Алексей Дьяченко - Человек. Сборник рассказов-2

– Давай, успокойся. Принц скорби. Расскажи без эмоций, что учительница не смогла или не захотела тебе объяснить.

– Она уверяет, что минус, помноженный на минус, в результате дает плюс. А разве такое возможно? Я понимаю так. Если плохое умножается, то хорошего не жди. Хорошо от этого может стать только мерзавцу, да и то, если он за всем этим наблюдает со стороны. Разве я не прав? Если плохое умножать на плохое, то уж хорошего из этого точно не получится.

– У тебя, Василек, гуманитарный склад ума. У Пушкина в «Маленьких трагедиях» поверяли алгеброй гармонию. Что же, нелегкая у меня задача. Придется при помощи гармонии объяснить тебе законы математики. Лет эдак, сорок назад работал я в одном научно-исследовательском институте и был у нас там директор – Галактион Андреевич Рубль. Да, да. Такая фамилия была. Среди нас, молодых специалистов, он пользовался исключительно дурной славой. Поговаривали, что в молодости у него была безумная взаимная любовь, которую он предал ради карьеры. С тех пор достиг заоблачных чиновничьих высот, но печать предательства своего истинного чувства раз и навсегда закрыла ему двери в храм высоких отношений с женщинами. Я не слишком высокопарно говорю? И поэтому житья от него, упыря, никакого не было. В особенности доставалось женатым и замужним. Ненавидел. Придирался. Житья не давал в самом прямом смысле этих слов. Вычеркивал семейных из очереди на жилплощадь и вписывал на их место холостых. Считая, что семья и наука вещи несовместимые. И была в институте младшая научная сотрудница Полина Полушкина. В молодости болела, врачи и родные были уверены, что умрет, но выздоровела и сразу после школы пришла в институт. Работала лаборанткой, затем… Но, все это не важно. Важно то, как себя вела, а также и то, что между нами, сотрудниками, сложилось твердое убеждение на ее счет, что лучше бы она… Таво-с. Ну, ты меня понял. Настолько вредная была барышня, что словами не передать. В институте, таким образом, образовалось два центра зла. Два абсолютных минуса. Галактион Андреевич и Полина. Два демона, два монстра, которые рано или поздно должны были встретиться в смертельной схватке, только затем, чтобы перегрызть друг другу глотку. Тут необходимо уточнить, что друг друга они ненавидели больше, чем всех остальных институтских. Дело в том, что у Полины отец был начальником отдела. Эдакий современный Кулибин. Внешне неповоротливый, медлительный, но имел на плечах золотую голову и, конечно, не мог не раздражать завистников. С него все и началось. Он-то и сделался камнем преткновения. Чтобы не забивать тебе голову ненужными подробностями, поясню просто. Изобрел он «Важную вещь». Все это сразу поняли и захотели примазаться. Когда не получилось, решили попросту оттеснить, а эту «Важную вещь» выдать за свою. И у них почти получилось. «Кулибин» от схватки самоустранился. Как с гениями это часто бывает, вся энергия ушла на открытие, на то, чтобы бороться с подлецами, не осталось сил. И вот, тут на авансцену вышла его доченька. Уже известная тебе Полина. Полагаю, ей просто причина была нужна для скандала, а уж о правах отца она в последнюю очередь думала. Как бы там ни было, это был поступок. Возможно, первое и единственное в ее тогдашней жизни доброе дело. Ворвалась она в директорский кабинет, как Советская армия в Вену, и давай бушевать и скандалить. Замечу, что с Галактионом Андреевичем и тихо разговаривать в институте никто не смел. Все только указания получали и безропотно, беспрекословно их исполняли. А тут такое! Все слышавшие, что в директорском кабинете творилось, думали, убивают друг друга. Ор стоял такой, что стекла в рамах дрожали. Блокадница баба Маня бросила тряпку с ведром, убежала, спряталась, вспомнила бомбежки. Долго кричали, а потом затихли. И все. Все в институте изменилось. Все произошло молчком. Догадываться стали после того, как ИРЧ, так мы сокращенно звали нашего Галактиона, Изверг Рода Человеческого, разрешил Полушкину свои идеи воплощать. И Полина как-то подозрительно стала потише, помягче себя вести. И ИРЧ утратил свой «взгляд Василиска», которым всеобязательно сверкал на подчинённых при общении. И только тогда наши недоумения разрешились окончательно, когда они объявили о своей свадьбе. Все это более походило на сюжет для романа, нежели на правду. А что касательно нас, институтских, то просто радуга появилась над ратным полем. В начале никто не поверил, а когда поверили, уже и не знали, радоваться этому событию или горевать. Ей двадцать восемь, ему семьдесят два. Вместе – сотня. И тут угадал Рубль, ничего не скажешь. Полина вскоре родила ребенка. Материнство пошло ей на пользу. Совершенно переменилась. Сияющие любовью глаза, улыбка, которую невозможно спрятать. Счастливый смех. И «наш» опростел. Джинсы на нем увидели, курточку с футболочкой веселого цвета. Виноватая, но от этого не мене счастливая улыбка. Ни дать, ни взять, ковбой Клинт Иствуд, получивший Оскара. И ребенок – куколка, загляденье. Бывают же такие чудеса. А ты говоришь: «Не верю». Вот! Сама жизнь показывает. Жили порознь два злодея, два «абсолютных минуса», а соединившись, преумножившись, стали стопроцентно положительной парой. Хорошими, добрыми людьми. Не знаю, помог я тебе или нет, но других примеров не припомню.

На следующий день Василий Смекалкин оставил математический лицей и перевелся в лицей с гуманитарным уклоном.

Была в моей жизни такая женщина – Александра Теплякова, с которой постоянно, в течение трех лет играл в шашки.

В шашки я играл хорошо, всех обыгрывал. Играть научил меня отец, он относительно неплохо играл. К десяти годам я стал его обыгрывать. Обыгрывал всех во дворе, в пионерлагере. В четырнадцать лет записался во дворец пионеров на Ленинских горах. Преподавал мне Носков Анатолий Алексеевич, который на чемпионатах мира постоянно занимал второе место. Ему тогда было двадцать семь лет. Он мне казался старым дядей. В три часа дня я туда приезжал, в девять вечера возвращался домой. Я сознательно уезжал со двора, чтобы не нарываться.

К тому времени я уже состоял на учете в детской комнате милиции, колонией пугали. Раза два мне нос разбивали, я кому-то что-то разбивал. И всегда это заканчивалось милицией. У других как-то обходилось, а я как вмешаюсь в драку, так закончу день в отделении. Маму вызывали, в школу бумагу отправляли. Так что шашки для меня стали спасением.

Чем мы там занимались? Сидели и играли в шашки. Нам рассказывали теорию, показывали комбинации, разъясняли законы шашек. В шашки я проиграл с четырнадцати до шестнадцати лет.

Жизнь, она как шашечная партия. Мой тренер по шашкам говорил: «Чтобы правильно сыграть партию, надо правильно начать». Он прав. Надо правильно сыграть дебют, развить наступление, все подготовить. И вот в конце, когда у тебя правильная позиция, правильно расставлены шашки, ты делаешь блестящий эндшпиль и выигрываешь партию.