Елена Асеева - Сквозь сон

И с облегчением подумал, что сам не смогу заболеть, так как только временно нахожусь в теле Виклины. Однако облегчение длилось и вовсе секунду, а на смену ему пришел непривычный мне страх за жизнь этой девушки и, непременное, желание уберечь ее от неприятностей, болезней, разочарований. Удивительное такое беспокойство, ранее мне не знакомое, не присущее, что ли.

– Лина! Дорогая, в самом деле, сколько можно тебя ждать? – Синя сейчас говорила, не скрывая собственного недовольства. Может потому, как торопилась к врачу. В самом деле, каких только заболеваний не существует на свете. И чего только, я не пойму, врачи разрешают больным, с такими пугающими глазами, шляться по улицам и поселкам. Подумав так, я немедля сделал шаг назад, чтобы увеличить расстояние между Виклиной и Синой, лишь после этого вновь замер на месте.

– Ты же знаешь, я опаздываю в Научный Центр космонавтики, могу подвезти тебя только до остановки, – продолжила говорить Синя, вводя меня в ступор, потому как в больницу она явно не собиралась. – Если мы не поторопимся, ты опоздаешь на маглев, а, следовательно, и на занятия.

«Маглев», – повторил я про себя, слегка напрягая мою в целом мало чем занятую память, стараясь припомнить, где слышал это слово, и, что оно обозначает. А мой взгляд, тем временем соскользнув с лица женщины, дернулся влево и остановился на автомобиле. Потому также мгновенно на место ковырянию в моей памяти и поиску определения слова «маглев» пришло установление марки и модели авто. Видно, Синя являлась коллекционером, потому как передо мной стоял автомобиль из советского прошлого. Форма кузова, длина, ширина и, очевидно, высота которого относилась к четырехдверному седану Москвич 400. Малолитражки с несущим кузовом и фарами, интегрированными в крылья, будучи, однако, по конструкции типично немецким автомобилем. Возможно, это машина и принадлежала к немецкому автопрому, потому как, миниатюрная надпись на правой боковине капота была нанесена странными символами. Мне не то, чтобы не понятными, но даже никогда ранее не видимыми. Его яркий голубой цвет, как и гладкость полировки кузова, сияние дисков на колесах прямо-таки пощипывающих глаза, указывали то ли на новизну машины, то ли на редкое использование.

– Лина, ты меня слышишь? – вновь обратилась с вопросом Синя.

И я, тотчас вернув взгляд на нее, уставившись в такие странные глаза с розоватым отливом склеры, ответил, совсем не подумав, что говорю:

– Я не поеду на занятия. – Ну, реально, надо же было, что-то ответить. Да и не скрою, я совсем не хотел подводить Виклину, отправляясь на какие-то там занятия. И совсем не желал подвергать ее опасности путешествия с этой странной и явно больной женщиной. В смысле не хотел брать ответственность на себя, если Виклина от нее заразиться.

– Что-то случилось, дорогая? – вопросом откликнулась Синя и шагнув вперед, застыла в непосредственной близи от меня, беспокойно заглянув в лицо. Ее голос звучал очень низко с какой-то бархатистостью внутри и слышался полной противоположностью голосу Виклины. Я, естественно, не обладал знаниями в области диапазона голосов и их звучания. Но голос девушки, в которой сейчас находился, мне показался очень высоким наполненный лирической легкостью, словно такой нежный, красивый от природы, а может только хорошо поставленный. Вероятно, именно такие голоса и исполняют партии фей, волшебниц, юных особ в опере напитывая саму игру силой страсти и быстрыми пассажами.

Когда Синя слегка склонив голову (так как оказалась немного выше Виклины) заглянула в мое лицо, я вблизи увидел ее глаза, где голубую радужку не просто опоясывала, а прикрывала сверху розовая склера. Она придавала самому взору женщины оттеночные полосы обоих цветов, на стыке, кажется, сотворив размазанные штрихи, так что при таком близком расстоянии стало сложно сказать голубые радужки у нее, или все же голубо-розовые. Поэтому я подумал, Синя ни чем и не больна, это просто-напросто у нее такая удивительная по цвету склера.

– Ты, последнее время сама не своя, дорогая, – нежно протянула женщина и мягко мне улыбнулась, вскинув вверх уголки тонких, розоватых губ с заостренной галочкой на верхней, одновременно, заложив несколько тончайших гусиных лапок вокруг глаз и две более значимые морщинки между бровей.

– Да, все пучком, мам, – даже не подумав, привычно отозвался я, и тут же понял, что сделал это зря. Оно как в следующий момент лицо женщины явило все доступное ей недоумением.

Я, впрочем, не специалист в понимании мимики, движений мышц лица. Но тут, как говорится и не нужно быть экспертом, чтобы понять по увеличивавшимся в размерах глазах, приоткрывшемся в волнении рту, да чуть дрогнувшим губам, что я ляпнул из ряда вон выходящее. Верно, потому Синя, уже в следующее мгновение времени, сказала:

– Лина, да, что с тобой? – она теперь подняла руку и прикоснулась кончиками пальцев до лба девушки, очевидно, проверяя у той температуру. – Что ты и как это говоришь? Услышь себя, дорогая. И с каких это пор ты решила меня называть мамой. Ведь у нас с тобой все давно обговорено. И я всегда была и остаюсь для тебя бабушкой. Не будем все же ничего менять, дорогая.

«Фу!» – довольно и про себя выдохнул я, не озвучивая того облегчения в слух. Хотя бы, что-то ясно. Передо мной не мать, а бабка. Походу мать Виклины с ней не живет и очень давно, раз все между этими двумя обговорено. Я еще довольно выдохнул, потому как без проблемно удалось выпутаться из сложного положения, не подставив девушку. Мне этого почему-то не хотелось делать. Я боялся подгадить Виклине, проникнувшись к ней теплыми, благодарными чувствами.

Благодарными?!

Естественно, благодарными. Не каждый же день вам предоставляют возможность побывать в другом теле, прожив пусть и совсем короткий этап его жизни.

– Ты же знаешь, дорогая, вы мне обе близки. И ты, и твоя мама, моя единственная дочь, – принялась пояснять Синя, тем самым выдавая нужную мне информацию. Теперь она сместила руку вниз и нежно всей поверхностью ладони провела по щеке Виклины, тем движение лаская и успокаивая, так сильно разнясь с моей бабкой, которая всегда старалась обнять и поцеловать.

– Да, баб… бабушка, – поправился я, точно понимая такая светлая и чистая девушка, как Виклина всех и всегда ласкает словами. – Я оговорилась, не более того. У меня просто голова кружится, поэтому я ляпнул незнамо, что.

«Тьфу, ты, в самом деле», – это я уже сказал про себя, так как вновь увидел непонимание и явную озадаченность в лице Сины, а рука ее опять дернувшись вверх, прошлась кончиками пальцев по лбу Виклины, соизмеряя мое и ее состояние. Похоже, Лина не только была мягкой девушкой, но и никогда не говорила вульгарности, все больше представляясь мне этаким женским идеалом.