Анастасия Романчук - Новообретённый потерянный рай

Они идут по железной дороге. Черпают мороженое ложками из бидона. Лёнька угощает из своей ложки Остапа. Ай да брат у Лёньки. Божий фарт. В бане людно. В ноздри врывается запах веников. Ребята покупают мыло, полиэтиленовую шапочку для головы, вафельные простыни и билеты. Идут в предбанник, раздеваются, вешают одежду на крючки. Здесь парит. Уже душно. Шила считает свою наличность, чтобы не спутать с наличностью друга. Остап же всегда знает свою наличность, сколько в кармане монет и каким номиналом. Складывают деньги в полиэтиленовую шапочку для головы, туда же очки Лёньки, чтобы не замочить пластырь. Сворачивают, отправляются в баню. Остап с полиэтиленовой шапочкой, Шила с бидоном, Лёнька с ложками и мылом. Из-за пара ничего не видно. Всюду снуют скользкие тела, гремят алюминиевые тазы, из больших кранов в стене хлещет вода. Ребята занимают лавку по соседству с мужиком с березовыми листьями на коже. Шила ставит бидон на лавку и уходит вместе с Остапом за тазами, оставив Лёньку охранять бидон. – А что в бидоне? – спрашивает мужик. – Мороженое, – отвечает Лёнька. Остап мылит голову брата и окунает её в таз. Шила вспотел. Ест мороженое. Мужик выливает на себя таз воды. – Тише будь, – Шила прикрывает рукой бидон от брызг. Мужик не слышит. Трясёт головой, выгоняет из ушей воду. Шила снова прикрывает бидон. Остап улыбается, намыливает голову. Лёнька напрягается, стаскивает с лавки таз, пыхтит, опрокидывает на себя. Шила в ярости. Остап смеётся и суёт голову в таз. Булькает в воде от смеха. Мужик смотрит на Шилу. Шила смотрит в бидон. И Лёнька смотрит в бидон. Пол-литра талого мороженого залито мыльной водой. Шила моет бидон под краном. На бетонный пол течёт молочная вода. – Пацан, ты чё тут полощешь? – возмущается какой-то мужик. – Я заплатил, – говорит Шила. – Я тоже заплатил. Давай еще насрём здесь по лавкам. – Давай я насру на твою. Приходит Остап. Забирает бидон, даёт Шиле таз. Шила набирает в таз воду. Мужик уходит в парную. В парной Лёнька. Сидит на верхней лавке, выпучил ослепшие косые глаза в стену. Щёки раздул, как жаба. Терпит. Мужик смотрит на Лёньку. Сплёвывает на раскалённые камни, уходит. Город наводнён жестокими подростками. О бумовских так вообще легенды слагают. Бог знает, что за черти. У одного вон цепура с палец. Может, и бумовские. В парной Лёнька хлещет Шилу веником что есть мочи. Толстокожий Шила лежит на животе, закрыл глаза. Лёньку отхлестать – будет орать на всю баню. Приходит Остап, говорит, пора закругляться. В раздевалке закутались в вафельные простыни. Шила смотрит в пустой бидон. Лёнька сидит смирно – Остап стрижёт ему ногти на ногах. Шила отправляется в буфет. В продаже мороженого нет. Есть газировка «Колокольчик» и арахис. С арахисом в раздевалку нельзя. – А чего он нечищеный? – предъявляет Шила. Покупает газировку, возвращается в раздевалку. Лёнька тоже идёт в буфет за газировкой. Остап теперь приводит в порядок свои ногти. Шиле ногти стрижёт бабка. Но она, похоже, забыла о своих обязанностях. Ногти на ногах Шилы способны удержать его на любом дереве. Шила неряшливый. Может таскать грязную, обляпанную майку, пока бабка не снимет её с него. Спать ложится с грязными ногами. Как Лёнька, если за ним не приглядеть. Остап чистоплотный, хотя его не приучали. Лёнька стоит посреди раздевалки голый, запрокинул голову, пьёт газировку. Живот его раздувается. Шила смотрит на его живот. Лёнька худенький, тонкий, с подвижным животом. То сдувается, то надувается. Лёнька