Алексей Гелейн - Прекрасная дама одинокого майора, или Плац, заметенный снегом

Впрочем, в солдатской еде может быть только один плюс – это когда она горячая… Холодный же суп зимой воспринимается как подлость!.. На второе полагались нам в тот день куски ощетинившегося вареного сала с ячневой кашей, ложившейся в желудок скользким липким камнем… Мы же, естественно, предпочитали «кирзуху» – перловку то есть, коея есть – уверяю вас! – наилучший подарок молодой хозяйке, буде вознамерится она связать судьбу свою с каким-нибудь вечно голодным солдатом нашего полка!..

«…Да и может ли он вспомнить!..»

…С газетой у меня сразу не заладилось. Что-то невообразимое стало внезапно твориться с моим русским языком, которым до этого рокового мгновения я так гордился. Первая строчка сатиры первой вышла более или менее сносной: «То – не бой и не война…» Какое-то время я утешал себя тем, что бои бывают и местного значения, а война – это уже действия совершенно широкомасштабные… Далее, в строке второй сатиры первой, я одним махом заклеймил себя: «…на бездельников – охота!» И – задумался… Охота напоминала карательную операцию. Да и могут ли быть в армии бездельники? Ни-ни! Ни один рядовой ни одну минуту службы своей без дела не проводит! Ведь священною обязанностью любого начальника в армии как раз и является обеспечение подчиненных каким-либо серьезным и основательным делом, в отсутствие оного – средней руки пристойным дельцем, а при невозможности – мелкими, но обязательно хлопотными и утомительными делишками!.. Если же иметь ввиду приносимую Отечеству пользу… О, да! Бедное, бедное Отечество… Но это – уже слишком высокие сферы, и ни моим слабым умом пытаться понять их!.. (И вообще, зря мы этот разговор затеяли!..)

…В то же самое чудное мгновенье увидал я вдруг за окном дородную пышногрудую Музу, принявшую, по странному стечению обстоятельств, очертания старшего прапорщика войск связи Екатерины Маратовны Масловой, посещавшей, по слухам, многих и многих в Городке и дарившей сладостные минуты восторга и упоенья одиноким и не очень сердцам, – и явление ее позволило разрешиться мне от бремени еще двумя, заключительными строками сатиры первой : «И торопит старшина: Кто – без дела, – за работу!» Бездельники – без дела? Нет, в самом деле, бездельники и – без дела?! Ой, держите меня! Ха-ха! Уф!.. Э-хе-хе… Н-да.

«…А если бы он, не дай Бог, и вспомнил?..»

…а если бы он, не дай Бог, и вспомнил…

– Пей!.. – требует Майор, пододвигая мне котелок. В котелке – мутная серо-зеленая жижа, пахнущая гнилым картофелем и ацетоном.

– Не буду! – я отодвигаю котелок обратно.

– Пей! – котелок вновь пододвигается ко мне. – И запоминай! А лучше – запиши!

За окном – полная луна. В ее желтоватом свете я отчетливо вижу свое ближайшее будущее. Оно печально и даже несколько трагично! Сейчас – полночь. В начале четвертого он уйдет, а мне будет очень и очень плохо!.. Затем каптерщик Болт, допивая майорское хлебово, будет выслушивать мою бессвязную исповедь и отпаивать меня чифирем… Интересно, почему Болту никогда не бывает худо? Он замечательный человек, этот Болт! Он не знает, когда началась Великая Отечественная война, не ведает, сколько союзных республик в нашем могучем и нерушимом, даже и не представляет себе, в каком месяце проходил последний октябрьский Пленум, однако, прекрасно играет на баяне и, вдобавок, его совершенно не тошнит от этой ацетоновой мути!.. Его вообще ни от чего не тошнит…

– Не буду… Пить не буду! Пей сам ! – в долгие и тревожные ночные часы мне позволено обращаться к Командору на «ты» как к другу. Так требует Он… Он – элегантный, прекрасный, неотразимый! А я при нем – Лепореллой… Пансой несчастным – при вероломном Кихоте! При оскалившемся Йорике ржавым бубенчиком состою я! Увы мне, бедному!.. Он же ничего не вспомнит потом!.. Ни черта! А без пяти шесть, к подъему, придет Додик Арабескович!.. О, боги! Он уже даже не допытывается, и ему уже не докладывают, – все и так все знают… Моему лому давно уже отведено отдельное почетное место в красном уголке!..

– Пей… – Каменный Гость кладет свою тяжелую руку мне на плечо. – За нее!

– О, Донна Анна ! – я пододвигаю к себе чистый лист бумаги и ручку, которые, в дальнейшем, так и лежат без дела.

– Какая Анна?.. – майор морщится. – Рита! Ты же знаешь, ее Ритой зовут…

– За Риту! – я беру котелок, задерживаю дыхание и делаю большой глоток. Градусов шестьдесят в ней есть. С лишком. То есть, двадцать из них совершенно свободно можно было бы… И закусывать нечем! Но, вроде, прижилась…

– За Риту… – майор отпивает следом за мной. – Так о чем я рассказывал в прошлый раз?..

– Как на санях чуть было не расшиблись… – обманчивое тепло растекается по усталому телу.

– Под Новый Год-то?..

– Угу… На ВДНХа… Только тогда ее Викторией звали! Я эту историю за полтора года назубок выучил! Она еще в шубке беленькой была. И духи… Духи…

– Вечно ты забываешь! «Ша нуар»… А историю эту я тебе, может, еще раз сто расскажу, – нравится она мне! – Майор тяжело вздыхает, затем закрывает лицо руками и некоторое время сидит в золотом свете полной луны совершенно неподвижно…

…Мне жаль майора! Он вспомнил свой предыдущий рассказ… Он мог бы – поставь сейчас перед ним первый попавшийся командующий такую задачу – вспомнить и абсолютно все, что рассказывал прежде! Но – только ночью!.. Т-с-с! Страшная военная тайна!.. Ночью ко мне приходит совсем другой человек!.. Совсем! То есть, совершенно не похожий на майора первого и ничего общего, казалось бы, с ним не имеющий! Но, т-с-с!.. Затем – будто кто ластиком проходится по его памяти! И так – до следующего раза, пока не случится ему крепко выпить где-нибудь в одном месте, хорошо добавить после в другом, – тогда берет он с собой свой вечный котелок, наполненный до краев самогонкой, которою запасается он у одной доброй женщины, и идет в наше расположение, и будит меня, если не оказываюсь я на тот момент дежурным, – и история повторяется, повторяется, повторяется… Дома его возвращения терпеливо ждут жена и маленькая дочь… Майор уверяет, что очень их любит. Может, это белая горячка?..

…Мне жаль себя! Майор считает меня своим « земой » на том лишь основании, что сам некогда учился в Москве, что в городе этом живет его то ли Рита, то ли Виктория, то ли как-то там еще, и потому, наконец, что мама майора Стаканенко некоторое время работала на моей малой родине посудомойкой в безымянном окраинном кафе… Я был изначально обречен выслушивать его долгие истории: где и когда еще доведется ему найти лучшего собеседника! Майор даже немного ревновал свою Прекрасную Даму ко мне!.. И – не напрасно! После его рассказов я полюбил ее, хотя и не видел ни одной ее фотографии, да их у него и не было… Кроме того, у меня было одно неоспоримое преимущество: я должен был вскоре вернуться в тот город, куда Михал Сергеичу Стаканенко, майору, начальнику и дирижеру оркестра Н-ского учебного танкового полка, не доведется возвратиться уже никогда…