Владимир Козлов - Хвост фюрера

– Чего товарищи желаем?

– Пива четыре кружки и колбасы копчёной, – сказал Глеб, – только колбаску порежь тонко, как лист бумаги. Короче обслужи нас, как полагается.

– Будет сделано, – захлопотал перед ними армянин, – идите, садитесь за крайний столик, я сейчас вас обслужу, как вы просите.

Увидав, что крайний столик пустой и чистый, сели за него. Не показывая вида, что заинтересованы армянином, они не смотрели в его сторону, а только курили и вели непринуждённый разговор.

Арсен не стал дожидаться, когда отстоится пиво, подал им кружки, наполовину заполненной пеной и тарелочку с тонко нарезанной колбасой. Поставив перед ними заказ, он сказал:

– С вас рубль шестьдесят.

Феликс отсчитал из кошелька нужную сумму и, положив её на стол, закрыв деньги ладонью, спросил:

– Ты где так экономно пиво разливать научился сынок?

– Что вам не нравиться? – скривил лицо армянин.

– Ты не нравишься! – смело возмутился Глеб, – тебе же сказано было обслужить нас по уму, а ты принёс нам по пол кружки пива. Уважь старших и долей пивка?

Армянин нехотя, но подчинился требованиям капризных посетителей. Забрав назад кружки, он сходил и, дополнив их до краёв, принёс назад.

– Вот это другое дело, – сказал Глеб, – пиво в норме, а вот колбаска у тебя с душком? – сам, что ли делал?

– Ты, что дядя у меня, что мясокомбинат свой стоит за павильоном? – нагло заявил Арсен.

– За павильоном мы там ничего подобного не видали, а вот колбаска явно не рижская и древняя, как собор Василия Блаженного. Ты нас случаем травануть не собираешься? – нарочито доставал армянина Глеб, хотя колбаса была вполне съедобная, и мало чем отличалось от рижской колбасы.

– Ты дядя если не хочешь колбасы не бери, посмотри, все её едят и ничего, а ты мне фокусы выдаешь. Ты что Эмиль Кио, – показал он пальцем на знаменитого иллюзиониста.

– Я не Кио, – но будь добр нарежь рижской колбаски, а эту тухлятину ешь сам, а когда до конца нас обслужишь, я тебе скажу кто я.

– Сразу видно вы из России, – бросил армянин Глебу, – латыши не позволяют так себя вести. Они народ цивилизованный.

Он забрал тарелку и тут – же принёс колбасу другого сорта в большой красивой тарелке. Глеб бросил одно колёсико колбасы в рот и, прожевав его одобрительно, сказал:

– Вот это, что нужно Арсен, а то принёс нам годовалой Новочеркасской колбасы, которую и не прожуёшь моими вставными зубами.

Армянин сразу изменился в лице и руки его задрожали. Приняв капризных посетителей за работников ОБХСС, он смахнул полотенцем крошки со свободного стула и сел на него:

– Вы что не знаете, что с вашим Семёновым у нас полнейшая договоренность есть по поводу реализации этой колбасы. С ним лично мой отец договаривался.

– Да плевать нам до твоей колбасы, – вставил Феликс, – ты крысёнок кореша нашего обул в своём родном городе. Думал, в Прибалтике спрячешься, и тебя не найдём? Порежем тебя и всю твою родню до десятого колена на куски, как вот эту колбасу, – и он поднес к его глазам нарезку колбасы.

Армян привстал со стула, но тяжелая рука Глеба легла на плечо Арсена и усадила на место:

– Слушай его сынок и не брыкайся? – А к словам моего друга я могу тебе ещё добавить, что он забыл упомянуть о твоей беременной жене Лайме. Её тоже никто не пожалеет.

– Вы кто и что вам надо? – не мог совладать с дрожью армянин.

– Мы воры в законе, – сказал Глеб, – и обул ты в Новочеркасске нашего друга, а это безнаказанно не проходит. Ты не только его ограбил, а залез в нашу святыню, который называется общаком и принадлежит только ворам. Даже легавые на эту святыню боятся посягать. Чуешь, чем это пахнет?

– Пьяный я был тогда, – проглотил слюну армянин, – не знаю, что на меня нашло. Если бы я знал, что он такой важный товарищ я бы близко к нему не подошёл.

– Кого ты обескровил, – тебе догадаться было не трудно по стволу, который ты прихватил вместе с кожаном. Простые люди не носят подобные игрушки. Так, что фуфло нам не гони гребень пархатый, – стукнул по столу кулаком Глеб.

– Мамой клянусь, что я только после обнаружил ствол в кармане, а назад отнести побоялся. С ним ничего не случилось, я вам верну его.

– Ещё бы ты не вернул, – схватил Арсена за подбородок Глеб, – и не только его.

– Сегодня всё отдам, – взмолился армянин.

– Завтра ты отдашь кожан и деньги, а ствол привезёшь в Горький вот сюда через неделю, – и Глеб положил перед ним листок бумаги с записанным на нём адресом. Это была конспиративная блатная хата на Ильинской улице города Горького.

– Хорошо, хорошо, – обрадовался такому исходу Арсен, – а завтра, где я вас встречу?

– К тебе подойдёт человек, – если нас не будет и скажет, пришёл от Тагана, отдашь ему всё в сумке, а ствол сам вывози из Риги. Нам риск такой не нужен. Палиться из-за ствола, который, ты сшушарил у нашего друга нам не в кайф. Но предупреждаю тебя, если ты его через неделю не доставишь по заданному адресу, то заказывай себе венок и готовь тазик кутьи на поминки для своих родственников. Обратный силы наш приговор иметь не будет.

– Понял я всё, – стучал по груди себя Арсен и тут – же расплылся в улыбке.

Такой поворот дела ему был на руку. Он слышал про воров в законе и знал, что с ними шутить опасно для здоровья.

– Ну, если ты понял, то мы пошли, – встал с места Глеб, – а пиво это пей сам. И запомни, – особо не радуйся нашему милосердию? Сегодня у нас с тобой была всего лишь преамбула серьёзного разговора. Продолжать его будет твой старый знакомый. Как ты с ним договоришься, это второй вопрос. Даю на прощание мудрый совет. Будь с ним сговорчивее. И всё будет в елочку.

Феликс продвинул к нему свою ладонь, где лежали деньги за пиво и, встав вслед за Глебом, сурово бросил армянину:

– Нельзя с прохладцей к своей жизни относиться. Её надо любить и беречь! Особенно таким молодым и красивым, как ты!

Арсен смотрел облегчённо взад уходящим суровым посетителям и мысленно благодарил бога, что так легко отделался от рядом пробежавшей его грозы.

В этот день они больше никуда не поехали, – дело было сделано, и они наметили отъезд, домой наследующий день в воскресение. Но добираться решили, не самолётом, а поездом. Весь этот вечер Глеб и Феликс глушили водку и бутылочное пиво. Один Финн пил чифирь и ел апельсины. К восьми вечера Глеб отстегнул свой протез и завалился спать, но в воскресение он проснулся первым. Стараясь никого не будить, он тихо закрепил свою липовую ногу и прошёл в ванную. Там он по грудь вымылся, затем побрился, после чего ушёл на кухню разогревать чайник. Когда чайник закипел, он бросил в бокал добрую жменю индийского чаю, от чего вода сразу потемнела. Чай получился купеческий, – он пил, его маленькими глотками думая при этом, как возвратить Марису чемоданчик. Либо передать ему его в руки, – либо положить на старое место.