – голосом дневального Корефуллина объявляет водитель и добавляет неизвестно к чему: – Рядовой Штейн! На выход!» И я выхожу, и сразу оказываюсь в заваленном снегом переулке подле какого-то деревянного дома. «Господи! – вслух изумляюсь я. – Да это ж Хамовники!»

– Бога нет!.. – доносится до меня злобный скрипучий голос. Оказывается, прямо передо мной образовался неизвестный старик, и стоит этот старик совершенно невежливо ко мне спиной. И весь он такой суконный, посконный и домотканый, веревочкой препоясанный и босой, что я не могу тут же не признать в нем Самого … Только вот дух от него идет какой-то… нездоровый, что ли? Да ведь чего только в старости не бывает!

– Как же так? – недоумеваю. – Вы ж у людей не Бога, Ваше сиятельство, Вы ж у людей последнюю надежду отбираете!

– Молчи, холоп! – он аж ногами затопал от злости, а не обернулся. – Если кто назвался граф, тот уж, верно, будет прав! Что скажете в мое оправдание, рядовой Штейн?

– А что сказать?! – все более изумляюсь я. – Не стареет, Ваше сиятельство, зеркало! Кристально чисто оно и не замутнено дыханием времени! Но, однако ж, хочется мне спросить вас: а не скребет ли вам амальгаму некая, вы уж простите меня, ангажированность? Предвзятость идейная? Позитивизм назойливый ваш?

– Эк загнул! – засмеялся противный старикан. – Не-е-е… Я – над схваткой! А тебя это не касается: твое дело – перо в руки и вперед! Живописуй эпоху! Это тебе от меня нарядом вне очереди будет!..

– Служу Советскому!.. Ох, пардонэ-муа, Ваше с-тво! Совсем, знаете ли, зашиваюсь я тут! Но только прежде ответствуйте, как жить-то нам? Без Бога?..

– А вам – что с Богом, что без Бога, – все едино! Странные вы какие-то… Непутевые! Все у вас кувырком как-то, шиворот-навыворот. А вот поди ж ты, жаль вас! Живите, как жили…

– А будущее? Что ждет-то нас, Ваше сиятельство?

– Ждет-то?.. Хе-хе! – гадкий старикан обернулся…

«Батюшки святы! – подумал я. – Как же он на Додика Арабесковича похож! Только борода искусственная болтается да парик еще дурацкий, а так – совершеннейше одна та же рожа!»

– А ждет… – старикан набрал полную грудь воздуха, затем раздул ноздри и, притопнув ногой, проорал победно и боговдохновенно: – Три наряда вне очереди!!!