всё ждёт, что у него на животе появятся кубики, как на животе брата. Остап крепкий парень. Не здоровый, больше жилистый. Сидит на скамейке и тоже смотрит на раздутый живот брата. В девять часов вечера Остап ставит раскладушку на чердаке, ложится и укрывается покрывалом. Лёнька бегает со шпаной по посёлку и периодически справляется у кого-нибудь о времени. Ему нужно разбудить брата в одиннадцать. И ещё одно ответственное задание есть у него – когда Урий привезёт на мотоцикле бензин, надо открыть гараж, поставить туда канистру, закрыть гараж и отдать Урию пять рублей пятьдесят копеек. С Урием много не разговаривать. Сказать, что братан занят и всё. Шила сидит на крыльце клубешника, щёлкает семечки. Подходит Весёлый и просит продать в долг пачку сигарет. – В долг иди к моей бабке. Я не собираюсь за тобой потом по всей деревне бегать. За Весёлым подходит Леший и тоже просит продать сигарет. В долг. – В долг иди к моей бабке. Больно надо мне потом из тебя эти долги выбивать. За Лешим – Хромой. Просит продать сигарет. – В долг? – В долг. – Долбаные попрошайки! На этом острове хоть у кого-нибудь деньги есть? Шила отправляется в город. Под курткой блок жвачки, блок сигарет. По пути встречает Урия на мотоцикле. В коляске сидит Вано. Останавливаются, здороваются. – Где Ося? – спрашивает Урий. – С соседкой отвис после бани. – Он чё, забыл? Шила суёт пальцы в рот. Свистит. Прибегает Лёнька. Шила спрашивает: – Чё, оставил тебе братан деньги? Лёнька кивает головой. – И ключ от гаража дал? Лёнька кивает головой. – Вон, к нему обращайся, – говорит Шила и отправляется по своим делам. Лёнька забирается на мотоцикл и вместе с Урием и Вано несётся к гаражу. У гаража Урий спрашивает: – Где брат твой? – Занят, – отвечает Лёнька. – Чем? – Отвисает, – пожимает плечами Лёнька. – Нафиг ему бензин? Лёнька втаскивает двадцатилитровую канистру в гараж, захлопывает ворота. – Откуда же мне знать? Он закрывает замок и кладёт ключ в карман штанов. Достаёт свёрнутую бумажку и пятьдесят копеек. Урий забирает деньги, предлагает Леньке: – Хочешь десять копеек на мороженое? – Брат не курсует меня, как отвисает. Так что сам висни. Любопытный. – Ты, наглюк, ещё раз в мою реку залезешь, я тебе все ноги переломаю. – Сиди на своем берегу и не пукай. Урию пятнадцать. Он контролирует улов шпаны по той части берега, что относится к причалу. Подвязался со своим участковым по прозвищу Володя-Не-Рви-Цветы. Он не Атосовский, а портовский. Ответственный работяга, каждого подопечного в лицо знает. А на Атосе не знают участкового. В половине двенадцатого «девятка» выезжает с острова. Остап сидит за рулём, Лёнька – на заднем сидении, укутанный в одеяло, потягивает сгущённое молоко из маленькой дырки в консервной банке. Сгущёнкой его в магазине угостили. Тихонько, чтобы никто не видел. Позвали в подсобку, а там какой-то мужик дал банку сгущёнки и попросил натаскать за лето триста хвостов горбуши. Сошлись по тридцать копеек за хвост. Сколько это денег, Лёнька не может прикинуть. Брат прикинул, да не говорит. Сказал только, чтобы сдавал не больше десятка хвостов раз в два дня. Ловить рыбу только утром, не позже восьми. И только для этого мужика, что в магазине был. Другим заказчикам отказывать. Ссылаться на лень, занятость и прочую чушь. Иначе будут неприятности. Лёнька ещё не просёк всей опасности браконьерства. В двадцать минут первого «девятка» тормозит на Колхозке неподалёку от дома Кобзаря. Остап выходит из машины и идёт к калитке. Под воротами в траве он находит свёрнутый в трубочку