Владимир Владыкин - Между двух братьев

– А, так тебе не терпится от меня отделаться? – выкрикнула я. – Вот возьму и попрошусь в общежитие! – с угрозой отчеканила я. – Не пойду учиться, а буду работать…

– Постой, какое общежитие, Жанка? Не смей, на фабрику идти? – выкрикнула мать. – О воле, бесстыжая, мечтаешь?! Уйти туда, где курить научишься и блудить? Только мне посмей, волосы все выдеру!

– А тогда не говори: замуж-замуж: сама выталкиваешь! – вырвалось раздражённо. – Между прочим, хорошим манерам можно научиться всем, – прибавила наставительным тоном. – Это надо только очень захотеть…

– Вот и учись, тебе жить, а меня носом не тычь в свою культуру, – загорланила мать, подрагивая всеми мускулами лица, на котором выступала бледность. – Ты подумай, вот дались тебе эти Пестовы! Тогда ступай к ним и живи!

– А что, и поду! – я резко хлопнула дверью квартиры и побежала вниз по лестнице.

– Как же, нужна ты им… а ну вернись, Жанка, гадюка такая! – кричала из дверей вдогонку мать.

Но я её не послушалась, быстро шагая по направлению к дому Пестовых. Меня пошатывало от волнения, как пьяную. Я вошла в прохладный подъезд. Постояла. Опомнилась. Куда меня принесла нелёгкая? Однако, как было велико искушение ещё и ещё раз окунуться в уютную атмосферу семьи Пестовых, где, думалось, жизнь шла размеренно и отлажено…

С матерью я помирилась в тот же вечер, дав ей слово, больше не говорить на эту тему, если причиняю ей боль. А про себя решила: как бы мне того не хотелось больше не буду упоминать Пестовых. Артём же, словно улавливал моё желание бывать у них, зазывал в гости после прогулок на канал, куда мы отправлялись, выучив наспех уроки. А бывало, уходили, даже не выучив, лишь наскоро обедали.

Тогда я ещё хорошо не знала здешних мест, хотя в посёлке мы уже жили почти три года. И Артём, как настоящий гид, показывал мне свои излюбленные уголки природы…

Наш посёлок стоял на довольно ровной местности, вокруг которого простирались колхозные поля и заливные луга. Сразу за посёлком был разбит парк с аттракционами и стадионом. Мы переходили шоссе, обсаженное с обеих сторон неширокой лесополосой; за ней открывались дачные участки с крошечными домиками из дерева или кирпича, которые издали казались игрушечными.

Пройдя по насыпной дамбе болотистое место, поросшее плотным и густым камышом, минуя дачное раздолье, начинался искусственный канал, вырытый ещё в пору строительства гидроэлектростанции. Он тянулся на многие километры и был глубокий с полупрозрачной в нём водой и впадал в реку.

Зимой канал не замерзал, поскольку электростанция сбрасывала тёплую воду, и байдарочники здесь проводили зимние тренировки. На протяжении всей рукотворной реки, в тридцати шагах, от высокого берега, тянулась широкая густая лесополоса. Зато противоположный берег был почти голый, лишь покрытый шелковистой зелёной травкой. От берега ровный луг стелился на большое пространство, на котором лишь кое-где на разном расстоянии от берега росли старые раскидистые ивы. Красивый пейзаж вызвал в душе нечто щемящее и нежное, невольно создавая лирическое настроение…

Артём словами передавал настроения природы, и выходило, что ветер как бы заставлял деревья грустить, веселиться, задумываться, о чём я раньше даже не имела представления. А сегодня деревья на ветерке неумолчно шептались, волны бежали друг за другом как пловцы на соревнованиях, и беспрерывно накатывались на берег, неся с собой свежесть. В камышах пели птицы. И всё для него было наполнено звучанием таинственной мелодии. Эта его способность воспринимать природу в образах и звуках приводила меня в тихий восторг. Я смотрела на него и чувствовала, как счастливым блеском сияли мои глаза, и я ему мило улыбалась. В такие минуты я испытывала удивительное блаженство и волнение от того, что я тоже начинала видеть и воспринимать природу в тех образах, звуках и красках, которые он подмечал.

И казалось, что так поэтично может рассказывать только тот, кто писал стихи. Но Артём мне никогда их не читал. Я насильно вытягивала из него признания, но всё было напрасно. И только однажды он признался, что стихи живут только в его душе. Так что, если кто их услышит, то они, не созрев, улетучатся, как пушинки одуванчика. А если серьёзно, то они находились в стадии вызревания. Зато он превосходно читал наизусть стихи Блока или Есенина. И под воздействием поэзии и разговоров о прочитанных книгах, я полагала, что в Артёма безоглядно была влюблена…

Но это чувство несравнимо с первой любовью, я затрону только те эпизоды моей жизни, которые повлияли на моё духовное развитие. Кстати, в то время я не считала дружбу с Артёмом, длившуюся до окончания десятого класса, первой любовью. Немало людей любили и вновь влюблялись, и всю жизнь живут врозь, но чего, к счастью, со мной не произошло. Я нарочно избегаю подробностей наших с Артёмом отношений. И даже через десять лет я не нахожу в них ничего выдающегося. Мне остаётся остановиться на отдельных случаях, которые дают представление о том, как развивались наши отношения и почему мы не остались вместе…

В классе Артём сидел возле окна, я же – в среднем ряду и чувствовала на себе его взгляд, он не давал мне сосредоточиться на том материале, который объяснял учитель. Нашу перестрелку глазами замечали учителя. Однажды словесница подняла с места Артёма и просила продолжить то, о чём она рассказывала. И что было удивительно – он почти без запинок повторил…

Артём по своей рефлекторной натуре был неисправимый мечтатель и романтик, поэтому, мне думается, лень чаше всего сопутствует таким людям. Он хотел стать путешественником, недаром его любимым предметом считалась география. Впрочем, не меньше он ценил и литературу, но вовсе не ту, которую навязывали в школе. Хотя знал любую…

Мои отношения с Артёмом длились без малого пять лет – почти до его призыва в армию. Под конец ученья в школе наша дружба перешагнула подростковый рубеж, когда страстные поцелуи могли привести к близости. Но этого я себе не позволяла, у Артёма портилось настроение.

А я так и не смогла разобраться в своих чувствах, и наши отношения продолжались: мы, то ссорились, то мирились. Я томилась в поре ожидания такой с встречи с человеком, который бы вызывал во мне бурю чувств, и я бы была полностью уверена, что тот предполагаемый человек мне только и нужен.

Но я отбросила эти глупые мечтания и стала жить спокойно, в глубине души надеясь, что моё время ещё не пришло. И оно должно прийти по велению судьбы.

Я продолжала встречаться с Артёмом, а в душе укоры совести говорили, что я его обманываю. Хотя я убеждала себя, что влюблёна в Артёма, но с какого-то времени ко мне приходила мысль, увы, я уже не уверена, что мы можем быть вместе. А ведь он по-прежнему был мне симпатичен, несмотря на его безумную ревность, которая, как я понимала, вызывалась моим поведением. И отчасти была его ответом на то, что я запретила и думать о постели…