Анна Горяинова - 8 лет без кокоса

Иногда поблизости появлялись сыновья Салима, они ловили рыбу и собирали мидий во время отлива. Наше общение ограничивалось приветственными взмахами рукой. Вечером я по косе добредала до поселения, где ужинала рыбой с овощами и бедуинским чаем. Ко мне подсаживался Салим с неизменным косяком, и гостеприимно предлагал присоединиться. Я отказывалась и предлагала ему джина, предусмотрительно захваченного с собой. Салим, в отличие от меня, от угощения не отказывался никогда. Мы практически не разговаривали, и это никого не напрягало. Так и сидели над стаканами, в клубах дыма, некоторое время, в молчании созерцая звезды, пока я не прощалась, отправляясь спать. Через три дня я попрощалась окончательно и отправилась в обратный путь. Я удивлялась на каждом шагу красоте тех мест, через которые прохожу, и поражалась, как же этого можно было не заметить по дороге в Лагуну. Сколько же еще всего я не заметила, пока носилась по жизни, как оглашенная? Сколько всего пропустила? И по каким причинам? Автоматическая отмазка городского человека: «нет времени» здесь не работает. На что нет времени? Остановиться, сделать вдох и оглянутся вокруг? Заметить, наконец, что сегодня прекрасный солнечный день, а облако над головой удивительно похоже на сказочного единорога… Да куда уж там, когда жизнь несется мимо с такой скоростью, что к концу рабочего дня ты плохо помнишь, какой на дворе месяц и как тебя зовут. Да и зачем – первое не важно, пока в офисе и машине исправен климат-контроль, а имя-отчество рано или поздно напомнят подчиненные. Ну какие к дьяволу красоты природы, когда жителю мегаполиса и дышать-то толком некогда? Будильник – вдох – кофе – пробка – черт, опаздываю! – уф, успел – посмотри электронную почту срочно – дорогая, все изменилось: на выходные лечу в Шанхай по работе – бутерброд съеден на бегу между этажами – приступ гастрита заеден но-шпой, надо все же дойти наконец до врача – куда смотрели эти идиоты, отправив коносамент вместо Владивостока в Гондурас! – ура, домой, как хорошо, что хоть в десять вечера нет пробок – черт подери, опять президентский картеж Садовое перекрыл! – любимая, я умер, поговорим завтра – выдох – будильник… Эй, человечество, сбавь обороты! Так ведь и до вымирания вида недалеко. А в учебниках для киборгов потом напишут: «Предположительно, люди вымерли в результате всеобщего кислородного голодания»…

Уже перед самым Блю Холом тропинка ушла резко вверх, и пришлось лезть в гору, пыхтя и тихо матерясь. Зато когда я выползла на ровную площадку, передо мной открылась просто фантастическая картина. Далеко внизу было море, совершенно прозрачное и спокойное. И я, стоя на скале метрах в пятнадцати над ним, увидела на воде собственную тень. Постояв так некоторое время, с сожалением вспомнила, что пора идти, ведь завтра я улетаю, а надо еще успеть со всеми попрощаться и поблагодарить.

И вот, добравшись до Дахаба, я топала по набережной в свой кэмп, дабы привести себя в порядок или хотя бы отскрестись от соли. После Лагуны Дахаб, состоящий из двух с половиной сонных улиц, показался мне оживленным и суетливым. Первой же знакомой рожей, встреченной на набережной, стал Тишина. Который был несколько обескуражен тем, что я без предупреждения накинулась на него с объятиями – перед моим уходом в Лагуну мы разругались чуть не до драки.

– Анна-на… Ты чего это?

– А я вообще людей люблю!

– А, понял – накурил тебя Салим! – обрадовался Тишина, которому это сделать так и не удалось. Я не стала его разубеждать – мне пофиг, а человек пусть порадуется. Обнявшись и горланя песни «Битлз», мы с Тишиной двинулись в сторону ближайшего кафе с твердым намерением напиться в честь примирения и моего предстоящего отъезда… За ужином я рассказала ему о встрече с бедуином по дороге в Лагуну.

– Да уж, там осторожнее надо. В горах – плантации с анашой, которые чуваки с «калашами» охраняют. Стреляют в любого незнакомца без предупреждения. Сам, сколько здесь живу, ничего такого не видел, но – люди говорят…

***

– У нас был ужасный отель! Все включено, а огурцов на шведском столе ни разу не ложили! За что только деньги плачены! – из приятных воспоминаний меня выдернул голос пергидрольной тетушки-тумбочки, которая верещала на весь аэропорт Шарм-эль-Шейха. Согласно билетам, мы уже часа два как должны были быть в воздухе, но пока даже не объявили регистрацию. Вот она, романтика чартеров…

– А у нас анимация была ни к черту! Мало развлечений совсем – ни клоунов тебе, ничего. Один танец живота каждый вечер… – жаловалась в ответ увешанная золотом мадам неопределенного возраста с откровенно перекачанными силиконом губами. Насколько я могла судить, она прибыла на отдых в обществе толстопузого «папика». Ему, что ли, клоун понадобился?..

– Арабы, что поделаешь… – это ни с того ни с сего включился «папик», обдав окружающих волной многодневного перегара… И тут мерзкий фальцет одной из моих клиенток, певицы Вивианы Сволочковой буквально пригвоздил меня к месту:

«Бе-бе-бе!» – заголосила группа «Стервочки» на подпевках. Шмотки, тусовки, скучающая по у. е. Вивиана, кто какой отрастил целлюлит и кто кому дал – Боже, как далеко все это. Как будто во сне приснилось. В кошмарном… Нет, только не туда!

– Вивианочка встречается с Фомой Митяевым! У них свадьба скоро! Они такая красивая пара! – чирикала тетушка-тумбочка, тыкая всем окружающим под нос свой телефон. В памяти несчастного аппарата хранилось полное собрание бесценных сочинений Сволочковой, ее хищно осклабившийся отбеленными зубками портрет, а так же подловатая рожа сериального актера Митяева.

– Да не будет свадьбы – Фома Митяев гей! – выдав напоследок «серьезную коммерческую тайну», я развернулась к изумленной публике спиной и направилась к выходу из аэропорта.

– Я не верю! Я в газете «Жизнь» читала! – неслись мне во след рыдания митяевской поклонницы, оскорбленной в лучших чувствах.

Микроавтобус русской серф-станции еще не уехал обратно в Дахаб. Водитель с редким для араба именем Мухаммед топтался возле машины, поджидая последних клиентов с прибывшего сегодня авиарейса.

– Салям, Мухаммед! Yes, I am coming back!

– раздавалось из старой магнитолы микроавтобуса, уносящего меня и компанию охотников за ветром в дикие горы. Мы подпевали, как могли. Вокальным талантам способствовала пущенная по кругу бутылка виски. «За приезд!» «За ветер!» «За Дахаб!» «За правильные решения!». Под одобрительное улюлюканье попутчиков я порвала обратный билет и выбросила его в окно. Ветер подхватил клочки и, кружа, понес их куда-то в сторону Израиля…