Вадим Юрятин - Дети Эльцинда

– У меня нет ничего другого, – достаточно добродушно ответил Вадим продавцу.

– А у него? – спросил продавец, показав пальцем на Григория Аркадьевича.

– Григорий Аркадьевич, у Вас случайно нет купюр поменьше? – спросил Вадим.

– Нет, у меня тоже, к сожалению, только тысячная.

– Извините, но у нас только крупные.

– Я тебе что? Ты сюда разменивать деньги пришёл, что ли? – внезапно обиделся продавец. – Всё, закрываемся, – безапелляционно добавил он и вывалил только что набранный для Вадима виноград из пакета обратно в деревянный короб, очевидно показывая, что разговор окончен вместе с его, продавца, трудовой сменой.

Вадим, который, даже несмотря на разговор с Григорием Аркадьевичем, до этого момента пребывал в каком-то полусне, внезапно словно очнулся. Как будто всеми имеющимися нервными окончаниями он почувствовал окружавшую его полутьму, желтый свет фонарей, пробивавших её отчасти; теплый осенний ветер, который источал какую-то противную липкую глень, оседающую на лице; мусор, круживший вперемежку с листьями посреди мини-рынка; почувствовал усталость от этого дня, всю несправедливость этой ситуации с виноградом и крупными купюрами. В душе всё смешалось: от обидных слов Мэри до бессмысленной поездки в Акду.

– Эй, подожди! Что значит «закрываемся»! Ну найди где-нибудь размен, ты же целый день торговал, что, не можешь сдачи найти?! – агрессивно обратился Вадим к торговцу.

В ответ продавец что-то пробурчал на родном языке, негромко, но достаточно ясно для того, чтобы вокруг ларька в несколько секунд образовалась группа из пяти-шести крепких молодых людей южной наружности, ранее занятых погрузочно-разгрузочными работами или бессмысленно сидевших на корточках чуть поодаль. Ситуация постепенно накалялась, что отметил также и кот, начавший активное шевеление внутри Вадимовой куртки.

– Ты, вообще, знаешь про права потребителя! Ты, вообще, откуда приехал, чтобы тут мне указывать! – неожиданно для самого себя выкрикнул Вадим и почему-то вспомнил сладкие улыбочки учителей при произнесении слова «Че-хол-то».

– Ты мне не кричи! – перешел в атаку продавец. – Сказал, нет сдачи, значит, нет. Всё, закрываемся!

– Подождите, пожалуйста, – вежливо обратился к работнику торговли Григорий Аркадьевич, одновременно положив на плечо Вадима руку, призывая того успокоиться. – Мне еще взвесьте яблок, если можно. Посчитайте нам с молодым человеком ровно на тысячу. Мне много надо всего, я заплачу сам, – последняя фраза относилась уже к Вадиму.

Продавец молчал, обдумывая сказанное и не предпринимая никаких действий. Возможно, у него тоже был тяжелый день, возможно, его тоже всё достало, и он просто хотел домой. Молодые люди вокруг не расходились. Рука Григория Аркадьевича лежала на плече Вадима. Кот шевелился, чувствуя общее напряжение.

Внезапно на сцене появилось новое действующее лицо. Коротко стриженный, одетый в кожаную куртку, крепко сложенный молодой мужчина, если не сказать юноша, аккуратно раздвинул ряды молчаливых собратьев продавца, медленной и уверенной походкой подошел к нему и заговорил:

– Что же ты… приехал в наш город, высокой, между прочим, культуры и ругаешься, обижаешь нас, простых русских людей. Тебе вроде бы ясно всё сказали, русским языком: вот тебе тысяча, взвесь на неё винограда и яблок. Тебе что-то непонятно? Если понятно, то давай быстро обслужи покупателей. Если непонятно, то я тебе всё сейчас подробно объясню.

Вадим с удивлением узнал в заступившемся за них парне своего недавнего соседа по красному юрятинскому трамваю, на котором они проехали почти весь город.

Где-то внутри раздался звук, который Вадим не сразу идентифицировал как мелодию звонка своего мобильного телефона. Это и не мудрено, он слышал её в первый раз. Кот окончательно проснулся и вытащил любопытную мордочку наружу, пока Вадим, путаясь среди кошелька, купюр и наушников, пытался нажать на кнопку.

– Алло! Алло! Вадим! – наконец вылетел из трубки голос Михал Михалыча.

Опять как-то не так. Я, конечно, понимаю, что в хороших современных книгах (так и хочется от себя добавить: в таких, как вот эта!) авторы подчас вместо простого пошагового повествования прибегают к такому трюку: дубасят несчастного читателя по голове неожиданным началом, действие которого, вообще-то, происходит где-то в конце сюжета. Вот и я, мой читатель, вывалил информацию, которую не переварить без предварительной подготовки.

Кто они, эти люди: Вадим, Григорий Аркадьевич, смелый коротко стриженный парень, с которым ехал Вадим в красном юрятинском трамвае, что это за трамвай такой, и почему он «юрятинский», в каком это «Том Самом» году происходило, ну и, в конце концов, чем у них все закончилось там, на мини-рынке? Не торопитесь, господа, всему своё время.

События нашей книги происходят осенью в один из тех годов, которые почему-то сейчас принято именовать «лихими». Я же решил назвать его для удобства Тем Самым Годом. Место действия – славный уральский город Юрятин, о котором следует рассказать чуть подробнее.

Юрятин – областной центр, находящийся где-то посередине карты нашей страны, являл собой в Том Самом Году зрелище весьма заурядное, можно сказать, типичное для подобных городов: с одной стороны, серая громада, полная хмурых людей, спешащих на работу в пыльные корпуса заводов, грязных луж посреди кривых растрескавшихся тротуаров; а с другой – убежище для милых тонконогих девушек, шелестящих конспектами в красных трамваях, с грохотом пересекающих город из конца в конец. В городе было много заводов, производящих огромные пушки, турбины, моторы и прочие металлические изделия.

Однако в общем культурологическом, если хотите, аспекте, возможно, никто бы про этот самый Юрятин и не вспомнил, если бы как-то его не упомянул в своих незабвенных произведениях Борис Пастернак, который жил здесь недолго в далекие предреволюционные времена, точнее говоря, проезжал как-то мимо и ненадолго задержался. Действительно, заводов и пушек у нас, как известно, полным-полно, а Пастернак – он такой один. Большинство юрятинцев, правда, стихов Пастернака не читали, но все же и не осуждали, как в свое время знатные ткачихи и забойщики. А это уже прогресс, знаете ли! Юрятинцы, вообще узнавшие о некоей духовной связи с Нобелевским лауреатом лишь недавно, благодаря подвижнической деятельности профессора Акбашева (с которым мы еще увидимся), страшно гордились данным фактом и, возможно, во многом потому считали себя (кстати, не всегда необоснованно) наследниками и носителями некоей Высокой Культуры. В городе рос и развивался год от года Культ Культуры, сопровождавшийся выражениями типа «культурный феномен Юрятина», «наследие великого поэта», «дух Пастернака» и проч.