Светлана Бондарь - Край Солнца

Бахта сварливо закричала на непокорное дитя, грозя пальцем и стараясь успеть договорить, пока та не сбежала:

– Спанта! Ты последняя из нашего рода! Я должна передать тебе свой дар!

– А если будет мальчик?

Не заметив издёвки в её голосе, Бахта обрадовалась возможности поторговаться:

– Пусть – мальчик! Но род наш должен продолжиться!

Увы, все уговоры – тщетны. Перед выходом из палатки Спанта не оборачиваясь сурово и твёрдо кивнула:

– Я это помню.

Девушка почти было вышла, но голос жрицы, уже другой: властный и жёсткий – остановил её:

– А не забыла ли ты о подношении богам, сарматка?

Спанта поспешно вернулась и с виноватой покорностью склонила голову:

– Прости меня, жрица. Скажи: какой жертвы хотят боги?

Поразмыслив немного, Бахта произнесла:

– Боги не хотят, чтобы ты отняла жизнь. Они хотят, чтобы ты подарила её.

– Но…

– Понимай как хочешь, Спанта. Удачной дороги.

И жрица устало села, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.

Девушка хотела было ещё что-то сказать, но только скрипнула зубами и выбежала из палатки.

Оставшись одна, Бахта тихонько вздохнула, в задумчивости разглаживая на коленях халат.

Сейчас она была похожа не на величественную жрицу, а на простую старенькую, уставшую от забот долгой жизни бабушку, с печальным морщинистым лицом.

…Спанта с наслаждением вынырнула из темноты кочевой палатки в яркий солнечный день, наполненный щебетом птиц и конским ржанием. Вместе с тявканьем собак и протяжным мычанием коров они сливались в привычный голос кочевого лагеря.

Девушка окунула лицо в чан с водой, стоящий у порога – после такого разговора неплохо бы хорошенько освежиться!

Когда Спанта, отфыркиваясь, подняла голову, рядом уже стоял, выжидающе глядя на неё, Фарзой.

Её отец был ещё не стар. Седина выбелила лишь часть его волос, отчего они были похожи на серебристо-серую волчью шерсть. Борода вождя – той же волчьей масти. Густые тёмные брови тяжело нависали над голубыми, как у дочери, глазами – только чуть поблёкшими от времени.

Фарзой был коренаст и, как большинство кочевников, кривоног. К правой его ноге поверх штанов двумя ремешками были прикреплены ножны, из которых виднелась богато украшенная рукоять длинного ножа. Шею сармата украшала массивная золотая гривна с грифонами на концах (любовь к грифонам, очевидно, была у них семейной чертой).

Кто-то окликнул его, но Фарзой только отмахнулся и весь превратился в слух.

– Что она говорила?

– Как всегда.

Отец понимающе кивнул и осторожно спросил:

– И что ты ответила?

– Как всегда, – с упрямым вызовом буркнула Спанта, усаживаясь на смирно ожидающую её молоденькую пегую кобылку.

Фарзой вскочил в седло явно расстроенным.

Но тут Спанта с видом заговорщицы приоткрыла ворот рубахи и, словно припрятанный на сладкое сюрприз, продемонстрировала висящий на шее амулет. Отец с уважением покачал головой:

– Бог солнца… Достойный подарок. Тогда, дочка…

С этими словами он бережно достал из седельной сумки завернутый в холстину предмет.

– Прими и от меня.

И Фарзой торжественно извлёк на свет длинный кинжал.

Рукоять и ножны его были украшены изящным золотым орнаментом, щедро сдобренным бирюзой.

Сомнений не было: его подарок не уступал Золотому Солнцу Бахты.

Узловатыми, в шрамах руками Фарзой медленно передал кинжал…

…в протянутые ладони.

– Беру, беру…

Однако в них оказался не кинжал, а овальная золотая пряжка, покрытая геометрическим орнаментом.

Сухощавый высокий мужчина Григорий – Фёдорович Петренко – с уважительной осторожностью принял из рук коллеги древнее украшение. Передавший ему пряжку загорелый седой бородач с видом кота, только что поймавшего крупную мышь, аккуратно уложил в целлофановый пакетик несколько (уже осмотренных Григорием) тускло поблёскивающих монет, и небольшую круглую бляху, украшенную таким же, как на пряжке, узором.

Переполняющие его эмоции вылились в короткое и счастливое:

– Вот!

Выдохнув это резюме, бородач вскочил и бодро зашагал между рассеянными по раскопу группами подростков, деловито копошащихся в кучках черепков, выгребающих лопатами грунт, промывающих в щербатых эмалированных тазиках кусочки древней керамики.

Почти у каждой такой группы был свой руководитель из числа профессиональных археологов.

Солнце успело основательно поджарить носы и плечи ребят, и по оттенку кожи можно было запросто определить старожилов археологического лагеря и его новичков.

Раскоп располагался на самом обрыве, внизу которого дразнило прохладой и по-голубиному ворковало море.

Петренко сидел на земляной бровке, разделяющей раскоп на аккуратные ровные квадраты. Из одежды на нём – как и положено истинному археологическому гуру – были только шорты и допотопная тряпичная кепка с пластиковым козырьком и надписью «Олимпиада-80».

Густая чёрная шевелюра, борода, усы и массивные роговые очки на пол-лица органично дополняли образ сурового романтика.

Однако в этом тихом омуте водились такие черти, которым мог бы позавидовать любой именитый юморист.

Но сейчас Григорию Фёдоровичу было совсем не до шуток.

С восхищением знатока, способного определить истинную ценность удивительной находки, он разглядывал змейки, треугольники и ромбы, составляющие узор на старинном золоте. Вставки из граната при малейшем движении вспыхивали кроваво-красными огоньками…

Оторвавшись наконец от этого медитативного созерцания, Григорий посмотрел на босую девчонку лет четырнадцати, старательно скребущую лопатой неглубокую круглую ямку.

Почувствовав на себе взгляд, Юлька отложила лопату, скинула пыльные рабочие перчатки и направилась к отцу, с любопытством вглядываясь в предмет, поблёскивающий у него в руках.

Петренко-старший указал дочери на крошечную раскладную табуретку рядом с собой, а затем торжественно положил на ладошку девочке золотую пряжку.

Оробевшая Юлька потрясённо уставилась на находку и, помолчав в почтительном благоговении, осторожно вернула её отцу:

– Это здесь у нас раскопали?

– Нет, доча. Из милиции привезли – на экспертизу.

– А… Это, наверное, у «чёрных археологов» нашли? Про которых Петя рассказывал?

– Опять Петя… Ох, и Петя… Где он, кстати?

И Петренко завертел головой, всматриваясь в загорелые лица окружающих:

– Слышь, брат! Двоюродный… – добавил он ворчливой скороговоркой. – Петька! Иди, чё покажу!

На этот окрик отозвался двадцатилетний развесёлый балбес в пижонски дырявых джинсовых шортах и круглых очках а-ля Гарри Поттер.

Держа в одной руке планшет, а в другой надкусанный огурец, Петя Мальцев лихо плюхнулся на коленки возле Григория.