и завёрнутый в платок четвертной, а в нём флакончик из-под валидола с жёлтыми таблетками и пачку лезвий «Спутник». Вот так совпадение. Набор в точности такой же, как и у Дани с Быком. Остап возвращается в машину, уезжает. Лёнька спит, не обращая внимания на дорожные ухабы. Набегался за день. Он всегда спит, как убитый, только сопли во сне пузырятся. А Остап не умеет крепко спать. Так сладко, как сегодня поспал на чердаке, намочив подушку слюной, спит редко. По сторонам грунтовой дороги, разбитой КамАЗами, лес. До Смирных восемьдесят километров. Остап едет где сорок, а где шестьдесят. Неторопливо едет. Он умеет водить. Дядька, пока был жив, учил, на этой самой «девятке». Он был добрым мужиком. Жил в одном из двухэтажных домов острова. Работал слесарем на целлюлозно-бумажном заводе. Приехал за братом, когда того на выселки угнали. Ждал, пока брат освободится и начнёт новую жизнь. Собирался помочь ему встать на ноги. Но не вышла затея. Он умер, когда Остапу было десять лет. Какой-то случай на заводе, кипиш, который тихонько замяли. Дядькиной семье выплатили большую страховку. Пока дружно пропивали страховку, не оставив даже на памятник покойному, Остап с Лёнькой жили в квартире дядьки. А потом квартиру забрали. Так и стоит по сей день незаселённая. В три часа ночи «девятка» въезжает в посёлок Смирных. Смирных – это зона. Через весь посёлок, как на Атосе, идёт одна улица. Остап катит к маленькой железнодорожной станции. Там останавливается, заглушает мотор, откидывается на спинку кресла и дремлет. В шесть утра Лёнька отливает в придорожные кусты. Поворачивается с писюном в руках и направляет струю мочи на бездомного пса. Пёс огрызается в сторону незащищённого органа. Остап бросает банку из-под сгущёнки в пса. Тот убегает. Лёнька, дебил, ржёт, а ведь едва не лишился мужского достоинства. – Не маши им по сторонам, – говорит Остап брату. – Держи скромно при себе. – Я девчонкам его показывал. Ирке и Алёнке. А они мне свои ракушки. – Ты посторонись их ракушек. Ещё нацепляешь чего. Будешь потом с капающим краником брата позорить. Остап передаёт брату ломоть батона, бутылку молока. Завтракают. В семь тридцать четыре на станцию прибывает северный грузопассажирский состав. Остановка три минуты. Выбросят почту из вагона на перрон и покатятся дальше. В половине девятого Остап стоит на крыльце зоновской проходной. Звонит в звонок. В двери открывается окошко. В окошке – решётка, а за решёткой – дежурный. – Чего тебе? – Я к Валерию Ивановичу. Окошко закрывается. Остап ждёт и изучает режим и условия приёмки передач, вывешенные на доске объявлений рядом с дверью. Машина припаркована за магазином, неподалёку. В ней на заднем сидении закрыт Лёнька. Он смотрит по сторонам и считает ворон. Он не знает, куда и зачем они приехали. Знает только, что уже не впервые здесь, прошлый раз были в апреле, а перед этим – зимой. Лёнька всегда с братом ездит. Остап терпеливо ждёт уже полчаса. Наконец громыхают затворы, и дверь открывается. Он входит в узкий, короткий коридор и останавливается. Такие правила. Слева большое зарешеченное окно дежурки. Двое конвойных играют в карты. Третий в коридоре просит Остапа убрать руки за голову. Остап выполняет требование. В мастерке карманов нет, под мастеркой голое тело, на шее цепь. В карманах треников два флакончика валидола. Их ставят на стойку у окна дежурки. – Что это? – спрашивает конвоир. – Таблетки, – отвечает Остап. На стойку рядом с таблетками ложатся две пачки лезвий «Спутник». – Это что? – Бритвы. – Снимай обувь. Остап, держа