Виктор Гусев-Рощинец - Железные зерна

Мы – разработчики. Аристократы. Генераторы идей. Я имею в виду те два отдела (один из них – мой), которым отдан в полное распоряжение наш восьмой, самый благоустроенный, обихоженный, звукоизолированный (для специалистов добавлю – радиоизолированный) этаж. Мы поровну делим четыре тысячи квадратных метров его полезной площади, – с точностью, как мы говорим, «до производных высшего порядка», – а поелику в каждом из отделов ещё и по три лаборатории, то столь же справедливое деление продолжается вглубь, и таким образом на каждого из нашей бравой сотни приходится в среднем сорок метров жизненного пространства. (Здесь моё «мы», в отличие от «мы», употреблённого выше, предполагает сотрудников только нашего этажа, и, надо сказать, что помимо территориальной общности оно стремится подчеркнуть ещё некоторое духовное родство – родство разработчиков .) Не значит, однако, что пространство это всецело служит людям, к нему приписанным: всё наше здание наподобие слоёного пирога нашпиговано оборудованием, и восьмой этаж не только не представляет собой исключения, но даже напротив, буквально забит разного рода измерительными устройствами, испытательными стендами и прочей аппаратурой. Занимая львиную долю наших площадей, она к тому же ещё и греется, излучает, испаряет, гудит, вибрирует и вообще создаёт неисчислимо трудностей, из преодоления которых на добрую половину состоит наша работа. Весь наш аристократизм заключается в том, что именно мы, в числе восьми отделов-разработчиков, сообразно общей технической политике «фирмы» задаём работу конструкторам, а те, в свою очередь, превращают наши «макеты» – носители наших идей – в чертежи, которые, пройдя через цеха «опытного» производства, возвращаются к нам же в виде так называемых «экспериментальных образцов» для испытаний, доработок, усовершенствований и дальнейшей «варки», имеющей целью сделать наши «изделия», во-первых, как можно миниатюрнее и легче (ведь они должны летать!), а во-вторых, придать им абсолютную «надёжность»; совмещение всех этих, как показывает опыт, с большим трудом совместимых качеств и составляет предмет наших каждодневно возобновляемых усилий. Наша работа считается «интересной»; и она действительно интересна, как может быть интересна для ума всякая работа, требующая от него гибкости и силы, создающая преграды и подхлёстываемая загадками; и если бы не замкнутость этого круга – тем, идей, целей, повторяющихся из года в год, из месяца в месяц, если бы не сходящаяся «в точку» (в прямом и переносном смысле) перспектива, то, как я сказал раньше по другому поводу, здесь вполне можно было бы жить и работать. Впрочем, живём, работаем, обсуждаем новости, болтаем, шутим, «делаем науку», а кто стремится «наверх» – карьеру (я не сказал бы, что это не встречает у нас понимания), что-то теряем, что-то находим, и всё это – наша работа . Так же как человеческая жизнь, будь она даже исполнена глубочайшего смысла, состоит из элементарных актов – чтения, письма, произнесения слов, размышлений, чистки зубов, умываний, сна, еды и прочего – и ни в одном из них оный смысл не открывается стороннему наблюдателю как смысл жизни, а по справедливости всё это именуется бытом, так и существование (остерегусь пока называть его жизнью) нашего предприятия может быть почувствовано только через его быт ; только пропитавшись им – бытом – насквозь (а это непросто), человек заинтересованный может попытаться извлечь из него тот глубинный смысл, о котором выше – применительно к нашему предприятию – я сказал, что он ускользает от нас; и здесь я не собираюсь отказываться от своих слов, ибо «от нас» – это не значит, что его нет вообще, его не может не быть там, где пять тысяч знающих своё дело, образованных членов общества трудятся по мере сил своих, и многие трудятся увлечённо , – он, безусловно, есть и со стороны легче всего определить его словом «оборона». Однако этот термин может послужить лишь отправной точкой, и углубление в наш быт потребует много других слов и других значений, и только основательно перемешав их, можно с полной ответственностью подступить к обсуждению проблемы о смысле жизни предприятия. Осторожно продвигаясь по этому пути вперёд, мы неминуемо выйдем к материку под названием «научно-технический прогресс» и другому, соединённому с первым скалистыми перешейками, что именуется «научно-техническая революция», и хотим мы этого или не хотим, но честность и долг исследователей (независимо от того кто мы – учёные, писатели, живописцы или комплексная, как и положено в таких случаях, экспедиция) побудит нас в эти материки углубиться; невзирая на подстерегающие опасности, пройти из конца в конец, взобраться на каждую вершину, спуститься в каждую пропасть, заглянуть в каждую пещеру и, главное, – со всей тщательностью изучить формы присутствующей там жизни; оценить пригодность для расселения людей, а если таковые там уже имеются (назовём их, не противореча традиции, коренными жителями), изучить их со всей доскональностью и представить свои выводы на суд общественности. Рискуя заслужить неудовольствие поборников поэтического стиля, я бы всё же сказал, что предприятие наше (как все мы его называем – «наша фирма», или просто «фирма») представляет собой одну из таких – причём густонаселённых коренными жителями – пещер в теле того прогресса или, если угодно, той «революции», что я выше назвал – в несомненном согласии с их величием – неизведанными материками. Когда я смотрю так называемые «производственные» фильмы или пьесы, мне становится, образно говоря, и скучно и грустно оттого что всё там изображённое – неправда, и к тому же самая распространённая и опасная её разновидность – полу правда. Я далёк от мысли упрекать создателей подобных произведений в злонамеренности; каждый из них похож скорей на фотографа, который, стоя в лодке, снимает то, что находится под водой; а ещё и ветреная погода, на воде рябь, и гребец, торопясь, ударяет вёслами с такой силой, что сам фотограф и его аппарат насквозь промокли от брызг; те неясные, расплывчатые очертания донного ландшафта, которые выступают потом на плёнке (если они вообще там присутствуют) такой горе-автор, перенеся на бумагу, тщательно ретуширует, подводит, подкрашивает в соответствии со своими представлениями (а возможно искренне уверясь в том, что он знает – ведь он вымок, и все его чувства кричат – он был под водой!) и в результате рождается на свет нечто ублюдочное, чему и названия подобрать совершеннейшим образом невозможно. Тогда в растерянности называют, например, «Укрощением огня» рассказ о попущении огню горстки отчаянных оптимистов. Что поделаешь, таково мнение «коренного жителя», а по-иному сказать – «взгляд изнутри».