Алексей Дьяченко - Тринадцатый двор

– Так откуда он взялся?

– Не торопитесь, прекрасная маркиза. Наберитесь терпения и слушайте. Было это на Покров пресвятой Богородицы. В ночь на четырнадцатое октября в прошлом, девяносто шестом, году. Павел Терентьевич и Анна Тихоновна готовили борщ. Старушка резала морковку, капусту, лук. Терентьич натирал свеклу на тёрке, тушил её в сковородке на маленьком огоньке. И удался у них борщ на славу. Жалко было есть. И сказала жена мужу: «Паша, милый супруг мой, сколько сил, сколько любви в него вложено. Неужели всё это взять и в навоз превратить? Давай, не станем есть его хотя бы до утра. Он для меня – всё одно, что живой». А Никандр к тому времени будучи совершенно пьяным, уже ввалился в незапертую квартиру и подслушивал разговор старухи со стариком. Уздечкин дождался, пока пенсионеры легли спать. Съел борщ, разделся и обмазался его остатками. Свеклой подкрасил себе щёки и разбудил сердечных. «Я, – говорит, – сынок ваш. Зовут меня Борщ, а отчество – Павлович. Зародился я на кухне, у вас в кастрюле, в любви и взаимном согласии. Теперь кормите, одевайте, обувайте меня. Я – ваш законный сын». Павел Терентьевич за молотком потянулся, а у Анны Тихоновны что-то в сердце шевельнулось. Признала в цыгане своего сына. И стали они жить втроём. Время проходит, Уздечкин живёт у стариков, ест, пьёт, горя не знает. Да наскучила Никандру домашняя жизнь. Выпил как-то за ужином лишнего и говорит: «Дай-ка, мама, сыну титьку пососать». Тут его и выгнали. Сам он из цыганского села под Ужгородом. Хороший работник, но только ветер в голове. Ни семьи, ни документов. Смотрю, – старается. Думаю, пусть живёт.

– Нет, не так.

– А как?

– Во-первых, Никандр с Малоярославца. А было всё так. Детей у Павла Терентьевича и Анны Тихоновны не было. Заскучали крепко по этому поводу старики. Павел Терентьевич вернулся с огорода, принёс картошку и свеклу из собственного погреба. У них же в овраге не только приличный огород, но ещё и сарайчик с погребом для хранения инвентаря и овощей. Сварили борщ и стали вслух мечтать: «Он словно живой. Если бы ожил, то стал бы нам вместо сына». Легли спать, а подслушавший разговор Никандр съел целый котёл одним махом, да там же, у плиты, на полу и уснул. Утром дед с бабкой вышли на кухню, а там лежит голый мужик весь в засохшей грязи. Лицо в свекле измазано. Глаза блестят весельем и радостью. Они спросили: «Кто ты?». Голый человек ответил: «Я – сыночек ваш. Я – тот борщ, который вы вчера приготовили». И кинулся лобызать стопы ног родительских. И рассудок у стариков помутился, поверили цыгану. С неделю он у них жил на правах сына, а потом выпил с тобой и со смехом отрекомендовался, как существо, принявшее человеческий образ из сваренного в кастрюле борща. И ты его от стариков забрал.

– Ну вот. Всё знаешь из первых уст.

– Я думала, ты расскажешь интересные подробности.

– Не расскажу. Тебе лучше меня всё известно.

– Лучше. но не всё. Откуда Влад появился? О нём я ничего не знаю. Молчал, как партизан…

– Не партизан, а дезертир твой Влад. Бросил воинскую часть во Владивостоке. На перекладных добрался до Новосибирска, а оттуда в вагоне багажного поезда, если память не изменяет, за номером девятьсот три, приехал в Москву. На станцию Москва-Товарная-Рязанская. И стал в общежитии железнодорожников, где я работал вахтёром, промышлять воровством. Поймал я шустрого парнишку и взял к себе.

– Влад из Владика?

– Да. Хорошая работа у меня была, ни о чём голова не болела. Удивительные люди на железной дороге работают, ни одного подлеца, все – сплошь из чистого золота.

– Чего же ушёл?

– На их светлом фоне узрел свою нравственную нечистоту и счёл невозможным далее там оставаться. А на деле – Лев Львович твой предложил отремонтировать подвал и устроить там ломбард или филиал комиссионного магазина. Поделился я этим планом со Сморкачёвым, тот загорелся, вызвался сделать ремонт, мебель на горбу таскать, так и прижился. Да, чуть не забыл, позвонил мне претендент на целительство. Ну, помнишь, целитель?

– Какой целитель? – растерянно переспросила Нина.

– На вакантную должность в медцентр.

– Я думала, ты остыл, успокоился, – разочарованно произнесла Начинкина.

– Посмотреть-то можно, – виновато оправдывался Василий. – А может, он не шарлатан, а самый что ни на есть настоящий.

История была недельной давности. Нина, как хозяйка медцентра, дала разрешение на замещение действующего целителя Валентина Валентиновича Мартышкина. А произошло это так. Грешнов был в гостях у Начинкиной. Выпивали, танцевали, а в танце разговаривали.

– Эх, Нина, хотел я тоже быть умным. Старался прочитать Достоевского, Толстого, но не смог.

– И не надо.

– Как не надо? Люди же читают, хвалят, а мне не интересно. Получается, я глупее их? А ведь хочется быть не хуже других.

– Ты поэтому так убиваешься?

– Не поэтому. Есть сказка. Пустил заяц в свой дом лису, волка, а они его из собственного дома выгнали. Эта сказка про меня. В детстве не понимал, как это так. А подрос, женился, лису в свой дом пустил, затем устроил её работать к этому волку – Мартышкину. А они снюхались за моей спиной, стали пить-гулять, жизнь моя сделалась невыносимой.

– Фантазёр ты, Вася. Рос с матерью, теткой, бабкой. Они тебя заласкали. Застал, видишь ли, Наташку с Тин Тинычем за столом с бутылкой и сделал из этого трагедию. Узрел измену. Она до медцентра в платном хоре работала, у неё голос хороший. Пусть бы этим и занималась.

– В хоре пела? Прожорливые птицы не поют. А Мартышкин назвался волком, а хвост-то поросячий.

Нина засмеялась.

– Клиника оформлена на меня. Хочешь, выгоним Тин Тиныча и возьмём другого шарлатана?

– Постой, – обрадовался Грешнов. – Так значит, я могу конкурс на замещение вакантной должности объявить?

– Объявляй, – разрешила Начинкина.

Прошла неделя.

– Неудобно, – говорил Василий. – Человеку назначено время. Он придёт, а ему – от ворот поворот. Пусть покажет себя, сдаст экзамен, отказать всегда можно.

– Я думала, Мартышкин – твой друг. – Опять же спиртом бесплатным снабжает, – рассеянно говорила Нина.

– Тин Тиныч – друг, но принципы дороже.

– Я думала, ты успокоился, – твердила Начинкина своё, – и между прочим, Лев Львович давно проследовал к Терентьичу. Не забудь позвать его на годину. Напомни.

Услышав о Ласкине, Василий резко отодвинул тарелку и, не прощаясь, побежал на выход.

Начинкина в окно наблюдала за Грешновым, бежавшим со всех ног к гаражу. Немецкая овчарка по кличке Берта еле поспевала за ним.

Нина не обиделась. Она знала, что её залётка боится упустить зарплату для себя и своих «оруженосцев».

В гараже Павла Терентьевича, кроме хозяина и Лёвы Ласкина, был ещё один гость – Петя Истуканов.