руки за головой, снимает кеды. Конвойный наклоняется, осматривает кеды. Потом убирает таблетки и лезвия в карман. – Стой здесь, – бросает Остапу и, пройдя вертушку, уходит по коридору. Остап снова ждёт. Конвойные – это такие люди, которые зарабатывают на зэках, пользуясь строгими правилами, установленными тюремной администрацией. И чем строже режим, тем больше они зарабатывают. Но кормить их ещё нужно уметь. Не всякому конвойному не всякое передашь. Поэтому Остап строго следует инструкции, данной Быком. Деньги за передачу в пятнадцатую, которую называют Валерием Ивановичем (на самом деле никакого Валерия Ивановича там нет), Остап оставит себе. За суету. Кобзарь не узнает о совпадении. И никто не узнает. На то оно и совпадение. Удачное стечение обстоятельств, стоимостью в четвертной. Конвойный снова появляется в конце коридора и кивком приглашает Остапа идти за ним. Босиком, с руками за головой, Остап двигает за конвойным. Сворачивает за угол. Здесь ещё одно большое окно. В окне за пультом с кнопками сидит мужик в форме. Он не конвойный. Остап не различает погоны. Конвоир приглашает Остапа в эту комнату. На столе с телефонами – два флакончика валидола и две пачки лезвий «Спутник». Остапу разрешают опустить руки. Конвойный выходит и ждёт за дверью. – Ну, говори, – произносят погоны. – Чаю и сигарет передать бы пацанам. – И где твоя передачка? – В машине, там много, полный багажник. – Ну да, зона немаленькая. Чё еще? – Ну, вот, Валерию Ивановичу просили передать, – кивает на валидол и бритвы. – Ещё? – Всё. – Всё? – Всё. Остап на машине въезжает во двор тюрьмы и останавливается. Позади грохочут закрывающиеся ворота. Впереди стоят трое с автоматами. Справа открывается дверь. Оттуда выходят ещё четверо. Лёнька сидит смирно. Не шелохнётся. Только рот открыл. Да глаз в линзе расширил. Остап ждёт, когда разрешат открыть багажник. Из машины выходить нельзя. Резких движений делать нельзя. Пристрелят к ёбаной матери. Начало одиннадцатого. Конвойные распаковывают каждую коробку, каждую чаинку на просвет смотрят, досмотренное отправляется в здание. Трое стоящих у машины переговариваются между собой. Один, высокий крепкий мужик в форме, считывает номер «девятки» и смотрит на Остапа. Остап не отводит взгляда. Запоминает лицо. Остроносое, в грубых оспинах. Опускает глаза. Ждёт команды выезжать. В одиннадцать выезд разрешают. Снова грохочут ворота о рельсу. Автоматы провожают «девятку», выезжающую задним ходом за ворота. За воротами машина разворачивается и уезжает по единственной поселковой улице. Справа дворы, слева дворы, справа школа, слева дворы, справа дворы, слева скорая помощь, справа дворы. Остап поворачивает вправо, едет по переулку. – Лёнь, смотри мне дом с синей крышей. Дворы, дворы, дворы, переулок петляет, то и дело утыкается в безобразные помойки, растасканные собаками да вороньём. – Вон! Крыша синяя! «Девятка» останавливается у калитки дома с синей крышей. Третий час дня, но машина всё ещё стоит. Лёнька ест последнее яблоко. Все уничтожил, пока томился в машине. Остап не ест. Ждёт. В четыре часа в переулке появляется мужик в штатском. Высокий, крепкий, остроносый, с оспинами на лице. Остап выходит из машины, закрывает в машине брата, идёт за мужиком. Мужик скрывается в одном из дворов, Остап – следом за ним. Мужик закрывает калитку, предварительно осмотрев переулок. Опытный почтальон. Никому не даст вскрывать чужую посылку, в отличие от Шилы. В доме Остап выкладывает на стол малявы, [16] Малявы – короткие информативные записки.