Алексей Сухих - Жизнь ни за что. Книга первая

– Ты оставайся у нас, – сказал Володя Леониду, когда тот взял пальто, – у меня в комнате раскладушку поставим и завтра догуляем.

– А кто меня в ночи на тёмных улицах сохранит, Володенька, – вмешалась появившаяся рядом и уже одетая для выхода Эмма, о которой в этот момент Лёня и не думал. – Какой он будет джентльмен, если не обережёт даму, которая сделала его вечер красивым.

– Пожалуй, она права, – сказал смущённый Леонид. Он действительно не подумал, что чем—то обязан Эмме. Ведь он был просто мальчик на двадцатом году, ущемлённый предательством любимой девушки, а она взрослая… – Она права, Володя. Да и завтра гулянка уже не для меня. И знаешь притчу – «отец сына бил не за то, что пил, а за то, что опохмелялся.»

– Вот какой умненький мальчик, – сказала Эмма

– Да будет так! – сказал Володя и открыл дверь, выпуская Леонида с Эммой на площадку.

Мороз смягчился. Падали крупные искрившиеся в огнях фонарей снежинки. Городской транспорт уже отдыхал на своих ночных стоянках. Дорога к дому Эммы шла по пути к общежитию Леонида и часовая прогулка по ночному городу не смущала. Эмма надёжно взяла его под руку, и они неторопливо шли, чуть прижимаясь, друг к другу как влюблённые.

– И что же ты, студент, не захотел стать моряком!? Все самые красивые девушки считали бы за честь быть рядом с тобой…

– Вот из—за этого и ушёл. Не дожидаются красивые девушки моряков, – ответил Леонид и не почувствовал никакого укола внутри, которые сопровождали его при каждом упоминании о Людмиле. «Рассосалась боль, зарубцевалась трещина», – подумал он. И на следующий вопрос Эммы неожиданно для себя рассказал ей всю свою историю любви и тоски. А когда закончил, Эмма обняла его и поцеловала.

– Милый мой мальчик. Такой ещё совсем юный и такие страдания и поступки во имя какой—то неизвестной, но счастливой женщины. – и снова поцеловала. – А вот и мой дом. Зайдём ко мне. Посидим, поговорим, кофе у меня отличный…

– Я не знаю, – неуверенно протянул Леонид, – я же совсем щенок и, дожидаясь Людмилы, не искал встреч с другими женщинами, не знаю, что сказать и как поступить.

Он не заметил, как у Эммы расстегнулась шубка. Эмма взяла его руку и прижала её к своей волнующейся груди и, прижавшись к нему, почувствовала его ответную реакцию.

– Пойдём, мой милый мальчик! Я расскажу тебе, что надо сказать…

Встреча с Эммой не изменила принципы жизни Леонида. Эмме было тридцать два года, и она металась от неустроенности. «Милый мальчик, – говорила она, обнимая его, – у меня к тебе материнская любовь. Я поняла твою светлую душу и дам тебе в твою большую дорогу запас любви и опыт жизни. Только ты не привязывайся ко мне как к любимой женщине. Ты не должен страдать от меня. Я сама всё чувствую и буду звать тебя, когда тебе или мне плохо. Я люблю тебя, мой мальчик…» И целовала как в последний раз, при расставаниях. И он стал сильней и пошёл по жизни уверенней и был глубоко благодарен Эмме за это всегда.

Новый 1959 год начался для Сугробина, да и для всех студентов института шикарным балом, длившимся два дня. Залы, коридоры, лестницы были обустроены как в сказке: кругом ёлки, ветки еловые, гирлянды, тайные фонари, сюрпризы. Наверное, такой шик был сделан руководством института для большего слияния и дружбы вновь созданного коллектива, в котором только первокурсники были студентами именно этого института. Леонид на целине перезнакомился с большей половиной студентов, размещённых в совхозе. Была среди иих девушка из комитета комсомола, которая летом 57- го ездила в Москву на фестиваль молодёжи и студентов и не один вечер на целине просвещала его событиями фестиваля. И он получил от неё пригласительные билеты на оба дня и оттянулся до упора. И завязал массу новых знакомств.

Обучение – вид теоретических познаний на которых куётся специалист. Но студенческая общага это и жизнь, и сон, и дискуссионный клуб, и консультации по всем вопросам. И всё это по деньгам ничего не стоило. Учиться Леонид продолжал старательно, так как твердо решил успешно работать в промышленности и в науке. Как он успевал со всеми делами в тот год, Лёнька Сугробин впоследствии и сам не мог понять Кроме общей учебной программы ему с Клещёвым надо было дополнительно сдать экзамены по пяти дисциплинам, выполнить самим себе поставленную программу самообразования, включавшую литературу, музыку, театры. концерты, занятия спортом. Он продолжал много читать. В читальном зале института по вечерам задерживался допоздна, просматривая и прочитывая толстые журналы, начиная с «Иностранной литературы» и новые романы иностранные и отечественные. Была более или менее свободная пора. И в журналах и в газетах иногда позволяли себе редакторы помечтать в обзорных статьях. Для целостности продолжил занятия в духовом оркестре института и в секции бокса, которые начал ещё в Ленинграде. Оркестром руководил тромбонист из оперного театра. Леонид с ним подружился, и при посещении театра они дружески общались, курили и театрально сплетничали. И всегда Леонид старался быть бодрым, улыбающимся и не терять полноценное чувство юмора. Чем он жертвовал, так это кино и танцевальные вечеринки. Фильмов стоящих были единицы. А для танцев нужна была девушка, которую он в своей зацикленности не искал.

Он познавал мир и развивался.

Оперный театр был заполнен зрителями на всех этажах. В партере господствовала местная творческая элита, чопорно раскланиваясь между собой и снисходительно оглядывая случайных и незнакомых. На остальных этажах публика была самая разношёрстная, разночинная по дореволюционной оценке. У Сугробина с Чащихиным билеты были на первом ряду амфитеатра. Давался «Евгений Онегин» при бенефисе молодого тенора в роли Ленского. Бенефис друзей особенно не интересовал. В перерыве они курили в оркестровой курилке с тромбонистом и болтали ни о чём, т.е. о женщинах. Леониду понравилась балериночка, и он расспрашивал Максима о ней.

– Что о ней рассказывать!? Балеринками надо интересоваться в училище. Они там ещё не артистки, а школьницы. Они поддадутся. А в театре молодухи ищут мужей, и их на свободную любовь не подтолкнёшь.

– А меня студентка из училища кинула. Я с ней целый год дружил. А сейчас без девушки и у меня самые хорошие намерения на балерин, – сказал Чащихин.

– Студенты для серьёзных намерений им не годятся. На что ты будешь семью кормить? Но ребята вы видные. Найдём подходящий случай и познакомимся, – продолжил Максим. – Но я вам всё сказал.

Звонок прервал разговор, и друзья решили продолжить тему после сессии.

Бесшумно раскрылся занавес, открывая декорации, изображающие зимний лес, большую поляну и человека сидевшего на пеньке устало и задумчиво. В зале захлопали. Запели скрипки. «Что день грядущий мне готовит…», – запел человек, сидевший на пеньке. Это был бенефициант.